Читать интересную книгу Возвращение - Хокан Нессер

– Кажется, у интенданта сегодня случился крах иллюзий. – Морено сочувственно улыбнулась.

– Вовсе нет, – возразил де Брис. – Ассистент неправильно поняла природу моих рассуждений. Я с удовольствием поеду хоть на Шпицберген и расспрошу там каждого проклятого пингвина, что он думает о парниковом эффекте… но только если это будет в твоей компании, вот так. За нас!

– За нас. Однако, – усомнилась Морено, – мне кажется, на Шпицбергене не водятся пингвины. Ну да, а завтра в любом случае появятся новые задания, правда?

Де Брис кивнул:

– Думаю, да. Пусть комиссар и Мюнстер сами выруливают из всего этого. Только боюсь, что это окажется нелегко.

– Да, наверное, нелегко. А ты на самом деле как думаешь? Раскроют они это в результате?

Де Брис прожевал последнее печенье и немного подумал.

– Понятия не имею. Хотя у меня такое чувство, что раскроют. ВВ, наверное, выйдет из больницы с окрепшей бульдожьей хваткой. С ним будет трудно поладить.

– Как будто это раньше было легко.

– Да, – вздохнул де Брис. – В этом ты, конечно, права. Хорошо, что я на нем не женат.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ничего.

Морено посмотрела на часы:

– Кстати, по-моему, пора закругляться.

– Согласен, пора. Спасибо за прекрасный день. Да и вино уже закончилось, иначе я бы охотно за тебя выпил.

– Ты уже сделал это два раза, – констатировала Морено. – Достаточно. Я не терплю чрезмерного количества лести.

– И я тоже. Пойдем домой.

31

Войдя в кабинет, в первые доли секунды Ван Вейтерен подумал, что не узнает его. В голове пронеслась мысль, что после двенадцатидневного отсутствия можно ошибиться дверью, но потом стало понятно, что это тот самый старый кабинет, в котором он работал. Может быть, его смутило яркое послеполуденное солнце, бросающее косые лучи через грязное окно. Вся дальняя стена за письменным столом, занятая книжными полками и шкафами с документами, купалась в ярком, слепящем солнечном свете. В лучах кружилась пыль. Жара была как в печке.

Комиссар подошел к окну и открыл его. Задвинул жалюзи и таким образом довольно сносно отразил атаку раннего лета. Оглядевшись, он понял, что перемены совсем не так радикальны, как показалось на первый взгляд.

Если точно, их было три.

Во-первых, кто-то прибрал на столе. Сложил бумаги в одну стопку, прежде они лежали веером. «А на самом деле, не так уж и плохо», – оценил Ван Вейтерен. Странно, что ему самому это не пришло в голову.

Во-вторых, кто-то поставил у телефона вазу с желтыми и фиолетовыми цветами. «Сразу чувствуешь, что ты популярен и любим, – подумал Ван Вейтерен. – Строг, но справедлив… глубоко внутри».

В-третьих и в последних, появилось новое кресло. Серо-голубого цвета. Этот цвет напомнил ему пальто, которое Рената как-то купила в Париже во время одного катастрофического отпуска. Цвет назывался «провансальский голубой», если, конечно, память ему не изменяет, на что она способна. Во всяком случае, у кресла были мягкие подлокотники, регулируемая спинка и подголовник, что в целом напоминало сиденья в вагоне первого класса в какой-то из соседних стран, в какой именно – он не помнил.

Комиссар осторожно сел. Сиденье оказалось таким же мягким, как и подлокотники. Спинку не закрепили. Под сиденьем имелось несколько рычагов для регулирования всевозможных функций, а именно: высоты сиденья, положения спинки, степени ее подвижности и других. На столе лежала инструкция с цветными картинками и подробным описанием кресла на восьми языках.

«Ну и ну, – подумал Ван Вейтерен и начал осторожно нажимать на один из рычагов согласно инструкции. – Здесь я удобно посплю в ожидании пенсии».

Через двадцать минут все было готово, и как раз когда он уже начал прикидывать, как будет проще и быстрее всего раздобыть пива, позвонили из приемной и сообщили, что к нему пришла посетительница.

– Пусть проходит наверх, – распорядился Ван Вентерей. – Я встречу ее у лифта.

В субботу в здании полиции народу было немного, и ему не хотелось очутиться в ситуации, в которую как-то угодил Рейнхарт. Однажды тот не встретил шедшего к нему доносчика, у которого оказались не самые хорошие способности к ориентированию, в результате чего он зашел в кабинет начальника полиции и уснул там на диване. Хиллер сам нашел его утром в понедельник, и, как Рейнхарт ни оправдывался, говоря, что двери в свой кабинет можно и закрывать, например воспользовавшись таким устройством, как ключ, начальство не увидело в этом смягчающих его вину обстоятельств.

