На дорогах, ведущих в лес, появились таблички, предупреждающие о возможности нападения партизан.
Секретные, тщательно замаскированные объекты оккупантов подвергались налетам советской авиации, что страшно пугало фашистов. Руководитель немецкой администрации Радомского округа майор Кундт на совещании, состоявшемся 7 июня 1944 года, не скрывая своего раздражения, заявил: «В последнее время террористические группы заметно активизировали свою деятельность, нападая на наших солдат и офицеров и стремясь парализовать наши коммуникации, прежде всего ведущие на восток. Кстати, островецкая железная дорога из-за диверсий партизан постоянно бездействует».
Для участников совещания это не было новостью. Каждый из них мог привести множество подобных примеров. Особенно пугало то, о чем упоминал в своем выступлении статс-секретарь генерал-губернаторства Кеппе: «Лесные отряды — это глаза и уши командования противника. Были случаи, когда уже через сорок восемь часов в Москву по радио передавались сведения о передвижениях наших частей на Восточном фронте».
Начальник СС и полиции Радомского округа Бёттхер, когда его обвиняли в мягкотелости по отношению к полякам, оправдывался обычно тем, что он и его предшественники Кацман и Оберг сделали довольно много, чтобы запугать местное население. Еще в марте и апреле 1940 года в Конецком повяте было сожжено более десятка деревень и истреблены все их жители: от стариков до грудных младенцев. 30 сентября 1942 года в Кельце было повешено десять человек, а в Островце — двадцать девять. В Радоме немцы согнали толпу местных жителей и заставили ее присутствовать на массовой казни сорока человек. Это были факты, а не пустое хвастовство. Жители Шидловца, Стараховице, Скаржиско-Каменны, Гарбатки также имели возможность убедиться в жестокости гитлеровцев. Нет, Бёттхер отнюдь не преувеличивал, говоря, что он не покладая рук работает для рейха. Он имел неопровержимые доказательства своей работы, и упрекнуть его было невозможно. Ликвидация еврейских гетто, облавы, насильственный вывоз населения на принудительные работы, переселения, аресты были обычным явлением. Он не вспоминал о них в своем выступлении только потому, что в душе считал их малооригинальными.
Поэтому, если репрессии немцев не дали все же ожидаемого эффекта, то виноват в этом был не Бёттхер. Виноваты были лесные отряды, которые он не смог ликвидировать, несмотря на весь огромный арсенал средств, имеющихся в его распоряжении. Более того, ничто не предвещало, что он добьется этого в ближайшее время. Наоборот, участились донесения о диверсиях и нападениях партизан, а некоторые их операции, например захват Илжи, были просто издевательскими.
Анализируя сложившуюся обстановку, Бёттхер приходил к выводу, что сила партизан не в их численности и вооружении, поскольку в этом отношении его войска значительно превосходят противника, а в благоприятной для банд и враждебной для них, немцев, атмосфере, царящей в Польше. Для партизан каждая деревня могла стать крепостью, овраг — укреплением, лес — укрытием. Для немцев же любая деревня превращалась в бастион врага, овраг — в засаду, лес — в непреодолимую преграду.
Эту землю поработить невозможно. Особенно Келецкую…
* * *
Через некоторое время отряд должен был отправиться в путь. Расположившись, как всегда, в тени кустов, партизаны занимались своими делами. Лёлек чистил ствол винтовки, скорее по привычке, чем по необходимости. Безымянный сидел, уткнувшись в книгу. Юрек лежал на спине, глядя на верхушки сосен, раскачивающиеся под белыми облаками.
— Наш взвод не отвечает требованиям устава, — брякнул вдруг Безымянный.
— Почему? — поинтересовался Юрек.
— Потому. Знаете, каким он должен быть? — И он ткнул пальцем в книгу под названием «Устав пехоты». — Часть вторая. Вот здесь говорится: «Взвод состоит из командира, заместителя командира, подофицера, трех стрелковых отделений, пулеметного расчета, двуколки для ручного пулемета. Общая численность взвода: 1 офицер, 9 подофицеров, 58 рядовых, в том числе личный ординарец командира взвода…»
— Правильно! — прервал его Лёлек. — У нас все это есть!
— Где же это?
— А вот где! Командир есть? Есть! — загибал по очереди пальцы Лёлек. — Заместитель есть? Есть! Двуколка? Есть! Нет только ординарца. Но если хочешь, можем тебя назначить.
— Не валяй дурака!
Вдруг Лёлек потянул носом.
— Черт побери, пахнет грибами.
— Если бы это были грибы! А то лисички!
