передать твоей сем…
— Ничего! — сорвался Менард и, чуть подумав, сказала смиреннее: — Они и так все знают.
— Все не должно быть так!
— Да, Настюха, не должно.
— Доберитесь до Тиши, сделайте дело. — Томас закончил разговор кратко и ясно, открывшись им с самой человечной и дружеской стороны, последний раз взглянув на Настю и Оскара, вдохновляя их на успех.
После Менард и Томас надели шлемы и пошли вглубь Монолита — туда, где идет последняя битва с хищниками самой планеты. Оскар все хотел их отозвать, что-то придумать, ведь не может и не должно быть так! Но никаких вариантов или альтернатив не находилось — как раз наоборот, глядя им вслед, Оскар осваивал эту вынужденную жертву как необходимую цену победы. Раз эти двое пошли на такое без особых раздумий, твердо следуя долгу и чести, значит, он сам может, и когда придет время, их пример станет для него доказательством верного выбора.
Почему-то никто не верил, что они выживут, — и эта боль объединяла всех троих мучениями с каждой секундой расставания все больше и больше. Как только послышались выстрелы и крики, сразу же возымевшие отклик от особей, Оскар повел остатки Техгруппы вперед, прямо к вокзалу.
С трудом борясь со слезами и болью, Настя, Оскар и Ингрид двигались по прямой, ненавидя звуки стрельбы, ненавидя яростные воинственные крики их друзей, пытающихся быть громче врага; ненавидя удаляющиеся доказательства борьбы; ненавидя себя за их смелость… Все это стало жизненно важным в момент оглушительной тишины после очередного взрыва гранаты. Ни криков, ни стрельбы — лишь победоносный рев существ. Утрата оставила слишком яркий шрам на сердце, вынудив скорбеть столь сильно, сколь истерика почти брала власть над Ингрид и Настей. Первая всецело винила себя, ведь именно ради нее они оказались тут. А вторая теряла все координаты, ожидая собственной смерти из-за того, что они умерли, а она жива. Хотелось отдаться боли и закричать во все горло от невозможности принять это доблестное, но несправедливое самопожертвование. Кое-как Оскар смог заглушить свои эмоции, все повторяя внушительно и даже злобно: «Мы должны идти». Вновь и вновь он говорил это вслух, негромко, но сильно, приказывая исполнять эту простую функцию:
— Если мы сдадимся, то они погибли зря!
20
Козырев видел фигуру рядом с упавшим вертолетом, безошибочно определив в ней своего сына, пока они вели важнейший в их жизни разговор. Он столько сказал ему без слов, открыв сам для себя истинное отцовство лишь сейчас, искренне видя и чувствуя то будущее, разделить которое у него с ним не получится. Такова роль родителя — отпустить ребенка в свободное плавание, веруя в непреклонность перед трудностями и честность в стремлениях, насыщаясь силами для больших свершений за счет пропитанной любовью памяти о прошлом. Все плохое за эти дни выковало лучшее в каждом из них, дабы отпустить старые роли и принять новые. Козырев не боится за сына — наоборот, этот разговор насытил его самого новыми силами. Каждую секунду он видит будущее Оскара и радуется за него, потому что настоящее позволит ему обеспечить крепкую основу для новой надежды.
Ранее Козырев искал лазейку, дабы обмануть невидимого противника, играющего с ними по несправедливым правилам. Теперь он знает, что сделать и как. Его сын — вот главная победа, этакий козырь в рукаве, но время для розыгрыша еще не наступило. Это долгий маневр, тем и победоносный. Эти два дня — лишь подготовка к более сложным и важным битвам, где наследие отца не даст сыну сбиться с пути. Сегодняшний день уже стал прошлым — пусть враг ликует, это даст пораженным закалку, опыт и знание. Проигрывая сегодня, они куют победу завтра. Особенно в этот план хорошо вписывается та, чье появление пусть и аномально, но ныне бессмысленно. Все играло на руку врагу — все, кроме нее.
— Тебя отведут к служебному лифту. Внизу ждет поезд, прямо до вокзала, где ты пересядешь в сторону Тиши. Там ты встретишь моего сына и проследишь, чтобы он и те, кто выживут, исполнили приказ. — Люба выражала искреннее изумление. — Здесь тебе делать нечего. В случае нашего общего поражения вы улетите на Опус, где твои связи и власть помогут моему сыну.
— Я давно не была там.
— Мне плевать! Это лучшее, что я могу дать Оскару. Это лучшее, что ты можешь дать мне. Я доверяю тебе, Любовь, не подведи меня. — Она уже все поняла, чувственная скорбь стала для него лучшей наградой, ибо эта искренность стала подтверждением верности его ключевого хода в этой игре. — Мое место здесь. Этой мой город — моя ответственность. Я довершу дело, несмотря ни на что.
— Как же Оскар?
— Он уже готов. Ему не хватает твоих знаний и мудрости. Ты рассказала мне, что Дикисян был твоей координатой. Теперь таковым будет Оскар. Я верю, что так мы сможем победить. Впереди еще много битв. Впервые я орудую не стратегией — верой. И я верю, вижу и почти могу осязать ту картину будущего, где ты рядом с моим сыном, помогаешь ему продолжить наше дело. — Потом он добавил с особым акцентом, намекая на особый от него подарок, должный остаться в тайне как можно дольше: — У тебя все для этого есть.
Люба не хотела верить в это, но человек перед ней изменился достаточно сильно, дабы поддаться его влиянию. Возможно, кратко думает она, он сам себя в этом убеждает на исходе этого дня, но в то же время почему-то ей искренне хочется перенять эту веру от него. Отец, столь сильно любящий своего ребенка… ей это не знакомо. Еще одна причина согласиться с ним, как уважение столь редкого явления. К тому же в его плане нет ничего противоречащего ее личным замыслам — даже больше, все складывает лучше, чем она хотела.
— Спасибо, — сказал Козырев даже с улыбкой, полный сил, как человек, взявший инициативу на поле игры.
В этот момент пришло сообщение о прорыве в государственный блок. Причем случилось это через то отверстие в стене, образовавшееся еще вчера взрывом в лаборатории, которое кое-как успели прикрыть во время организации ремонта. Первый выводок почему-то не полез под надстройку, что дало время усилить внутренние двери, видимо, лишь отсрочив внимание особей. Похоже на целенаправленную организованную атаку жизненно важных структур. Враг уже бегает по этажам, утоляет голод и рыщет. Козырев обратился ко всем на пике воли к победе:
— Пока мы здесь — битва не окончена! Готовьте ракету, ударим по западному блоку! Он накроет