Жена Быстрого вышла из комнаты. Она делала это всегда, когда знала, что происходит какое-то важное совещание. В комнате она была лишней, а на кухне ее глаза могли пригодиться. Через окно кухни ей была видна вся улица. А сегодня надо было быть особенно бдительной.
В доме Быстрого собрался почти весь штаб: Фелек, Дядюшка, первый секретарь Антек. Последний сидел за столом, насвистывая себе что-то под нос. Его любили за веселый характер и чувство юмора, которое он не терял даже в самые тяжелые минуты. Когда запасы продовольствия подходили к концу, Антек обычно кивал философски головой и говорил:
— Если человек голоден, то он может съесть и сухую колбасу.
Сегодняшнее совещание носило необычный характер.
Арест Богуся явился серьезным ударом и для командования округа. Ведь он знал почти все явки в Варшаве, Кельце, Радоме и Кракове. Богусь был парнем стойким, но изощренные гестаповские пытки ломали и не таких сильных людей. Если Богусь не выдержит, то это грозит серьезным провалом. Надо было сделать все, чтобы вырвать его из рук гестаповских палачей. Но как это сделать, никто не знал.
Горячий
Запасы, захваченные в Илже, выручили ребят. Некоторые из них носили потрепанные пиджаки, сквозь которые проглядывало голое тело, или шагали босиком по лесным тропам, разбивая в кровь ноги. Они научились переносить дневную жару и ночные холода. Однако гораздо большую боль причиняли им не покалеченные ноги, а насмешливые улыбки крестьян, у которых им приходилось реквизировать продовольствие. Ну что ж, они не виноваты в том, что обращались за помощью прежде всего к таким же бедным людям, как и сами.
После удачной операции в Илже их положение резко изменилось к лучшему. Теперь они стали похожими на настоящую армию. С чувством гордости и радости примеряли они новенькие ботинки, тужурки, брюки.
Часть захваченных трофеев была спрятана, другую надо было развезти по отрядам. Такое задание получила спецгруппа Кена непосредственно от Зигмунта, неожиданно появившегося в отряде.
— Наши ряды растут, — сказал он, — поэтому необходимо иметь снаряжение и для новых партизан. Да и нам самим оно еще пригодится.
У Мовиса в Воле-Груецкой был приготовлен тайник под землей. Место было выбрано исключительно удачно. Он, не задумываясь, уступил его под лесной склад.
— Чтоб мне сдохнуть, если фрицы о нем пронюхают! — заверял он партизан.
Он гордился своей предусмотрительностью и находчивостью. До войны он не имел ничего общего с земляными работами, будучи по профессии художником по росписи фарфора. Под его рукой белые стенки фарфоровой посуды покрывались яркими узорами. А теперь он сменил кисточку на винтовку и лопату.
— Работа не совсем художественная, но вполне подходящая, — любил говорить он.
К вечеру Здзих закончил осмотр подвод, проверил, все ли в порядке, после чего доложил Кену:
— Готово, командир, можем трогаться!
— Хороший парень! — произнес доктор Кароль, когда Здзих исчез в дверях.
— Горячий, — усмехнулся советский партизан, которого за кудрявую прядь волос, упрямо спадавшую на лоб, прозвали Чубчиком.
— У нас все хорошие, — не без гордости заявил Кен.
— Правильно, — согласился Кароль.
Подошли к месту сбора. Подводы выстроились в ряд. Лошади, уткнувшись в торбы, доедали корм. Партизаны стояли возле подвод. Кен выслал вперед дозор. Тронулись.
По сложившейся партизанской привычке шли не по дорогам, а напрямик. Лошадям было тяжело идти по бездорожью.
Лось шел рядом со Здзихом. Последний, с переброшенной через плечо винтовкой и болтающимся у пояса пистолетом, выглядел не по годам серьезным. Он принимал близко к сердцу каждое задание, каким бы простым оно ни было, как, например, то, которое им предстояло сейчас выполнить. В конце концов, они шли не в бой, а лишь сопровождали обоз. В регулярной армии это считается второстепенной обязанностью и не служит поводом для особой гордости. Но здесь, в лесу, все выглядело иначе. В любую минуту обоз может принять бой. В лесу фронт повсюду. В партизанской войне не бывает тыловых отрядов.
— Гестаповцы освободили Богуся, — заговорил первым Лось.
Здзих усмехнулся:
— Знаю. Только в лес не хотят его отпускать.
— Теперь отпустят. У него с фрицами свои счеты.
— Разумеется…
— Немцы арестовали его отца.
— Потерял отца, мать, сестру… и собственную руку.
— Негодяи! — выругался идущий сзади Рубанок.
