Говорящая обезьяна
Человек – единственное полноценно разговаривающее животное. Словами он может выразить все: простейшие команды и требования, сложнейшие описания природы и микромира, он может связать слова в намеки и аллюзии, он способен проповедовать и радовать словом, он может ранить этим же словом. Действительно, «в начале было Слово».
Часто в описаниях эволюционного развития человека можно встретить фразу: «постепенно появляется речь». Но нигде мы не встречаем разумного объяснения: а почему она вообще появляется? Когда?
Несомненно, что способность общаться между собой дает человеку заметное преимущество перед другими представителями животного мира в плане планирования действий и установления взаимодействия, собирательства и заготовки пищи. Чуть ниже мы покажем, что теоретически возможен был и другой путь развития человечества, где речь не играет столь существенной роли, как сегодня, однако прежде мы обсудим несколько традиционных моделей возникновения этой функции у людей.
Где лежит начало человеческого языка, речи как таковой? Принято считать, что зачатками речевых функций обладал уже Homo habilis, что вполне вероятно, если принимать во внимание развитие его мозга, и абсолютно недоказуемо, если опираться на какие-то артефакты, поскольку по понятным причинам они отсутствуют вообще [191, 181]. По другим представлениям, зачатки речи появились значительно позже, лишь у неандертальцев, о чем свидетельствует, в частности, развитый центр Брока, отвечающий в мозгу за речевые функции. Существуют также предположения, что рудиментарной речью обладал Homo erectus – Человек прямоходящий, и это было связано с постепенным развитием социальной организации и необходимостью координации своих действий.
Но нет, считает Алан Уолкер, один из первооткрывателей многих останков Человека прямоходящего, – этот вид не обладал речью. Этот вывод Уолкер сделал на основе анализа седьмого спинного позвонка (Т7) человека прямоходящего. Дело в том, что нервные окончания в области седьмого позвонка позволяют контролировать мускулы грудной клетки, задействованные в процессе выдоха. Уолкер обратил внимание на то, что у т. н. «мальчика из Турканы», представителя Homo erectus с озера Туркана в Кении, отверстие позвоночного канала значительно уже, чем у современного человека. А это значит, что позвоночный столб не мог нести в себе необходимого количества нервных окончаний, чтобы контролировать процесс дыхания столь же свободно, как у современных людей. Поскольку речь связана с процессом контролируемого выдоха, то произнесение сколь-нибудь длинного предложения было невозможным для Homo erectus [164, 94].
Несомненно, что обладание речью является одним из основных признаков человека, во всяком случае, ни одно из известных ныне животных не обладает столь же развитыми речевыми способностями, как человек. Разумеется, можно вспомнить целый ряд удачных опытов обучения шимпанзе произнесению некоторых слов, причем произносимых осознанно. Но столь «натянутое» искусственное обучение языку показывает лишь то, что у высших обезьян действительно существует возможность членораздельного и осмысленного произнесения крайне ограниченного запаса слов, однако ни о каком свободном общении речи идти не может. Использование слов (как это делают иногда попугаи) и обладание речью – суть типологические разные и несопоставимые между собой явления.
Некоторые современные обезьяны общаются между собой через комбинацию определенных жестов и звуков – реликты этого можно проследить и у современного человека, благодаря чему считается, что мы унаследовали эту систему коммуникации от наших предков в момент разделения ветвей на гоминидов и понгидов.
Способность к речи заложена у высших обезьян, в частности, многолетние эксперименты над обезьянами, находящимися в неволе, показали, что у них присутствует возможность развить речь на уровне 2 – 3-летнего ребенка [288, 46]. Доказывает ли это, что на основе подобных способностей могла возникнуть развитая речь? Скорее нет, примечательно, что в диком состоянии обезьяны никогда не проявляют своих речевых способностей. Более того, многие способности, которые приближают обезьяну к человеку, не проявляются в природе, хотя, казалось бы, это должно облегчить высшим приматам выживание в условиях конкуренции. Например, обезьянам доступны не только некоторые речевые функции, но и изготовление орудий, а бабуины, находясь в руках ученых-экспериментаторов, проявляют способность изготавливать орудия, но никогда не пользуются ею, находясь на свободе. Не указание ли это на то, что и речевые, и трудовые способности могли развиться у человека только в условиях резкого ограничения свободы?