– Ваше имя Елена Клименска? – начал он, когда женщина села на стул для посетителей.

– Да.

Перед ним сидела, без сомнения, довольно элегантная дама лет пятидесяти – пятидесяти пяти, как оценил комиссар, с темными крашеными волосами и запоминающимися чертами лица, слегка подчеркнутыми тщательно продуманным макияжем. От нее пахло дорогими духами. Во всяком случае, так решил Ван Вейтерен.

– Меня зовут комиссар Ван Вейтерен, – представился он. – Как я объяснил, у меня к вам разговор по поводу ваших свидетельских показаний в связи с судом над Леопольдом Верхавеном в Маардаме в ноябре тысяча девятьсот восемьдесят первого года.

– Это я поняла. – Она сплела пальцы рук на черной лакированной сумочке.

– Расскажите мне, пожалуйста, на что вы опирались в своих показаниях?

– Я… я не совсем понимаю.

Ван Вейтерен достал из нагрудного кармана новую зубочистку и стал ее внимательно рассматривать, одновременно пробуя менять позицию спинки кресла.

«Неплохо, – подумал он. – Кресло может прекрасно подходить для допросов. Хотя, конечно, жертва в таком случае должна сидеть на треногой табуретке или на ящике от овощей».

– Ну? – сказал он.

– Мои свидетельские показания? Да я просто случайно проходила мимо и видела их… там за торговым центром.

– Кого их?

– Его и ее, конечно. Верхавена и ту женщину, которую он убил… Марлен Нитш.

– Где вы проходили?

– Что, простите?

– Вы сказали, что проходили мимо. Я хочу знать, где вы находились, когда их увидели.

Она откашлялась.

– Я шла по тротуару улицы Звилле и видела их на Крегерлаан…

– Почему вы подумали, что это именно они?

– Я их узнала, разумеется.

– До или после?

– Что вы хотите сказать?

– Вы знали, что это Леопольд Верхавен и Марлен Нитш, когда видели их, или поняли это потом?

– Конечно, потом.

– Вы были знакомы с кем-то из них?

– Нет.

– На каком вы были расстоянии?

– Восемнадцать метров.

– Восемнадцать?

– Да, восемнадцать.

– Откуда вы это знаете?

– Расстояние замерила полиция.

– Как они были одеты?

– На нем были голубая рубашка и джинсы. На ней – коричневая куртка и черная юбка.

– Не очень заметная одежда.

– Да. Почему она должна быть заметной?

– Потому что легче узнать человека, когда имеются заметные детали. У них были такие детали?

– Нет, не думаю.

– Как вы связались с полицией?

– Они искали свидетелей через газеты.

– Вот как? И вы откликнулись?

– Я считала, что это моя обязанность.

– Сколько времени прошло к этому моменту… хотя бы примерно?

– Месяц, может быть, полтора.

Ван Вейтерен сломал зубочистку:

– Вы хотите сказать, что вспомнили двух человек, разговаривающих у машины, через… шесть недель?

– Да.

– Незнакомых вам людей?

– Конечно.

– У вас были особые причины их запоминать?

– Ну… нет.

– Сколько было времени?

– Простите?

– Сколько было времени, когда вы проходили по Звилле и видели их?

– Без семи или восьми минут десять.

– Откуда вы это знаете?

– Времени было столько. Что в этом удивительного?

– Вы посмотрели на часы?

– Нет.

– Куда вы шли? Вы торопились на встречу или что-то в этом роде?

– Я делала покупки.

– Понимаю.

Комиссар сделал паузу и откинулся на спинку так тяжело, что ноги оторвались от пола. На какой-то момент он почувствовал себя в невесомости.

«Жаль, что нет рычага, который бы переносил человека во времени», – подумал Ван Вейтерен рассеянно, но вскоре снова вернулся к контролю над ситуацией.

– Госпожа Клименска, – сказал он, дотронувшись одновременно ногами до пола и ладонями до письменного стола. – Теперь я жду ваших объяснений… Максимально медленно и подробно… Мне, знаете ли, иногда трудно понять. На основании ваших показаний человека признали виновным в совершении убийства с особой жестокостью. Он отсидел за это в тюрьме двенадцать лет. Двенадцать лет! Если бы вы не вмешались, вполне возможно, что его бы оправдали. Черт возьми, объясните мне наконец, как вы можете быть уверены в том, что видели одиннадцатого сентября тысяча девятьсот восемьдесят первого года без семи с половиной минут десять разговаривающих у машины Леопольда Верхавена и Марлен Нитш! Как?

Елена Клименска выпрямила спину и посмотрела ему в глаза без тени смущения: