Перед выходом я решил рассмотреть отправившихся со мною в бой рюглендцев. Они были достаточно небольшими и, скорее всего, хотели этим походом поправить своё финансовое положение. Самый многочисленный контингент привёл Дом Зваартов, знаменем которому служил большой зелёный круг, поверх которого был о нанесено чёрное пламя. Ещё были два дома: Блаювизы с большой синей рыбиной поверх белого полотна и Ротенаалды с ярко-красной иглой на оранжевом фоне. Они располагали примерно одинаковыми силами, но, что было отличительно, Ротенаалды или как их ещё называли «игольники», являлись Домом цеховиков, разбогатевших на производстве тканей и шитье одежды. Их бойцы имели одну дорогую и хорошо видимую черту – красную атласную ленту через плечо. Являлось это не только признаком достатка Дома, но и последствием их личной легенды. Игольники заявляли о том, что основатель их дома сражался в простой белой рубашке, но в одном из боёв его туловище рассекли от левого плеча до края противоположного бока, после чего все воины, включая пехоту, стали носить ленты в честь основателя.
Я повёл их через границу в том месте, где некогда своими крепкими стенами упиралась твердыня Корбинов, заблаговременно снесённая мною до состояния пыли. Вполне может быть, что не уничтожь я крепость, то нас бы встретил тёплый приём ларингийского корпуса, так что я посмел мысленно себя похвалить за предусмотрительность.
Удивительно, но без своей крепости местные жители не загнулись, продолжая опираться на торговые маршруты, но даже так чувствовался некоторый общих упадок доходов. Это было логично, ведь не все торговцы были настолько рисковыми, чтобы прорываться с товаром на Север, где не только бушевало крестьянское восстание, но и в любой момент разразиться полноценная война. Конечно, я попросил Вирт не лютовать на торговых трактах и позволить торговцам продолжать вести свой бизнес, ведь Рюгленд в немалой своей части продолжать жить благодаря торговле.
Мы продвигались по землям Корбинов, вовсе не встречая организованного сопротивления. Почему так? Ну-у-у, вполне может быть потому, что последний из Корбинов вялиться в безальских казематах, а потому для более мелкого дворянства не оставалось внушительного лидера, способного вести за собой солдат.
Их землю мы прошли за половину недели, приблизившись к одной из крепостей. Замок этот был достаточно небольшим и с высокими, но тонкими стенами, да и стоял не на пути снабжения, а потому можно было бы и оставить его где-то позади себя, но я принял себе за правило, что нужно вообще не оставлять любые возможные источники партизанской деятельности. Крестьянам будет без разницы кто продолжит ими править, ведь особой разницы между северными ларингийцами и южными рюглендцами просто не было. А вот местные дворяне, не готовые терять собственные земли, явно будут грызться за каждый квадратный метр владений.
Мы встали в нескольких десятках метров от подножия холма, так, чтобы нас было невозможность достать стрельбой со стен, но даже так обороняющиеся смогли огрызнуться. Прямо из-за стен города в нас полетело облако камней размером с небольшую дыню-колхозницу. В этот момент мы ещё воздвигали лагерь, а потому выстрел оказался неожиданным. Средневековая допороховая артиллерия не отличалась особенной точностью из-за чего разлёт оказался огромным, но даже так один камень всё-таки добрался до наших бойцов. Благо это был ополченец из зваартского Дома, но даже так его грудь камень пробил насквозь, разметав требуху по округе. Пришлось экстренно отводить лагерь на дополнительные полторы сотни метров, дабы исключить такие досадные инциденты. Конечно, такое расстояние было непосильно для летящих камней и попадали на излёте, но не хотелось ночевать с мыслью, что тебе в шатёр может прилететь неожиданный каменный подарочек, весом во взрослого мужика.
Этот наглый поступок я терпеть не собирался. Изначально было желание послать переговорщика в крепость с предложение сдаться, но теперь оставалось дать сдачи. На лошадях мы подвели орудия на расстояние четырёхсот метров от стен крепости и выстроили их в линию. По-хорошему стоило бы немного прикрыть их бруствером, но существовала не иллюзорная возможность того, что артиллеристы обороняющихся пристреляются, а потому мой шаг приведёт просто к лишней трате сил.
