— Замечательно, Филипп, ах, как замечательно! Мы всю землю оглядим, все покажем. Давно бы надо разрешить, дорогой.
В глазах Эли тоже была радость. Однако вела себя девушка намного сдержаннее. Видимо, поэтому Филипп обратился к ней.
— Знаешь, мне очень бы приятно — вместе с вами, а?
— Решающее слово не за мной. Но если обещаешь не терроризировать своими требованиями, тогда мой голосишко «за»…
Филипп повернулся к Селянину, но тот ответил:
— Я, как Эля…
— А мое условие тебе известно, — сказала Эля. — Дай клятву…
— Но, Эля…
— Значит, не можешь дать?
— Эля!
— Даешь клятву?
— Ну ладно, ладно… Я буду делать лишь то, что позволишь ты…
— Увернулся, хитрец. Быть по сему… Я правильно сказала, капитан? Быть по сему?
— Куда отправимся? Валентин, твое слово, дорогой.
Селянин оглянулся на Элю.
— Нас давно ждет Ноэми, моя подруга, — сказала девушка. — И я тоже прошу… Вы не пожалеете, если согласитесь. Можно полететь, можно — на «синей молнии».
— Я за полет, — ответил Селянин, — подземная дорога не позволяет видеть окрестностей.
— Заказать быстролетную машину?
— Заказывай, Халил.
— Если можно, отправимся чуть позже, часа через два, — попросил Филипп, тоже обращаясь к Эле. — Мне надо уладить кое-какие дела в институте. Я постараюсь поскорее, но… В общем два часа надо…
— Дадим ему столько времени? Или отомстим за придирки? — с шутливой угрозой спросила Эля.
— Я за то, чтобы отомстить, — поддержал ее Валентин. — И два часа — это немыслимо много. Я, пожалуй, согласился бы подождать, но лишь сто девятнадцать минут с шестьюдесятью секундами. Ни на мгновенье дольше!
Они были почти ровесниками и умели понимать друг друга.
Когда Филипп, а за ним и Эля ушли, Халил, гася улыбку, чуточку виновато спросил:
— Можно напомнить о твоем прошлом?.. Я не знал, а теперь знаю: ты любил девушку, очень похожую на Элю.
— Ну и что?
— Не смотри на меня так сердито, дорогой… Скажи, та девушка была еще лучше, чем Эля?.. Наверное, лучше. Иначе ты был бы повнимательнее к Эле. Ты всегда был бы внимательным, таким, как во время недавнего разговора… Пусть Эля тебе кажется хуже той девушки, но ты, дорогой, не успел еще узнать ее. Она очень замечательная, ах, какая замечательная! Мы два года назад познакомились, когда в лунном профилактории возле кратера Плиний отдыхали. Есть такой кратер на Луне. Возле равнины, которую в древности морем Ясности назвали. Вот там я и отдыхал, дорогой… А однажды вздумалось нам спуститься в кратер. Много нас было. Весело было. Прыгали с камня на камень, силой хвалились. Такие глыбищи выворачивали, которые на Земле не всякому роботу под силу… Шуток много, смеха много. А для меня едва бедой не кончилось. Потом нам сказали: сейсмический толчок был. Легонький — так нам сказали. А я чуть в пропасть из-за него не свалился. Камень подо мной закачался, и я стал падать. Конец бы мне, если бы не Эля. Раньше я не знал ее, только после этого случая и познакомился. Схватила меня, растянулась плашмя и держит… А я вниз головой вишу… Потом товарищи подоспели, помогли ей… Вот тогда я и узнал Элю. Друзьями стали, очень большими друзьями. Замечательная девушка, ах, какая замечательная! — повторил Халил с еще большим воодушевлением.
— Кто спорит?! — глухо и с внезапно прорвавшейся болью вымолвил Селянин.
Халил чутко уловил эту боль и почти в испуге посмотрел на Валентина. Он понял, что за этим.
— Ты собирался заказать машину, — напомнил Валентин.
— Заказ?.. Ах да, заказ… Сейчас закажу, дорогой.
Они делали вид, что ничего особенного не случилось, никакой перемены в их отношениях нет и не может быть.
Но Валентин корил себя, что не сумел сдержаться, выдал тайну. И перед кем?.. Уж сегодняшний разговор Халил, конечно, запомнит.
Впервые Валентин подумал, как хорошо, что с ними полетит Чичерин.
А через два часа вся компания была высоко-высоко в воздухе. Валентина опять поразила машина, снаружи очень похожая на серебряную линзу. Пять кресел, стол между ними, чуть голубоватый потолок, пропускавший приятный, ласковый свет солнца. А стен, как и во всех нынешних летательных машинах, будто не было вовсе. И пол, когда Валентин посмотрел на него, стал вдруг на глазах светлеть, открывая облачко внизу, зеленые склоны гор справа и морскую гладь слева. Что там, на земле? Кто и что делает? Едва подумав об этом, Валентин увидел, кажется, совсем рядом, чуть впереди, крону деревьев и кого-то, вернее, что-то неторопливо передвигающееся по земле. Не то металлическая короткая гусеница с множеством ножек, не то странный ленточный транспортер.
Как он смог все это увидеть, не снижаясь, — а снижение он почувствовал бы — Валентин не знал. Это была еще одна необычность нового мира и новой техники.
Машина бережно охватывала деревца, и тотчас вниз, к люку, опускались похожие на апельсины крупные плоды. Какая сила срывала и, поддерживая, опускала их, что происходило внутри машины, разглядеть нельзя было. Но где-то ближе к хвосту странного агрегата появился ящик с плодами, вспрыгнул, как живой, на другие такие же ящики, и тотчас один сегмент гусеницы отделился и помчался под зеленую крону сада. А на его место встал его собрат, ждавший где-то рядом, за деревьями. Плоды в ящиках были уже не сплошь светло-желтые, а в красную полоску, Их явно рассортировали и обработали прежде, чем уложить.
Людей не было. Машина управлялась самостоятельно. Значит, кибернетическое устройство? Вроде Сани? Валентин покосился вправо, где сидел его робот. Опять он вместе с ним. Нет в Сане нужды, совсем нет.
А Саня внезапно поднялся, что-то взял со столика, протянул Валентину, Бокал с прохладным соком? К черту! Впрочем, нет, хочется пить. Вот ведь бестия! Угадал желание, которое до этого не осознавал сам Валентин. Там, внизу, робот, конечно, попроще Сани. А что фрукты зимой убирают — в новое время все не так, как было когда-то.
Хотя в двадцатом веке где-нибудь на юге, например, в Алжире, оставляли на деревьях апельсины до самой весны: лучше сохраняются.
Селянин опять взглянул вниз и не увидел ни сада, ни машины. Синяя полупрозрачность воздуха, и где-то за ним совсем уж синяя земля. А Валентину — он сам не знал почему — именно эта стародавняя синь была сейчас дороже и ближе любых необыкновенностей. Горы, снег на одной из вершин, будто небрежно наброшенный белый платок, глубокие синие долины с черными скалами, серые гнутые проволочки речушек — это было из его времени, из его земли. Ничего больше и не нужно. Он и так будет счастлив. Только бы не кончалась синь внизу, только бы тишина и возможность отвлечься от трудных дум.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});