нет, теперь дело сдвинулось с мертвой точки, во всяком случае, вечером, когда лавочник подсчитывает выручку, это подтверждается с полной определенностью. Еще совсем недавно тот момент, когда он садился подсчитывать дневную выручку, был для него самым мучительным за весь день, теперь же он ждет его даже с радостью, но на всякий случай каждый раз нарочно занижает в уме ожидаемую сумму, так что реальный итог неизменно оказывается для него приятным сюрпризом.
— Подумать только, — говорит он, — неужели мы продали на такую сумму, а мне показалось, сегодня у нас было довольно-таки тихо.
В лавке по-прежнему играет музыка, но репертуар несколько расширился. Пленки хватает всего на час, и, пока у лавочника была только одна пленка, ему приходилось слушать одни и те же мелодии по многу раз в день, так что под конец его уже тошнило от них. Если по восемь раз на дню слушать «Старую мельницу», «О тебе мечтаю я» и «Панталончики любимые мои», поневоле приестся и осточертеет. Особенно песня про панталончики стала раздражать лавочника: этот бодряк, что ее поет, очень уж рад и доволен собой, он то и дело перемежает пение развеселым «ха-ха», которое лавочнику действует на нервы. Когда-то это была его любимая мелодия, он даже просил Ельберга передать ее по радио, а теперь она внушает ему отвращение своей непроходимой глупостью, и, чтобы внести какое-то разнообразие, он приобретает еще две пленки. Но всех пленок хватает только часа на три, и лавочник вынужден по крайней мере дважды в течение дня слушать этот идиотский хохот, иначе он рискует разориться на магнитофонных пленках.
Фру Могенсен по-прежнему приходит в магазин каждый день, хотя в этом нет особой нужды. В обычные дни покупателей не настолько много, чтобы лавочник не управился с ними один, но ей уж очень не хочется возвращаться к своей роли никому не нужной домашней хозяйки, а лавочнику приятно, что она приходит ему помогать — теперь, когда все изменилось к лучшему. Вдвоем хорошо, легче работать и есть с кем поговорить, обсудить дела.
Лавочник ввел еще одно новшество — так называемую «недельную распродажу товаров»: каждую неделю он продает отдельные товары по особо дешевой цене, фактически ничего на них не зарабатывая, просто для того, чтобы приманить покупателей, — «приманные» товары, так их и называют. И фру Могенсен принадлежит решающее слово, когда выбираются «приманные» товары на следующую неделю. Она лучше знает, чем можно соблазнить хозяек, и лавочник охотно руководствуется ее компетентными указаниями.
Все-таки это прекрасно, когда муж с женой сообща занимаются своим заведением, лавочник Могенсен и его жена довольны жизнью и считают, что им очень повезло: у них есть дело, которое их объединяет. Они сидят вместе в задней комнатушке, едят свои бутерброды, а лавочник пьет зеленый лимонад, к которому он за последнее время пристрастился, и, хотя в лавку время от времени заглядывают покупатели, которых они по очереди выходят обслужить, они наслаждаются совместной трапезой, это самые приятные минуты за весь день. Они разговаривают друг с другом о магазине, они полны радужных надежд и строят планы на будущее. Вот бы им вместе съездить куда-нибудь отдохнуть; когда дела поправятся и пойдут на лад, можно на две-три недели закрыть магазин и уехать. Ни один из них никогда не путешествовал — не было возможности, в первую голову заботились не о себе, а о магазине, но еще не поздно, надо только подумать, как это лучше организовать. Конечно, если бы Хенрик согласился поработать в лавке неделю-другую… но бог с ним, с Хенриком, его не переделаешь; когда торговля как следует наладится, они вполне могут себе позволить закрыть магазин как-нибудь летом, в мертвый сезон, когда большинство покупателей все равно разъезжается. Они с увлечением говорят о будущем путешествии и обсуждают, куда им лучше поехать, когда это действительно станет реальным. В нынешнем году нечего и мечтать, нужно сначала надежно упрочить свое положение, но через год — что ж, очень может быть, а это ведь уже немало, когда людям есть чему радоваться в будущем.
Да, путешествие — вопрос будущего, но у них же есть дача, и они регулярно, чуть не каждую неделю, выезжают за город. Правда, лавочник долгое время находился под впечатлением их тогдашней неудачной поездки, она словно изменила его отношение к самой даче, слишком уж напоминало ему это место обо всех пережитых трудностях и невзгодах. Но сейчас все пришло в норму, и каждую субботу, закрыв магазин, они уезжают к себе на дачу.
Летний домик лавочника расположен на засаженной лесом равнине в окружении других таких же домиков. Когда-то это был уголок природы, которым все имели право свободно пользоваться, но затем местность была разбита на участки, и люди, которые по дорогой цене приобрели себе здесь кусочек земли, вполне естественно, не желают делить свою собственность со всеми подряд, и поэтому они понавешали табличек с надписями: «Частное владение» и «Посторонним проезд строго воспрещен», смысл которых, казалось бы, невозможно истолковать превратно. Однако народ в наши дни перестал уважать чужую собственность, и посторонние беспрерывно вторгаются в частновладельческую зону. Они ставят свои машины на частных дорогах, достают раскладные столы и стулья и усаживаются вкушать пищу на лоне природы, как будто это их собственные владения, а законные владельцы вынуждены тратить значительную часть своего субботнего и воскресного отдыха на то, чтобы изгонять непрошеных гостей.
Лавочнику тоже не нравятся чужаки, бесцеремонно вторгающиеся в дачную зону, и стоит ему кого-нибудь заприметить, как он тотчас бросается в бой.
— Вы что же, не видели надпись? — спрашивает он. — Эта территория в частном владении.
— Надпись? — удивляются посторонние, ну конечно же, они никакой надписи в глаза не видели. — Мы не знали, что сюда нельзя заезжать. Но разве мы кому-нибудь мешаем?
— Что значит мешаете или не мешаете, — возмущается лавочник, — вам бы тоже навряд ли понравилось, если бы посторонние люди расположились позавтракать у вас в гостиной.
Бо́льшая часть интервентов считает, что это совсем другое дело, люди ведь всегда так: чуть что коснется их самих, они сразу считают, что это совсем другое дело. Но некоторые ведут себя вежливо и извиняются, они просто не обратили внимания, что здесь частное владение, и тогда лавочник милостиво разрешает им доесть свою еду, но только при условии, что они не оставят после себя никакого мусора. Есть и такие, которые в ответ дерзят и огрызаются, а однажды некий посторонний совсем уж беспардонно посылает лавочника ко всем чертям.
— А что вы, собственно, можете со мной сделать? — нагло