Разумеется, здесь следует различать общение и системы коммуникации, язык и речь. Системы коммуникации, сообщения друг другу какой-то значимой информации существуют у всех живых существ. Присущ ряду животных и некий «язык», хотя он чаще всего сводим именно к простейшим системам коммуникации: язык пчел, дельфинов и т. д. Разумеется, здесь определение «языка» – весьма специфическое и относительное, например, пчелы общаются между собой посредством выделения особых химических соединений, называемых феромонами, а также особого пахучего секрета, причем каждая колония пчел имеет характерный свой запах.
В животном мире всякое общение – это прежде всего передача знаков о каком-то состоянии, например, готовности произвести потомство, или о приближающейся опасности. Таким знаком является, например, красная грудка у малиновки, покраснение брюшка у колюшки – мелкой костистой рыбы с колючками на спине и брюшке вместо спинного и брюшного плавников – в брачный период или мощная грива у льва. Такое общение очень информативно и крайне утилитарно, здесь нет места человеческому «философствованию», «размышлениям» о жизни или о своем месте в истории.
До сих пор идут споры о том, представляет ли знаменитый «танец» пчел действительно систему коммуникации, но так или иначе, синтаксиса в этих типах коммуникации мы не встречаем и, конечно же, нет здесь и грамматических конструкций. Речевые функции в полной мере сегодня мы встречаем лишь у людей и не можем с полной уверенностью ответить, когда появилась речь, и обладал ли хотя бы один и наших предков такой способностью.
Речь же – явление значительно более сложное, она всегда соотносится с синтаксисом и семантическим конструированием, обличенным в слова, в поиски способов передачи сущностей при помощи слов. Ни одно существо, генетически близкое к человеку, например, шимпанзе, способное производить осмысленные звуки и передавать ими информацию, все же не способно «конструировать новые смыслы» при помощи таких звуков.
Речь человека – вообще явление поразительное, небывалое, не связанное ни с какими другими способами передачи информации. В природном мире существует определенная иерархия «лингвистической активности» живых существ, внутри которой так возрастает «разумность» и смысловая нагрузка во время коммуникации.
Самое простое – это произведение определенных звуков или шумов, часть которых может нести семантическую нагрузку, однако в основном истоком этих звуков являются защитные рефлексы. В качестве примера можно привести гремучую змею, издающую треск как знак угрозы, или шипение у некоторых пауков. Большинство этих звуков недвусмысленно понимаются теми животными или врагами, которым эти звуки адресуются. Именно в этом смысле такие звуки можно рассматривать как некую лингвистическую активность, хотя, естественно, даже о зачатках речи здесь говорить не приходится.
Несколько выше следуют базовые лингвистические системы, благодаря которым члены одного и того же вида могут общаться между собой. Сообщения остаются настолько же короткими, насколько и рефлекторными. Однако здесь вокруг таких звуков или их сочетаний уже существует определенная социальная система, поскольку члены одного вида могут улавливать из общей архитектоники звуков нечто значимое для себя. Не менее важно, что на эти значимые звуки может быть получен столь же значимый звуковой ответ или какая-то адекватная реакция. Примером такого общения могут служить брачное завывание койотов, звуки, которыми предупреждают друг друга дикие животные о приближении опасности, и т. д.
В определенной степени эта система звукового оповещения и информационного сопряжения является продолжением (а возможно, и подразделом) рефлекторных звуков, которые были описаны выше. И в том, и в другом случае такая простейшая лингвистическая активность продиктована биологическими требованиями. Чаще всего – и это очень важно – каждый такой звук передает один «бит» информации, требующий однозначного ответа: сигнал о приближении опасности – рефлекс к самоспасению, сигнал о найденной пище – рефлекторное ее поедание и т. д. Многоступенчатая обработка информации, вызванная таким сигналом, не предусмотрена, поскольку требовала бы либо более высокой организации мозга, либо слишком большого времени на обработку информации, что недопустимо в случае опасности.