кабинета и направилась вниз. Голоса падчериц доносились из голубой комнаты, где раньше стояли музыкальные инструменты Ланских.
Когда мы переехали, они оставались там и две недели их не вывозили, потому что никто не покупал даже за копейки. Помню, как Софи впервые увидела такое многообразие инструментов: от укулеле до пианино, которое занимало основную часть комнаты. Мой муж совсем не баловал дочерей музыкой, считая это глупой блажью. Их готовили как наследниц состояния Репниных-Волконских, потому девочки наседали на математику, физику, химию — все, что помогло бы в будущем управлять заводами.
Только супруг и сам ничего не смыслил в бизнесе, оттого последнее предприятие дышало на ладан полтора года. С Натали и Софи толком ничего не вышло: не понимали они точные науки, совершенно не разбирались в экономике. Им бы на пианино Шопена играть да по балам прыгать в поисках симпатичных офицеров, какой там бизнес.
Я вошла в комнату и сразу обратила внимание на громоздкий комод в углу. Почему-то мы оставили его, хотя большего уродца еще надо было поискать. Сей предмет мебели достался нам от прошлых хозяев, которые хранили в нем книги, тетрадки с нотами и прочую ерунду, частично выданную слугам на растопку каминов. Теперь в ящики тоже складировали всякий мусор, вроде старых фотографий и различных украшений, давно вышедших из моды. Не удивлюсь, если девочки побросали туда мягкие игрушки или зачетки. В прошлом они постоянно перепрятывали лист успеваемости из гимназии.
— Матушка!
Я скрипнула зубами. В голубом взоре Софии зажглось лукавство, хорошенькие черты заострились и сделали ее похожей на чернобурую лису в рваных джинсах. Младшая из дочерей князя Репнина-Волконского радовалась тому, что ей удалось меня задеть в очередном раунде мнимого противостояния. Дурочке минуло восемнадцать лет, а умнеть она не торопилась.
— Ольга, Софи, — поправила я падчерицу и перевела взгляд на притихшую у окна Натали. — Что у тебя там.
Она быстро спрятала за спину смартфон, развернулась и присела на подоконник, отчего шелковая юбка-солнце чуть задралась на коленях.
— Ничего, — нервно выдала Натали, затем тряхнула выбеленными волосами, точно кобылица. — Просто над мемом смеялись.
— Тогда и я посмеюсь, — сухо отозвалась я, видя, что обе падчерицы что-то не договаривали. — Покажите.
— Тебе будет не смешно, — презрительно скривила полные губки Софи. — Оно для молодых.
— Не знала, что после тридцати наступает старость, — едко ответила я и протянула руку. — Телефоны, девочки.
Натали неуверенно покосилась на сестру, но та едва заметно мотнула головой. Ясно. Опять секреты от ненавистной мачехи, которая, по их мнению, постоянно всех третировала. Любое мое слово или действие вызывало протест. Особенно у Софии. И пусть она на три года была младше Натали, именно у нее хватало характера и стойкости, чтобы возражать мне.
Не зря ли я использовала падчериц в качестве мостика для общения с мятежными княжескими семьями? Пока девчонки хлопали ресницами, улыбались сыновьям Орловых, Иващуковых и Голицыных, у меня налаживались связи с их родителями. Я передавала информацию, полученную в гостиных, будуарах, балах, но никогда не задумывалась о том, как все это отражалось на моей семье. Отношения с падчерицами ухудшались, Софи и Натали отдалялись. У них появились секреты, которые ударили бы по всем нам.
Если дурочки закрутили романы с вероятными предателями императорской семьи, то не сносить головы ни мне, ни девочкам. Алексей никогда не простит предательства, даже разбираться не станет.
— Телефон, Натали, — жестко повторила я приказ, ощущая, как онемела вытянутая рука. Пальцы дрогнули, когда Софи выскочила вперед и загородила собой сестру.
— Ты не имеешь права что-то требовать от нее! — в голосе прозвучало столько возмущения, что я невольно прониклась уважением к соплячке. Ненадолго, правда.
— Пока вы живете вмоем доме…
— Дом цесаревича, ты хотела сказать? Подаренном за согревание его постели? — ехидство Софи ударило под дых, отчего в комнате стало душно.
— Софа! — пискнула Натали. — Перестань.
— Что? Весь двор шепчется, как будто ты не в курсе, — огрызнулась Софи, чей визг вызвал у меня сильнейший приступ мигрени за последний час. От ее злости меня замутило. — «Вдова князя Репнина-Волконского — любовница цесаревича». Желтая пресса и блогеры постоянно поливают наше имя грязью, а ей хоть бы что! Если бы папа знал, на какой плебейке он женился…
Я преодолела расстояние между нами за считаные мгновения: всего три шага, и вот моя ладонь уже наотмашь ударила Софию по лицу. Кожу обожгло кипятком, но переполнявшие эмоции смягчили эффект, и я ничего не почувствовала. Даже браслету не удалось сдержать хаос, когда тот выплеснулся через край, усиливая дар многократно.
Видя, как Софи пошатнулась, я испытала ни с чем не сравнимое удовольствие. Оно росло с каждой секундой, пока я впитывала флюиды ужаса и боли. Натали содрогнулась, затем рухнула на колени, как подкошенная. Ее сестра продержалась чуть дольше: спасла стена, на которую Софи оперлась, хватая ртом воздух. Ярко-алое пятно на щеке и страх на дне пары на дне расширившихся зрачков, буквально вытянули из меня злорадную усмешку.
— Ваше сиятельство! — в двери постучали, но я не отозвалась. Пристально смотрела на падчериц, ждала реакции или ответа. — Ваше сиятельство, к вам важный гость!
Гнев схлынул волной, осталось только неприятное ощущение давления в груди, мигрень и нагревшийся браслет. Хаос я обуздала, чтобы тянулся к девчонкам, а затем досчитала до десяти. Про себя, конечно.
Что же, раз важный, лучше поторопиться. Только один человек имел привычку приезжать без предварительного уведомления.
— Телефоны, — повторила я чуть охрипшим голосом. На сей раз со мной никто не спорил, обе сестрицы молча вложили свои гаджеты мне в ладонь. — Лишаетесь любых средств на месяц, сегодня же позвоню в банк и заблокирую счета. Советую хорошенько подумать над поведением, а заодно поискать оправдание своим поступкам. Нынешним и будущим. Ясно?
— Да, Ольга, — тихо прошелестел голос Натали, которая поддерживала сестру.
Расправив плечи, я шумно вздохнула и вышла из комнаты. Стоило только выйти, как от стенки отхлынули две горничные во главе с Петром Исааковичем. Его бегающий взгляд метнулся от растерянных девиц на меня, затем остановился на захлопнувшейся двери. Судя по розовым щекам и дергающемуся веку, он боялся, что сила моего гнева ударит и по нему.
— Подслушиваешь, Петруша? — холодно спросила я.
— Н-нет, ваше сиятельство, — кадык под вторым подбородком дернулся, вся эта надушенная желейная масса в дорогом костюмчике затряслась.