— А лисички, по-твоему, не грибы?
Безымянный покачал головой, явно не разделяя мнения Лёлека.
— А если поджарить их на сале…
— Другое дело!
— С лучком…
— Хорошо!
— Поперчить немного…
— Заткнись!
- Или на сливочном масле…
Безымянный сглотнул слюну.
— Добавить сметанки…
— Кретин!
— Да со свежим душистым хлебушком или молодой картошечкой. Не отказался бы? — закончил Лёлек.
— Еще бы!
— А говоришь, не грибы!..
— Но ведь нет ни перца, ни лука, ни масла, ни сметаны! К тому же нет соли.
— И так съедим!
— Лучше их, чем сено, — согласился, вздохнув, Безымянный.
— А я-то думал, что ты предпочитаешь сено. Ведь каждый осел… — Лёлек не успел закончить фразу, как Безымянный запустил в него шишкой.
— Ну и псих же ты! — засмеялся Лёлек.
— Встать! — донеслась вдруг команда Вереска.
Безымянный с пренебрежением смотрел, как Лёлек поднимается с земли.
— Растяпа ты, а не партизан!
— Чего пристал?
— Разве так выполняется команда «Встать»? Вот послушай: «По команде «Встать» рядовой приподнимает слегка стволом вверх винтовку, прижимает правое колено как можно ближе к туловищу, ладонью левой руки опирается о землю, причем его тело остается пока прижатым к земле. Затем отталкивается рукой от земли, приподнимается, выставляет левую ногу вперед и опускается на правое колено».
— Так я до вечера не встану. У меня проще получается.
— Зато не по уставу.
— А какая разница?
— Эй вы, успокойтесь! — наводил порядок Вереск.
Передовой дозор уже входил в лес. Оставшиеся проверяли снаряжение. Спустя минуту они уже шагали вслед за дозором. В лесу разговоры смолкли. Солнце клонилось к закату, но было по-прежнему жарко. Отряд шел быстрым шагом. Разведка донесла, что немцы готовятся к более крупной операции. Бёттхер решил, очевидно, спасти в глазах начальства остатки своей подмоченной репутации.
Правда, теперь партизаны чувствовали себя увереннее. С каждым днем росла численность отрядов, улучшалось вооружение. Им выделили даже рацию. Этот маленький ящик помогал им избавиться от ощущения одиночества, оторванности от внешнего мира. Благодаря ему они в любую минуту могли связаться со штабом польских партизан за линией фронта и попросить их о помощи. Ведь вместе с ними сражалась вся 1-я армия, о существовании и боевых делах которой они знали по газетам, доставляемым им самолетами. Они немного завидовали тем далеким неизвестным солдатам, идущим к ним с востока. Те уже были свободными, а они вынуждены прятаться на своей собственной земле.
Стояла поздняя ночь, когда они подошли к деревне Трембанув. По шаткому мостику перешли реку Каменную, и под их ногами дрожало, отражаясь в воде, небо.
Еще не начиналась заря, а они были уже на месте. Разместились в нескольких хатах. Юрек с отделением Конрада занял одну из них. Вереск расставил караульных.
Юрек, подложив руку под голову, вздремнул немного. Он проснулся от приятно щекочущего ноздри запаха. За стеной слышалось шипение: это жарилось сало на сковородке. Запах был великолепный. Юрек приподнялся на локтях. Услышав звук разбиваемых о край сковородки яиц, не выдержал, встал и пошел на кухню. У плиты стояла хозяйка.
— О, уже встали! — улыбнулась она.
Юрек проглотил слюну. Это не ускользнуло от глаз хозяйки.
— Вы, наверное, голодные как волки, да? Сейчас несу!
Завтрак был отличный. Не успела хозяйка глазом моргнуть, как яичница исчезла. Оставили немного караульному, который неподалеку от дома в ржаном поле наблюдал за дорогой, проходившей через деревню.
После завтрака Юрек попросил таз, налил в него воды и опустил покрасневшие, в ссадинах ноги. Он так и сидел с засученными штанинами, когда в избу влетел Лёлек.
— Что дашь, если я тебе кое-что скажу?
— Если что-нибудь важное, то и так скажешь.
— Дашь пару патронов?
Юрек заколебался. У него самого их осталось немного.
— Дам пять штук.
Лёлек подошел к двери и толкнул ее. Юрек повернул голову и вдруг вскочил, опрокинув при этом таз с водой.
— Богусь!
Они бросились друг к другу и крепко обнялись.
— Явился, — оглядывал его со всех сторон Юрек. — Наконец-то!