шаек. Уличная картина не изменилась. Повсюду слышалась оживленная стрельба. Это «товарищи» палили в воздух, выражая этим свою беспредельную радость по поводу совершившегося «освобождения».
Совсем недалеко от казармы мой возница замедлил ход. Это едва не стоило мне жизни. С нами поравнялась группа солдат, из которой по моему адресу раздавались угрожающие крики:
– А-а-а-а! С царскими вензелями, такой-сякой! Мы тебе покажем вензеля! Товарищ, стой!
Мой возница не растерялся, и его лошадка вмиг отнесла нас на несколько десятков саженей от солдат, бросившихся на нас.
Я выхватил револьвер, намереваясь дорого продать свою жизнь. Мой извозчик, видя, что и ему самому несдобровать, на полном ходу свернул в боковую улицу в тот момент, когда несколько солдат пустили нам пять или шесть пуль вдогонку…
Я не выдержал и два раза выстрелил из револьвера… И без того ошалевшая лошадка, испугавшись щелканья моего маузера, понеслась в карьер, и не успел я опомниться, как на последнем повороте к казармам был выброшен сильным толчком из саней…
Оказалось, что мы с разгона налетели на тротуарную обочину. Я счастливо отделался несколькими ссадинами на лице и правой руке и, отряхнувшись от снега, помог моему вознице, насмерть перепуганному, поставить санки на место. Через две-три минуты мы подъехали к конвойным казармам. Солдаты нас не преследовали, видимо боясь близости дворцовой охраны. Щедро рассчитавшись с молодцом извозчиком, я прошел к Главным воротам дворца.
Дежурный около телефона, находившегося в будке, бравый на вид унтер-офицер, в ответ на мое желание видеть по личному делу госпожу Ден, находящуюся во дворце, весьма почтительно ответил, что для этого мне надлежит обратиться на пропускной пункт, помещающийся в кухонном подъезде, шагах в трехстах от Главного подъезда. Пройдя мимо парных часовых, лихо отдавших мне честь, я очутился в пропускном пункте. При моем появлении сидевший за столом дежурный подпрапорщик вскочил с места, и в ответ на свое приветствие я услышал старое знакомое:
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие!
Отдав ему свою визитную карточку, я попросил передать ее госпоже Ден, с просьбой принять меня.
Минут через десять посыльный вернулся и пригласил меня следовать за ним. Мы спустились в огромный подвал и пошли по бесконечным коридорам. Как подвал, так и коридоры были полны солдат сводного полка, которые частью сидели, частью спали на соломе, обильно покрывавшей пол. Это был гарнизон дворца.
Наконец мы поднялись наверх, и я очутился в передней четвертого подъезда. Камер-лакей помог мне раздеться и проводил меня в одну из гостиных.
Я остался наедине со своими мыслями. Господь помог мне исполнить мое заветное желание… Почти радостное чувство, несмотря на весь трагизм положения, охватило меня. Я нервно прохаживался по комнате. Несколько минут моего одиночества промелькнули для меня, как миг. Дверь раскрылась, и в гостиную вошла госпожа Ден.
– Сударыня, простите меня, что беспокою вас в такой тяжелый момент, но я больше не считаю для себя возможным оставаться в лазарете. В эти минуты мое место здесь, подле ее величества! С нас солдаты срывают вензеля!.. Они мне дороже жизни, и я сниму их только по приказанию ее величества! Я готов остаться здесь последним слугой!.. Дайте мне возможность исполнить свой долг… Моя последняя надежда на вас… умоляю, доложите о моем приходе ее величеству!..
Госпожа Ден сделала несколько шагов ко мне, протянула обе руки и зарыдала…
Мы сели на маленький кожаный диванчик около дверей, и слезы долго душили нас. Отрывистыми фразами госпожа Ден благодарила меня за мой приход и обещала доложить о моем желании ее величеству. Немного успокоившись, она вышла из гостиной, и я остался опять один.
Сильное впечатление произвела на меня эта женщина… Усталые грустные глаза горели решимостью отдать все для счастья беззаветно ею любимой государыни и царской семьи… Мертвенная бледность лица резко оттенялась иссиня-черными волосами. Белый халат дополнял эту стройную высокую фигуру, подчеркивая безысходную скорбь и тоску, которой веяло от нее. Госпожа Ден добровольно осталась во дворце и помогала ее величеству в уходе за больными детьми.
Великие княжны Мария и Анастасия тоже заболели корью. Дворец обратился в лазарет. А вокруг ходили пьяные ватаги солдат, готовых на всякую подлость…
Около часу дня в гостиную вошел небольшого роста старик, в котором я узнал Александра Сергеевича Танеева, отца Анны Александровны Вырубовой. Он до трогательности сердечно отнесся ко мне, провел в соседнюю комнату и представил меня своей жене. Мы вместе позавтракали и много говорили о создавшемся положении.
Во время завтрака я узнал, что в двух комнатах от нас лежит тяжко больная корью Анна Александровна. На страницах своих воспоминаний я впоследствии еще коснусь этой женщины, верного друга государыни, безгранично ее любившей и не оставлявшей в трагические дни изгнания своего царственного друга в Сибири без посильной помощи, как ее, так и ее августейшую семью.
После завтрака к нам пришел генерал-адъютант граф Бенкендорф. Я ему представился. Осведомившись, из каких я Марковых, он заметил:
– Ваш дед поступил бы, как и вы!.. Я лично хорошо знал его. Он был прекраснейшим человеком, способнейшим администратором и верным слугой своего государя… От его внука ничего иного и ожидать нельзя!
Немного подумав, он прибавил:
– Кто бы мог подумать, что таких, как вы, найдутся всего лишь единицы!
Около трех часов заходила на минутку госпожа Ден. Она передала мне искреннюю и сердечную благодарность ее величества за мой приход и сказала, что государыня пожелала, чтобы я остался в Зимнем дворце при сводном полку. Об этом со мной должен лично переговорить командир полка генерал-майор Ресин.
Время шло, но генерала все не было. Юлия Александровна Ден заходила еще несколько раз и была этому крайне удивлена. В шесть часов вечера был подан обед.
Александр Сергеевич с женой покинули дворец, и я обедал с двумя сестрами милосердия, ухаживавшими за Анной Александровной.
Неопределенность положения стала меня волновать. В восьмом часу я попросил камер-лакея сходить к Юлии Александровне и передать ей, что я прошу ее, если возможно, прийти ко мне на несколько минут.
Вскоре лакей вернулся:
– Ее величество желает вас видеть. Пожалуйте за мной.
Мы прошли через бесчисленное количество зал и гостиных. Повсюду благоухали живые цветы. На постах стояли еще солдаты сводного полка. Дойдя до первого подъезда, мы поднялись наверх и очутились в длинном белоснежном коридоре. Это была так называемая «детская» половина дворца. Камер-лакей провел меня в небольшую комнату в конце коридора, налево. Комната, куда я вошел, была, по-видимому, одной из тех, где занимался и играл наследник. Она была разделена белыми деревянными перегородками на три части.