прийти к соглашению с Россией и т. д. и т. п.
— Слова императора Наполеона, конечно, будет весьма приятно получить моему государю, — заметил князь Куракин, — но можно ли надеяться, что ваши войска не начнут боевых действий прежде, нежели будет получен ответ на них?
— О, без всякого сомнения, — ответил тогдашний французский министр иностранных дел, — император охотно подождет ответа и не предпишет никаких новых движений войскам до его получения, тем более что он уверен, что ответ будет соответствовать его пожеланиям.
Ответы герцога де Бассано успокоили русского посла, которому уже представлялось немедленное нашествие на Россию грозных войск повелителя Франции и почти всей Европы.
Интересно, какие же причины заставили Князя Куракина предполагать, что именно в то время, когда Наполеон уже приготовил громадные военные средства, когда его войска приближались к Одеру, а их аванпосты уже достигли берегов Вислы, он не желал начинать войны с Россией?
В разговоре с Чернышевым Наполеон прямо выразил мысль о том, что после Эрфуртской встречи он не имел намерения воевать с Россией, постоянно желал и желает до сей поры сохранить с ней мир и положительно уверяет, что не начнет войны в этом году.
В конце февраля 1812 года тон Куракина меняется. Ему начинает казаться, что Наполеон еще не решился на войну, еще колеблется, и что следует с русской стороны сделать все зависящее, чтобы избежать грозного столкновения, которого русский посол явно страшился.
Евгений ТАРЛЕ
«1812 год»
Но такому опытному дипломату, как князь А.Б. Куракин, должно было быть прекрасно известно, что не только те уверения, которые император французов выражал словесно, но и условия международных договоров, самым торжественным образом заключенных, он не считал для себя обязательными при малейшей перемене обстоятельств.
Тучи сгущаются
Отметим, что российские дипломаты, находившиеся при дворах, союзных с Наполеоном, тоже доносили о военных приготовлениях, равно как и Чернышев, которому долгое время удавалось получать самые подробные сведения о местах расположения французских войск. «Наполеон ежедневно все более и более ожесточается против нас», — доносил Чернышев. А еще он писал, что нет никакого сомнения в вероятности скорого разрыва, что нельзя ручаться «за два или за три месяца мира», что можно даже «ожидать, что Наполеон сегодня или завтра вдруг отправится к армии».
При этом над самим Чернышевым уже давно начали сгущаться тучи. Он чувствовал это и выражал желание быть отозванным в Россию.
12 января 1812 года он писал министру иностранных дел графу Николаю Петровичу Румянцеву:
«Я не только желаю избежать того, чтобы схватили мои бумаги, и может быть, самого меня лишили свободы, но если действительно меня задержат в Париже, то я смотрю на это, как на величайшее несчастье, потому что буду лишен возможности служить моему государю на том поприще деятельности, которому я посвятил себя. Хотя это случилось бы и независимо от моей воли, но я глубоко был бы оскорблен, лишившись возможности занять свое место по первому призыву к войне. Удостойте, граф, повергнуть мои чувства к стопам Его Императорского Величества и подкрепите вашим заступничеством мою просьбу, чтобы под каким-нибудь предлогом вызвали меня в Петербург теперь же, когда император Наполеон еще не имеет никаких поводов меня удержать. Участием в этом случае вы окажете мне благорасположение и приобретете вечную мою благодарность».
Отношения между Францией и Россией ухудшились до такой степени, что это невозможно было не почувствовать. Наполеон стал избегать встреч с Чернышевым. В письме к графу Н.П. Румянцеву наш герой просил под каким-либо предлогом вызвать его в Санкт-Петербург. Оказалось, однако, что такого предлога искать не нужно, так как сам Наполеон решил отправить туда Чернышева.
Получилось так, что желание письменно выразить свое неудовольствие действиями России заставило императора французов вновь пригласить русского полковника и передать ему письмо для Александра I — последнее в переписке двух императоров перед началом военных действий.
В феврале 1812 года полковник Чернышев покинул Париж.
В большинстве источников утверждается, что это произошло 14 февраля по старому стилю (или 26 февраля по новому стилю). К этому мы еще вернемся, а пока отметим, что главный вывод, сделанный на основании своих бесед с Наполеоном и его окружением, Александр Иванович сформулировал в одном из своих февральских донесений. Если в двух словах, то он звучал так: «Война не замедлит разразиться».
Во время прощальной аудиенции Наполеон не сказал ничего нового, а ограничился лишь упреками, обвинениями в недоброжелательстве и уверениями в своих добрых намерениях по отношению к России, но ясно было, что он раздражен, и разрыв неизбежен.
Письмо, отправленное Наполеоном императору Александру, было кратко до неприличия:
«Государь, брат мой! По прибытии курьера, присланного графом Лористоном 6-го числа сего месяца, я счел нужным переговорить с полковником Чернышевым о неприятных событиях, произошедших в течение последних