— Я бы им этого не простил, — сжал кулаки Здзих.
— Это ты…
— И он такой же.
— Это не для него. Его место здесь.
— У Богуся своя работа. Не менее важная.
— Это не для него. Его место здесь, — повторил Лось.
— Не беспокойся, он еще здесь будет.
Телеги подпрыгивали на неровной дороге, поскрипывали оси. Июньская ночь была теплой. На рассвете они должны быть на месте.
— Хорошо здесь у вас, — промолвил Володя, украинец из-под Киева.
— У вас тоже, наверное, хорошо.
— Да, хорошо, — вздохнул Володя. — Кто не видел это собственными глазами, тому не понять. В это время у нас уже готовятся к жатве, а тут человек вынужден бродить ночью по лесу…
— Ничего не поделаешь — война, — отозвался Кароль.
— Эй, там, придержи лошадей! — крикнул Кен первой подводе, которая слишком далеко оторвалась от основной группы. Торопиться было некуда. Дорога не такая уж дальняя. К тому же ничто не указывало на присутствие поблизости немцев.
После нескольких часов перехода начало светать, стали видны очертания деревьев, видимость постепенно улучшалась.
На рассвете колонна остановилась на опушке леса. Стоявшие на отшибе две хаты вместе с хозяйственными постройками создавали хорошие условия для обороны. На них и остановили свой выбор. Соблазн отдохнуть под крышей был так велик, что партизаны решили выйти из надежно укрывавшего их леса. Подводы заехали во двор, партизаны распрягли лошадей и отвели их на водопой к колодцу.
Деревня, расположенная в котловине, производила впечатление тихого и уединенного уголка. Кен объявил короткий сбор, распределил партизан по хатам, расставил часовых. Теперь можно было и отдохнуть.
Здзих оказался в одной хате с Кеном и Каролем. Хозяин, который знал партизан по предыдущим визитам, принял их, как всегда, радушно.
— Может, покушаете чего-нибудь? Вы же с дороги…
Однако на этот раз гости сами решили угостить хозяина. Надо было по мере возможности отдавать старые долги. Эту возможность предоставила им в какой-то степени операция по захвату складов в Илже.
— Сегодня вы будете нашим гостем, — сказал Кароль, протягивая хозяину сверток с продуктами, в котором была соль — настоящая ценность.
Спустя полчаса хозяин появился вновь. Он нерешительно стоял на пороге, не зная, с чего начать.
— Доктор, — обратился он наконец к Каролю, — у соседей заболел ребенок. Мы уже давно вас ждем. Не могли бы вы зайти к ним?..
Кароль молча собрал медицинские инструменты и вышел из хаты.
— На отсутствие пациентов жаловаться ему не приходится, — проворчал Кен.
— Да, с голоду он не умрет, — согласился Здзих, разбирая на окне затвор винтовки и тщательно прочищая каждую деталь.
* * *
Кен обошел хаты, где расположились партизаны, и вернулся в дом. Здзих уже стелил себе постель. После ночного перехода сказывалась усталость. Кен широко зевнул.
— Подремлю немного, — сказал он, ложась рядом с Здзихом.
Когда Кароль пришел от больного ребенка, оба уже спали. Хозяев дома не было, они ушли в поле. Кароль бросил взгляд на Здзиха. Тот спал, ровно дыша.
«Горячий», — подумал Кароль с симпатией. Он придумал для Здзиха другой псевдоним, свой собственный — «Непоседа». Ему импонировали энергия и жизнерадостность этого парня, его впечатлительность, заботливость, дружелюбие. Во время одного из переходов Кароль стал невольным свидетелем разговора Здзиха с несколькими новыми партизанами.
— В партизанском отряде, — говорил Здзих, — нет места для молокососов. Был у нас один такой. Однажды после боя он тащился, еле волоча ноги, ну и… отстал от отряда. Может, попал в руки немцев — одним словом, черт его знает.
— Врешь, Здзих! — вмешался Лёлек.
Здзих покраснел.
— А что, разве не отстал?
— Отстал, потому что натер до крови себе ногу.
— Тогда почему споришь?
— Отстал, да не совсем. Ты же сам помог ему дойти, правда? Все видели…
Здзих покачал головой:
— В следующий раз я его брошу!
— Ну да, ты не из таких…
Кароль с симпатией смотрел на спящего Здзиха. Он вспомнил свою молодость.
«Слишком рано, — подумал он про себя, — такие ребята, как Здзих, познают худшие стороны жизни, не успев вкусить ее прелестей. В их возрасте меня учили лечить людей, возвращать им здоровье, продлевать жизнь. Их же учат убивать. Правда, тоже во имя жизни».