Чужая рука опустилась на ее плечо. Хельга почувствовала, как по телу прошла властная горячая волна.
— Посмотри на меня, — негромко произнес Шани. — Посмотри, пожалуйста.
* * *
Пожалуй, Дрегиль в чем-то был прав, думал Шани, глядя куда-то вверх, в потолок. Огонь в печи давно погас, и в доме царила глухая непроницаемая тьма. Что можно рассказать о любви, кроме очередных напластований розовой пошлости…
Почему же тогда эта девочка была естественной, словно биение сердца? Которое, кстати, стало стучать с недовольными перебоями…
Приподнявшись на локте, Шани поцеловал спящую Хельгу в макушку и плотнее укрыл одеялом. Она что-то пробормотала во сне, но так и не проснулась. Пусть отдыхает, подумал Шани, завтра будет долгий и трудный день. Вернее, уже сегодня.
Сначала она плакала. Потом перестала. Потом ей было больно и горячо, и она кусала губы, чтобы не разрыдаться, но удержаться так и не смогла, и Шани все еще ощущал на губах соленый вкус ее слез. А потом, когда все закончилось, и они лежали рядом, не в силах разжать стиснутые ладони, то Хельга промолвила едва слышно: спасибо, это лучшее, что со мной было… Завтра она поймет, что отдалась некрученой-невенчанной, что у них нет абсолютно никакого будущего, что случившееся — не лучшее, а страшное, и теперь она полностью зависит от расположения Шани… Но это будет завтра.
Государь Миклуш знал, о чем говорит. Стоит распробовать вкус власти, и он придется по душе. И неважно, что это за власть — над влюбленной девушкой или над целой страной, вкус остается притягательным в любом случае. Хельга шевельнулась во сне, и Шани погладил ее по спутанным волосам.
— Спи, девочка, — шепнул он. — Все будет хорошо.
Он поднялся, подошел к столу и несколько минут чиркал огнивом, пытаясь зажечь лампу. Когда тихий свет озарил домик лесника, то Хельга пошевелилась под одеялом, но не проснулась. Шани сел за стол и какое-то время смотрел на спящую девушку, а затем вынул из своей сумки лист бумаги и чернильницу, которые всегда носил с собой, и принялся писать. Аккуратные, почти каллиграфические буквы с резким подчеркиванием гласных ложились на бумагу, Хельга спала, дыша тихо-тихо, а Шани чувствовал, что в нем словно пробуждается старое, давно забытое чувство. Закончив письмо, он снял с пальца перстень с аметистом и положил его на бумагу.
Далеко за лесом занимался рассвет.
Когда красное морозное солнце выплыло из сонно похрустывающего дымного тумана и зарумянило охрой стволы корабельных сосен, то Шани уже вышел на дорогу, ведущую в Гервельт. До особняка предстояло идти не больше часа.
«Моя встреча с принцем может обернуться по-всякому, в том числе и очень плохо. Если я не вернусь к завтрашнему утру, то забери мою сумку и это письмо и возвращайся в столицу. Скажи государю, что я сделал все, бывшее в моих силах, и погиб с честью».
Гервельт, изящный деревянный терем среди золотистых сосен, озаренный солнцем, выглядел иллюстрацией к старинной сказке. Мороз нарисовал дивные узоры на стеклах его окон; казалось, что за ними живет королевна или волшебница, или таятся невиданные сокровища; Шани какое-то время рассматривал его балконы и башенки, прикидывая, какая часть особняка охраняется хуже, а затем решил не красться татем в ночи, а войти с парадного входа.
«Сегодня наши звезды падали в небо. Я не мог оторвать глаз от тебя, и больше всего хочу никогда тебя не покидать. Понимай это как надежду или как признание… в знак серьезности намерений девушкам положено дарить кольца — забери то, которое я оставил. Важнее его и тебя у меня ничего и никого нет, и уже не будет».
Он поднялся по ступеням и толкнул дверь особняка. Охранец, дремавший внутри, явно не ожидал гостей и вскочил со своей лавки с очень комичным видом. Шани смерил его презрительным взглядом и холодно приказал:
— Доложите принцу, что прибыл декан инквизиции.
Видимо, от удивления у охранца наступило определенное помрачение мозгов — вместо того, чтобы отправляться на доклад, он обнажил саблю. Ага, меня тут ждут с нетерпением, подумал Шани и вздохнул: что ж, хотите по-плохому — извольте.
Когда-то давно на Земле Саша Торнвальд занимался боевыми искусствами нового поколения, да и во время жизни в Аальхарне поднаторел в навыках борьбы и фехтования — впрочем, на то, чтобы разоружить и слегка поучить глупца уму-разуму, не надо быть кем-то сверхвыдающимся, вроде спецагента Британской Федеральной Земли, приключения которого тянутся из дремучего двадцатого века. Несколько грамотных ударов — и охранец скорчился на полу. На всякий случай Шани подобрал его саблю и пошел по коридору к лестнице на второй этаж, к покоям принца.
По пути ему попался еще один охранный караул, безмятежно игравший в кости. Судя по всему, шум драки на первом этаже их совершенно не встревожил. При появлении Шани они поднялись со своих мест и угрожающе опустили руки на оружие.
— Я иду к принцу, — сурово сказал Шани и швырнул им саблю того охранца, который сейчас корчился у входа, пытаясь подняться на ноги. Сабля была приметная, с алой оплеткой и кокетливыми кистями — охранцы ее узнали и сделали шаг назад, однако рукоятей собственных сабель не выпустили. Что ж все по плохому-то идет, устало подумал Шани и приготовился драться всерьез.
Впрочем, в этот раз вступать в бой ему не пришлось. Одна из дверей открылась, и Шани услышал сварливый голос Луша:
— Нигде от тебя не скроешься, святоша.
— Я счастлив, что вы это понимаете, ваше высочество, — откликнулся Шани. Охранцы расступились, и он увидел принца. Сонный, в бархатном домашнем халате до пола, тот стоял в дверях и смотрел на Шани с сердитым недоумением, словно не понимал, как это декана инквизиции угораздило сюда добраться.
— Ладно, — сказал принц охранцам. — Ступайте отсюда. И завтрак накрывайте, ко мне братец изволили приехать. Праздновать будем, пировать будем. Вино несите, да побольше!
А ведь он и отравить может, подумал Шани, когда сел в компании принца за богато накрытый стол. Луш не соблюдал постов, и на тарелках были и смуглые куриные ножки, запеченные с травами, и фрикадельки, и нашпигованный кашей и колбасками поросенок, и густые ароматные соусы. Подцепив серебряной двузубой вилкой крылышко цыпленка, маринованное в меду, Шани отправил в рот небольшой кусочек, но ничего подозрительного не обнаружил. Вполне возможно, принц был честен. Хотя… Губы и язык стало слегка пощипывать: это ясно говорило о том, что цыпленка мариновали вместе с гарвишем — местным растением, которое в кулинарии применялось только в особых случаях, вроде приезда в гости заклятых друзей: даже в небольших дозах оно было смертельным.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});