к нам в день зимнего солнцестояния 23 декабря 2013 года.
– Вы не разыгрываете меня?
– Я не люблю обманывать, не люблю, когда меня обманывают, и не люблю, когда обманывают других. Я хочу дожить до этого времени и убедиться, что это так или не так. По крайней мере, календарь майя заканчивается в этот день.
– Из какой вы семьи? Кто были ваши родители?
– Мои родители… Когда родителям дали комнату в коммуналке, 50 квадратных метров, они сказали, что это очень большая комната и в ней неудобно жить. За свой счёт разгородили её на три части и взяли себе одну треть. Папа с Украины, из семьи сапожника, его звали Михаил Федорович. Мама, Александра Яковлевна, белоруска, из семьи плотогонов. Они приехали учиться в Ленинград, на рабфак, то есть были уже взрослыми людьми. Учились в Политехническом институте.
– Вы родились в Ленинграде?
– Да. Самый любимый на земле город, конечно, Ленинград, но, честно говоря, мне нравятся небольшие города, там какие-то более человеческие отношения между людьми.
Я был одним ребенком в семье. Мама мне дала интерес к культуре, к книгам, к театру, к музыке. От отца, думаю, перенял усидчивость, потому что способности у меня были достаточно средние и я всё брал трудом. Даже в школе приходилось делать уроки за полночь. Папа учил, что самое дешёвое в мире – это деньги. За всё, говорил отец, расплачивайся деньгами, иначе будешь платить совестью и честью. Поскольку он был сыном сапожника, то у него был чемоданчик с принадлежностями, он сам себе чинил обувь, будучи младшим научным сотрудником.
Кстати, папа ушёл добровольно на фронт, прошёл всю войну, был ранен, контужен, но, к счастью, вернулся живой. Мама была главным инженером, работала в блокадном Ленинграде.
– Вы в Ленинграде встретили войну?
– Меня перед войной отправили на лето к бабушке на Украину, и через неделю началась война. Немцы захватили Чернигов, и, пока город не освободили, родители не знали, что со мной. Это было типично для войны.
– Ваш первый полёт в космос состоялся в 1975 году. Родители были живы?
– К сожалению, только отец был жив. Папа, когда я был юношей и потом молодым человеком, всё время говорил, что я слишком много времени трачу на чтение газет и напрасно смотрю каждую новую программу Райкина, и поэтому из меня ничего путного не получится.
– Так он говорил?
– Да. Ну, к счастью, он стал свидетелем моего первого полёта и, конечно, был счастлив больше, чем я.
– Забрал свои слова обратно?
– Нет. Он был упрямый человек. Он умер под Новый год во время моего второго полёта.
– Вам, конечно, ничего не сообщили?
– Нет.
– Ваш второй полёт по длительности был рекордным?
– Да. Он продолжался 96 суток. Перед нами рекорд длительности принадлежал американцам, он составлял 83 дня. Новый мировой рекорд должен был на 10 процентов превосходить старый, и мы его установили.
– Во время полёта вы брали на корабль песни Высоцкого, который был под запретом.
– Те, кто Высоцкого запрещал, они сами любили его слушать. Как актёр он был средний, он мог играть только самого себя, а вот как певец – Высоцкий равных не имел, и, может быть, 100 лет пройдёт, пока другой такой родится. Я всегда старался попасть на концерты Высоцкого, ездил с большим магнитофоном «Комета» и записывал его песни. Спросите любого космонавта, какой этап полета самый трудный, самый страшный, любой ответит: спуск. Корабль кувыркается, вращается, огонь ревёт… Высоцкий это состояние очень просто описал, что один глаз с удивлением увидел другой глаз. Это было гениально.
– Много среди космонавтов было поклонников Высоцкого?
– Много. Поклонниками Высоцкого были не только космонавты, но вообще люди опасных профессий, потому что он был выразителем их чувств. Он обладал мистическим даром перевоплощения.
– Раз уж заговорили о мистическом, скажите, пожалуйста, вы были у Ванги?
– Мы, группа космонавтов и астронавтов, были около её дома. У нас есть общество участников космических полетов, мы встречаемся один раз в год в какой-нибудь стране, где есть космонавты. И вот мы встречались в Болгарии, нас было несколько десятков человек, поэтому, естественно, зайти такой толпой к Ванге мы не могли. У неё были наши руководители и болгарский космонавт Георгий Иванов.
Ванга многое могла увидеть и предсказать. Такие люди, как она, скорее всего, могли куда-то уходить в эн-мерное пространство и оттуда видеть будущее, видеть то, что скрыто от других, но на каждую Вангу приходится, пожалуй, 10 000 шарлатанов.
– Согласен про шарлатанов, но раз Ванга могла уходить в это эн-мерное пространство, значит, оно реально существует?
– Я в это верю. У меня был свой собственный опыт. Однажды мне приснилось, что моя первая жена, мать моих детей, мертва. Я просто увидел её лицо с такой маской смерти и понял, что она мертва. Мы жили отдельно. Я проснулся в ужасе. Мы недавно разговаривали с ней по телефону. Я испугался сна. Потом оказалось, что она погибла через два часа после моего сна. Но я никого не убеждаю верить, тем более никому не желаю увидеть смерть близкого человека во сне.
– Значит, существует какой-то мир, который нам пока не открывается даже с космической высоты?
– Часть, я думаю, мира мы ещё не знаем.
– Что видит космонавт в иллюминатор?
– Самая большая радость – смотреть в иллюминатор. Ты видишь Землю, красоту Земли, красоту звёздного неба…
– Земля красивая?
– Очень красивая. Как невеста. А звёзды примерно одинаково смотрятся, единственно, что они там не мерцают, если смотреть не на горизонт.
– В космосе, наверное, необычно тихо?
– Тут интересно. Я получил недавно последний номер журнала «Новости космонавтики», и там американец (он летал шесть месяцев) вспоминает, как он мечтал о тишине, потому что на орбитальной станции, как и на корабле, что-то пищит, что-то щёлкает, что-то визжит, что-то грохочет… Это работающий цех. А за бортом я был в скафандре, в скафандре шипит радио.
– У меня богатое воображение, но я не могу себе представить, как человек находится за бортом космического корабля и на этой несусветной скорости несётся.
– Мы сейчас с вами сидим за столом, беседуем и несёмся вокруг Солнца со скоростью 30 километров в секунду, но мы же от Земли не отстаём. Так и там. Ты летишь со скоростью восемь километров в секунду, как и корабль. Вот это и есть невесомость.
– Но мы на Земле защищены, как щитом, атмосферой, в которой сгорают инородные тела.
– На корабле