есть противометеоритные экраны, но, конечно, метеорит с булавочную головку способен пробить и станцию, и космонавта, работающего за бортом. Потому что скорость метеорита в десять раз больше скорости пули.
– Такие случаи были?
– Насквозь – не было, а стекло иллюминатора было пробито до половины, и этот иллюминатор пришлось заглушить. В космосе на Солнце температура плюс 100 градусов, а в тени минус 100, и при таких колебаниях поврежденное стекло могло бы лопнуть.
– Космонавты верят в Бога?
– Я в Бога верю. Я много раз попадал в ситуации, когда можно было погибнуть или быть изувеченным, я только тонул, не помню, может быть, пять раз, но для меня все опасные случаи окончились благополучно, а это противоречит теории вероятности. Это свидетельствует о вмешательстве извне. И мне было легко поверить в Бога. Я был опалён войной, а во время войны практически все верили в Бога. Да и хорошо, что верили.
– В Южной Индии живет Сатья Саи Баба, многие считают его богочеловеком и святым, у него миллионы поклонников, к нему приезжают ученые со всего света, он показывает не фокусы, он творит чудеса, например может материализовать предметы из воздуха.
– Я пока сам не увижу и не потрогаю руками, не поверю.
– А если бы вам предложили поехать и увидеть самому?
– Вообще-то мир я объездил изрядно, а то, что не объездил, сверху посмотрел, только Антарктиду и Арктику не видел, не долетали мы туда.
– Свой третий полёт вы совершили в возрасте 54 года. Это тоже был рекорд?
– Полет состоялся в 1985 году. В Советском Союзе, я думаю, что это рекорд, но один американский астронавт летал на Луну, по-моему, в возрасте 59 лет, а потом кто-то из американцев летал даже в более зрелом возрасте.
– Вы себя в 54 года чувствовали годным для полёта?
– Да. Но только учтите, что каждый длительный полёт отнимает несколько лет жизни. Кстати, после третьего полёта я понял, что не всё, что мы делаем в космосе, обрабатывается на Земле, и я тогда организовал лабораторию в Институте физики атмосферы Академии наук по обработке данных по исследованию атмосферы Земли космическими методами. Это и стало темой моей докторской диссертации. А кандидатская – минимизация скорости при вертикальной посадке на Луну.
– Вы – учёный, доктор физико-математических наук и в то же время, как мне представляется, искатель приключений?
– Я думаю, что да.
– Космические туристы – это закономерное явление?
– Они имеют право на существование, единственное – я считаю, что это не государственное дело. Государство должно из космоса привозить «бездну могущества и горы хлеба», как сказал Циолковский, а туристов должны запускать частные фирмы. Поэтому мне стыдно за наше государство, которое возит туристов вместо того, чтобы возить ученых.
– Много лет назад были в диковинку трактористы, и песня была популярной: «Прокати нас, Петруша, на тракторе, до околицы нас прокати…»
– Вы совершенно правильный привели пример. Во время моего детства, когда мне было несколько лет всего, если ехала машина, мы за ней бежали и испытывали чувство радости, хотя были все в пыли. Потом было фантастикой видеть, как самолёт приземлился недалеко от нашей слободы. Ну а потом, конечно, космос, который тоже когда-то станет привычным.
– Вы – лётчик-космонавт СССР. Такой страны больше нет. Для вас это большая потеря?
– Советский Союз был космической державой. Государство на космос не жалело средств. Сейчас мы сдали свои позиции, вперёд вышли не только американцы, которые нас значительно обогнали, но и китайцы. Нас обгоняют, судя по всему, индусы и бразильцы. Поэтому, как говорил герой фильма «Белое солнце пустыни», «за державу обидно».
– Спасибо за беседу.
– Вы, когда напишете, пришлите мне. Люблю почитать газету, этот недостаток у меня отметил ещё мой отец.
2006 год
Благодарение
Есть писатели и члены Союза писателей России… Александр Александрович Бологов – это писатель, крупный писатель и цельный человек, без червоточинки. Он талантлив на добро и рад чужим успехам. Как золотой самородок отличается от натёртого до блеска «золота» цыган, так Александр Бологов – от многих литераторов. Мало кого можно с ним поставить в один ряд.
* * *
– Умолчим, Сан Саныч, о первых литературных опытах, а вот когда вы стали, на ваш взгляд, серьёзно заниматься творчеством?
– Я думаю, что мне уже лет 35 творческой деятельности можно оформить, потому что первая моя повесть появилась в журнале «Юность» в 1972 году.
– Представляю, сколько было радости!
– Очень много радости. Это был популярный журнал, он выходил тиражом не то 3, не то 4 миллиона экземпляров, возглавлял его в то время Борис Полевой.
– О чём была повесть?
– Она называлась «Сто тринадцатый». Это бортовой номер корабля. И это был действительный случай из моей практики, когда морской буксир наскочил на камни возле пограничной полосы.
– Кто вы по образованию?
– Сначала, несмотря на то, что родом из «сухопутного» Орла, я окончил школу юнг в Риге. Потом поступил в мореходное училище в Ораниенбауме под Ленинградом, где проучился четыре с половиной года и получил специальность судового механика. Но меня уже влекла литература, и спустя какое-то время я ушёл на берег, поступил в Ленинградский университет на филологическое отделение.
Разлука с друзьями угнетала, я их всех любил, мы долго переписывались. Мой однокашник был командиром подводной лодки, умер от инфаркта в Севастополе. Нелёгкая жизнь морская, я бы сказал… Я переживал, что ушел на берег, но литература поглотила целиком. Мои первые рассказы и стихи печатались в газете «Комсомолец Заполярья». Удивительное было всё-таки время.
– Если бы тогда не преследовали Церковь и инакомыслящих, то и горя бы не знали?
– Совершенно верно. Это наши самые главные политические ошибки, которые не только содействовали развалу государства, но, конечно, коверкали людские души. Но я не думаю, что это было целенаправленно.
– По недомыслию?
– Наверно, да.
– Каким был гонорар за первую повесть?
– «Юность» заплатила мне очень много денег, я получил 110 рублей. При моей зарплате в 90 рублей это было настоящее богатство.
– Могли жить писательским трудом?
– Ни в коем случае! Напишется или не напишется – одному Богу известно. Писательство, если искреннее, а не по расчёту, это не ремесло. Конечно, крупные писатели, кто много издавался и переиздавался, могли жить литературным трудом, но я к их числу не принадлежал. Я работал в издательстве, был школьным учителем, завучем, даже прочили в директора,