загибать, чтобы вамп-стайл. Тут видите какие лацканы острые… Ну во-о-от! — довольно. — Жених будет нервно курить в сторонке.
— Спасибо!
Убегает следом за детьми. Последним идёт Женька. Ловлю его. Садимся с ним на скамеечку.
— Ну что там, Жень, с твоей тёткой?
— Она в Каменке живёт… На выходные иногда забирает.
Каменка — это, считай, пригород, но муниципалитет отдельный и добираться часа полтора.
— И переводят тебя туда же?
Кивает.
— А ты хочешь?
— Нет…
— Что за тëтка-то?
— Мамкина сестра. Там другие дети.
— Не дружишь с ними.
— Злые… — опускает взгляд.
— Старшие?
— Угу…
Просматриваю на телефоне скрины его документов.
— Тебя пока переведут на место Стаси Горевой. Как там «семья»?
— Там Яшу хорошо знают. Боятся…
— Понятно. Ну пусть боятся, — вздыхаю я.
У себя я могу работать с растяжкой страх-уважение перед старшими, а вот в чужом монастыре — нет. Поэтому приходится смириться с Яшиными методами. Иногда он прессует кого-нибудь на грани. Но всегда за дело.
Знаю, что кому-то пальцы сломал за то, что над малышней издевались. Сложно осуждать, я может и сам бы сломал, если бы ничего другого не мог бы сделать.
— А мамка твоя совсем не приезжает?
— Она меня заберёт! Потом…
Ага, как же, заберёт она… «Проституция».
— Да! Ей надо денег заработать! В Москве. Она заработает и заберёт меня туда! — убеждает он меня. — А тётка всë врёт. Потому что она злая.
Взъерошиваю короткие волосы.
— Ладно. Тетки-мамки… Ты у нас уже сам взрослый парень. Полетишь со мной на турнир к старшим? Болеть за наших? Яшин, Марат, Шмель, Артём…
— Можно??
— Можно.
— На самолёте полетим?! — восторженно.
— На самолете. в Сочи. В море искупаемся.
— Ура!!
— Тогда, давай, за выходные всю домашнюю работу на отлично сделай, а то тебя учитель не отпустит.
Валит Воробей школу, не даются ему ни прописи, ни чтение. И не занимается никто. Надо его взбодрить, пусть сам пашет.
— Сделаю!! — радостно.
— Ну, всë, договорились. Мне пора.
Заезжаю в салон за Аишей. Выхожу из машины, подышать, подождать её.
И когда дверь салона открывается, нервно тянусь рукой в «стильному» узлу Ярославны, в последнее только мгновение притормаживая, чтобы не испортить.
Аиша…
Горло сжимается от такой красоты.
От головы до белых носочков сапог утянута в серебристое платье из тяжёлой, стилизованной под традиционную, ткань. Сложная вышивка крупными белыми цветами. Широкие рукава. И горло закрыто до самых ушек. Крупные серьги до плеч. Волосы собраны строго наверх. Глаза яркие и огромные, губы не накрашены и очень нежные.
На плечах накидка из белой норки.
Я сглатываю.
Как же я её в Дагестан повезу с братьями знакомить. Украдут же! Тут охрана нужна.
Да и здесь украдут!
Опомнившись, срываюсь с места, чтобы подать ей руку.
Набираю в вибрирующую грудь воздуха, чтобы выразить свой восторг. И сдуваюсь, расплываясь в улыбке и разводят руками.
Вау.
— Ты без меня такая не ходи… — прокашливаясь, хриплю я.
— Сочтем за комплимент.
Глава 33 — Традиции
Припарковав машину, мы идём под длинной деревянной аркой, обвитой искусственным плющом и живыми цветами.
Я ничего не вижу кроме еë гордого профиля.
— Ты такая красивая… — шепчу я, прижимая к губам кисть. — У меня от тебя голова кружится.
Ресницы на мгновенное опускаются, она прикусывает губу.
— Это в тебе горная кровь говорит?
— Наверное…
— Боже мой, сколько людей! — шепчет мне Аиша, держа под руку.
— Такие традиции. В детстве вообще ни одной свадьбы не видел, где меньше двухсот человек. Здесь почти весь цвет диаспоры.
Три огромных открытых шатра с газовыми вертикальными тенами, в центре под открытым небом площадка, застеленная коврами. На постаменте музыканты.
Вокруг шатров припаркованы около пятидесяти машин.
— Женский шатер, — киваю на белый полог. — Туда мужчины не вхожи. Там незамужние девушки и молодые жены, в основном. Без сопровождения оттуда не выйдут.
— Очень строго?
— Да нет… Во многом уже напоминает классическую свадьбу но некоторые традиции остались.
— Невест воруют? — распахивает она с наигранным ужасом глаза.
— Воруют, но по сговору с невестой обычно. Потом идут уже каяться к родителям невесты со сватами, выкупают. А тем деваться некуда. Ночь в доме жениха… Уже всё, только за него замуж. А так, если силой увезли и потом родители не договорятся, сесть можно, а то и пулю отхватить… Братья у наших невест резкие.
— Ты не похож на лезгина! — косится она на меня.
— Да я по крови только на четверть, — пожимаю плечами. — Дед по матери был лезгияром. На три четверти я — русский. Но я своих кровных и не помню.
— Вообще ничего не знаешь про них?
— Ну, почему, рассказали добрые люди. Кровный отец русский был, мать наполовину. Нагуляла… Дед не принял меня. Избавились, как только родился. А сами всей семьёй уехали от позора куда-то. У нас вообще детей не бросают, это редкость. Родственники забирают. Но то законных, не в браке если родился, семья отца заберёт, родичи. Но это был не мой случай. Поэтому и в интернате у нас почти одни русские были. Бывший заброшенный убогий садик на краю света. Человек двадцать беспризорников, персонала — два человека. А потом отец меня забрал и интернат расформировали.
— Как он тебя нашёл?
— Мы в город сбегали иногда. Я подрался на улице с Рустамом. Кровища, сопли, слюни… — смеюсь, качая головой. — Он разнял. Говорить со мной начал. Ну и…
— Спасибо ему. Он жив?
— В пансионате. После инсульта. О нём хорошо заботятся, я слежу за этим. Пойдём отца невесты поздравим.
— Почему у нас руки пустые? Мы без подарка? —