на ковёр. Это уже приятно. Повинуясь импульсивному порыву, я вдруг протянул руку и почесал горбуна за ухом. Но прежде чем до меня дошло, ЧТО вообще я творю, старик-сторож неожиданно расслабился и удовлетворённо заворчал.
Мы простояли так минуты три: я чесал, он довольно жмурился. За этим делом нас и застукал выруливший из-за поворота Денисыч. На лице его не отразилось ни малейшего удивления:
– Бро, ты не к директору? Ну, там типа, если что – я вчера не напивался. Пил, но не в дрова же, да? Пжалуйста!
– Без проблем.
И когда я прошёл мимо, тихо добавил вслед:
– И это, того… ты не приманивай его так уж, слишком, потом не отвянет…
Не уверен, что я всё расслышал правильно. Диня часто спьяну или в муках похмелья несёт маловразумительную чушь. Короче, я по-быстрому переоделся, и тот же суровый Церберидзе проводил меня до директорского кабинета. Получалось всего два поворота и один длинный коридор вообще без дверей. Но мне почему-то казалось, иди я сам, то даже с планом эвакуации на руках нипочём бы не добрался до нужного места.
Я поблагодарил сторожа, и он впервые ответил мне каким-то подобием улыбки, больше похожей на собачий оскал с вываливанием языка вбок. Лучше б он этого не делал, жутковатое зрелище, если честно. Я собирался предварительно постучать, но дверь гостеприимно распахнулась сама. Меня ждали Феоктист Эдуардович и смущённый Земнов.
– Спешим приветствовать отважного героя, что чести не утратил и в бою стал рядом с другом крепче, чем скала. И все ветра, все бури, все ненастья, что выпущены были из ларца капризницы Пандоры, оказались вдруг бессильны перед двумя мужами на арене!
– Уф, – опустив голову, выдохнул я. Если и будут казнить, то не сегодня.
– Что ж, Герман рассказал мне всё, чему лично был свидетелем, – уже нормальной речью продолжил директор музея. – Мне, конечно, доводилось слышать, что в Анапе делают крутые гладиаторские шоу, они выиграли большой гранд по линии министерства культуры, но я и не подозревал, что их спецэффекты могут быть такого высокого уровня! Нам бы такое… – он побарабанил пальцами по столу и обернулся ко мне: – Да, рисунки я получил, спасибо. А почему вы изобразили меня без очков?
– Ну вы же не всегда их носите.
– Вообще-то всегда, но неважно. Присаживайтесь, Александр!
Я оглянулся на здоровяка, он продолжал стоять у окна, задумчиво опустив голову и скрестив руки на груди. Ладно, сяду. Феоктист Эдуардович полез было за бутылкой и бокалами, но мы оба дружно отказались. В объявлении о найме соискателя не указывалось, что пить придётся каждый день и даже не по одному разу. Если бы написали такое, я бы, может, и не поехал, зато от скучающих алкашей с высшим образованием у них бы тут отбоя не было. Стопудово!
– Итак, друзья мои! Не стройте планы на завтра, я попрошу вас съездить в Батуми, там для нас приготовлен небольшой сувенир. Так называемое «золотое руно». Нет, разумеется, не настоящее! Но забрать его надо. Управитесь вдвоём?
– Если удобное расписание самолётов, то почему нет? Из Крыма до Грузии лететь не больше двух часов, – предположил я. – Вполне уложимся.
Директор переглянулся с Земновым, аккуратно поправил очки и объяснил, что прямого авиасообщения между нашими странами сейчас нет, если только через Армению или Белоруссию, да и вообще, политическая обстановка сложная. А где она простая?
Поедем на скоростном катере, то есть даже ещё более быстром, чем тот, что возил нас в Гурзуф. Все вопросы с пограничными службами и таможней улажены. Фактически нам можно даже не сходить на берег, просто примем пакет с пристани – и сразу домой.
– А ты чего такой мрачный? – спросил я, когда мы с Германом покинули кабинет начальства.
– Не люблю Грузию.
– Чего? – искренне поразился я. – Прекрасная страна, гостеприимные люди, шикарная кухня! А танцы, а песни, а вино?
– Ты там был? – напрямую спросил он, глядя мне в глаза.
Я помотал головой:
– Лично побывать не пришлось, но мой папа работал там пару лет ещё при Союзе, так вот он, вспоминая, рассказывал только хорошее. Да и вообще, изучая искусство Грузии, удивительной и древней земли, её ковры, керамику, вышивку, работу по металлу, ювелирные украшения, ты видишь такую красоту, которой трудно подобрать эпитеты. До последних лет грузинские художники брали медали и дипломы на всесоюзных и российских выставках! Хотя, с другой стороны, тот же Зураб Церетели такого в Москве понаворотил, что до сих пор слёзы на глазах…
– Так вот я тоже не был, – не обращая внимания на мою реплику, продолжил Герман. – Мы тогда большой мужской компанией скооперировались: молодые, горячие, за границу в первый раз собрались. А тут такая возможность – морем вдоль всего побережья, от нас к ним, погода хорошая, всё оплачено, но… В общем, хлебнули мы тогда все…
– Ну вот, а ты говорила, что они успокоятся. Главное, вовремя подбрасывать их шефу разные истории, а он любит загадки. Это его слабость…
– Согласна, но пока мы лишь теряем фигуры на шахматной доске. С новым специалистом им слишком везёт.
– Это случайность. Вот, взгляни сюда. Профиль, фас, название судна. Ты помнишь его?
– Капитана? Вроде да, но может и нет.
– Вспоминай, он ведь участник тех самых войн.
– Ой, да чего они там навоевали?
– Неважно. Потом ещё никак не мог добраться домой, а вернувшись, обнаружил свою жену с десятком фаворитов.
– Мог бы и не напоминать! Ты сам виноват, что слишком долго отсутствовал.
– Я спал. Вместе с тобой в одной постели.
– Это не оправдание…
Пока мы вышли в сад, Земнов рассказал всю повесть до конца. Она небольшая. Из группы в сорок пять человек с одного курса, севших на теплоход до Батуми, домой вернулось меньше трети. Он сам до грузинского берега не доехал, был вынужден сойти по ряду причин личного характера. Его товарищи погибли в море: были убиты членами местных бандитских группировок; туроператор кинул их с отелем, пришлось выкручиваться самим.
А ещё по прибытии один герой умудрился попасть в неприятную историю с местной красавицей. Типа любовь с первого взгляда, но её папа оказался большим авторитетом, всё пошло под откос, ни о каком гостеприимстве даже речи не было, вырвались – и уже молодцы. Назад вообще добирались на перекладных, судно село на мель, шли пешком…
– Да-а, история, – пробормотал я, когда мы сели за стол у фонтана.
Причин не верить у меня не было, наш великан кто угодно, но не лжец и