И всё же, пушки были заряжены, стволы направлены, запалы подпалены, и я дал отмашку к залпу. Пять крупных стволов грохнули практически одновременно, сотрясая не только землю, но и умы осаждающего корпуса рюглендцев. Все пять ядер ударили по стене в круг не больше двух метров в диаметре, выбив оттуда несколько крупных камней. Я повернулся и похлопал Мадиру, отлично подготовившему новые команды пушкарей.
Стрелять долго я не планировал, но всё же совершил ещё с пяток залпов исключительно ради демонстрации собственной силы. Тяжёлые ядра величественно бухали, раздробляя до того крепкую стену, срывали зубцы, выбивали из стен облака каменной крошки и неумолимо изничтожали возможность противника к обороне. В этой компактной крепости будет вряд ли больше полусотни человек и было непонятно на что они вообще расчитывают в противостоянии даже с такой небольшой армией, но даже так ни одного белого полотна на потрёпанных стенах крепости видно не было. Чтож – это их ошибка, вот и придётся им страдать дальше.
В следующий день я с великой надеждой выглянул из своего тёплого шатра, смотря на крепость на холме. Где-то в груди загорелось необычное мне чувство ответственности за врага. В общем то, не успевшее окончательно изменится сознание до сих пор давало понять, что в этой крепости врагов для меня нет. Почему так? Для них я интервент и интервент злой до невозможности, не собирающийся воевать по принятым правилам войны. А кто они для меня? Всего лишь временные противники, случайно попавшиеся в мои кровавые личные разборки с Ландсьерами и Кловисом. Да и не все Ладнсьеры для меня враги: может быть, и есть среди них кто-то нормальный. Хотя, если думать сугубо цинично, то лучше вырезать всех и прямо-таки под корень. Даже в моё время кровная месть нет-нет, да случалась, а во времена средневековых резких нравов это и вовсе классическое поведение. Всё же истребить всех придется.
Я не сразу осознал промелькнувшую в голове мысль, но стало мерзко, мерзко до ненависти к себе. Одичал я, как оказалось, куда серьезнее и это хреново. Вырезать? Истреблять? Ну и термины ты стал использовать, Вадим... Ладно ещё кого из старших, кто готов поднять против меня оружие, а дети? Дети то чем провинились пред этим миром?!
Я помотал головой, будто пытаясь физически вытряхнуть противные мысли из черепушки. Помогло это не сильно, ведь, как известно, мысли заглушает труд серьезный, такой чтобы не оставалось сил думать.
Вот и стал я заниматься собственным развитием, которое за последнее время серьезно так запустил. Одно дело ходить в рядовой пехоте, где собственная жизнь напрямую зависит от силы, а другое дело командовать воинством. Так что перед глазами воинов предстало удивительное представление упражняющегося командира, крутящего колёса и кувырки на мокрой от росы траве. Однако же мне было удивительно весело. Смерть и страдания как-то незаметно ушли на второй план, и я не обращал внимание даже на ухающие пушки, умело разбирающие своими ядрами каменную стену со стороны самого покатого склона холма.
Воины Домов на меня смотрели со значительным удивлением, а кто-то и вовсе крутил у виска, наблюдая за сходящим с ума наёмником. Но даже так имелся один мой офицер, поддержавший мои упражнения с великим удовольствием. Особенно сильно полюбил соревноваться со мной Сезар. Этот здоровяк, не смотря на свою огромную массу, давно превысившую сотню килограмм, он постоянно соревновался со мной в подтягиваниях и отжиманиях, а делал он это столь уверенно, позволяя мне пока-что выигрывать исключительно за счёт меньшего веса. Ещё он полюбил толкать пушечные ядра, каждый раз заставляя меня задумываться насчёт введения в армию гранат. Набрать вот таких вот мощных молодчиков, вооружить их по высшему разряду, обвесить гранатами, после чего отправить в бой – эффект должен быть просто взрывной.