Но сейчас, обернувшись через плечо, она изобразила абсолютную невинность.
— А что не так? Что ж, наверно, теперь мне придется подождать снаружи.
Лаклейн взглянул на дверь, по-видимому, обдумывая их уход, и Эмма не смогла скрыть своего самодовольного выражения. Но, прищурившись, он выпалил.
— Тем лучше, так их взгляды будут куда ощутимее.
И провел по ее спине внешней стороной когтей.
Глава 10
— Это блузка от Аззедин Алайя[18]? — спросила Эмму провожавшая их к столу администратор зала.
— Нет, но можно сказать, что это очень подлинный винтаж, — ответила та.
Лаклейну было плевать, что это за вещица; она больше никогда не наденет эту чертову недошитую блузку на людях.
Бант, который при ходьбе покачивался в районе ее стройной поясницы, притягивал взгляды всех сидящих в зале мужчин. Лаклейн знал, что мысленно они развязывали его. Потому что сам делал тоже самое. Некоторые из этих людишек, толкнув локтем своего приятеля, прошептали «горячая штучка», вынудив ликана бросить убийственный взгляд в их сторону.
Но не только мужчины откровенно таращились на Эмму, когда она проходила мимо. Женщины, разглядывая с завистью наряд вампирши, шептались, что она одета «супер».
А затем многие из них бросали на него самого откровенно приглашающие взгляды.
В прошлом его, быть может, и порадовало их внимание; возможно, он даже принял бы приглашение или парочку. Сейчас же их интерес почему-то казался ему оскорбительным. Будто бы он мог предпочесть их созданию, за которым так пристально следил!
О, но ему определенно понравилось, что и вампирша заметила эти взгляды.
Подойдя к столу, Эмма остановилась, в последний раз оказывая сопротивление, но Лаклейн, схватив ее за локоть, помог ей сесть в кабинку.
Как только администратор ушла, Эмма выпрямила спину и сложила руки на груди, отказываясь смотреть в его сторону. Когда мимо прошел официант с тарелками, полными шкворчащей еды, она закатила глаза.
— Ты смогла бы это съесть? — спросил ликан. — Если бы пришлось? — он еще раньше задавался этим вопросом, и теперь молился, чтобы ответ оказался положительным.
— Да.
— Тогда почему не ешь? — поинтересовался он недоверчивым голосом.
Эмма изогнула бровь.
— А ты можешь пить кровь?
— Мысль ясна, — спокойно произнес он, несмотря на захлестнувшее его разочарование. Лаклейн обожал еду, любил ритуал совместного поглощения пищи. В те моменты, когда не голодал, он смаковал каждый кусочек и, как и все ликаны, был способен оценить еду в любой ситуации. Но сейчас его потрясло осознание того, что они никогда не смогут разделись трапезу или выпить вместе вина. Что она станет делать на общеклановых торжествах…?
Лаклейн прервал себя. О чем он только думает? Он никогда так не оскорбит сородичей, приведя вампиршу на общие собрания.
Наконец, очевидно, смирившись с тем, что ей все-таки придется здесь сидеть, Эмма откинулась на спинку диванчика. И когда к ним на секунду подошел официант, чтобы налить воды, она встретила его вежливым выражением лица.
Склонив голову набок, Эмма смотрела на стакан с водой, будто гадая, как лучше всего с ним поступить. Но так ничего и не придумав, испустила долгий, усталый вздох.
— Почему ты всегда такая уставшая?
— А почему ты задаешь так много вопросов?
Значит, на людях она становится храбрее? Как будто эти человечишки смогут помешать ему сделать всё, что он захочет.
— Если ты пила всего лишь в понедельник и у тебя на теле нет ран — а я бы их увидел — то о каком состоянии ты говорила?
Она принялась барабанить ногтями по столу.
— А это уже следующий вопрос.
Лаклейн едва обратил внимание на ее слова, ибо ему в голову пришла мысль настолько отвратительная, что он тут же воспротивился ей. Возникшее предположение потрясло его. Закрыв глаза и стиснув зубы, он медленно покачал головой.
О, Господи, только не это. Она беременна? Нет, невозможно. По слухам вампирши были бесплодны. Конечно, если верить все тем же слухам, то вампирш вообще больше не существовало. Но она же здесь.
В чем еще может быть причина?
Ему придется заботиться не об одном, а о двух вампирах. Живущих в его доме, распространяющихся в его клане, подобно какой-то заразе. И какая-то пиявка обязательно захочет их вернуть.
Напряжение, которое он испытывал в течение этого долгого сумасшедшего дня, вернулось с удвоенной силой.
— Ты по…
В этот момент к столику подошел официант, и Лаклейн быстро сделал заказ, даже ни разу не заглянув в меню, которое сунул обратно молодому человеку, отсылая его прочь.
Эмма от удивления открыла рот.
— Не могу поверить, что ты заказал мне еду!
Отмахнувшись от ее возмущения, Лаклейн спросил:
— Ты понесла?
Когда подошел официант, чтобы вновь наполнить ее стакан водой, Эмма напряглась, а затем, нахмурившись, посмотрела на ликана.
— Ты поменял наши стаканы? — прошептала она, когда они вновь остались одни. — Я даже не заметила!
— Да, и тарелки я тоже поменяю, — быстро объяснил он. — Но…
— Значит, я только притворяюсь, что ем? — спросила она. — Тогда хорошенько поешь за меня, ладно? Потому что у меня был бы отменный аппетит…
— ТЫ ПОНЕСЛА?
От возмущения Эмма задохнулась, но тут же поспешно выговорила:
— Нет! Я даже не… хм, у меня даже парня нет.
— Парня? Ты имеешь в виду любовника?
Она покраснела.
— Я отказываюсь обсуждать с тобой свою личную жизнь.
Лаклейна охватило чувство облегчения. Вот так просто его день изменился в лучшую сторону.
— Значит, у тебя нет любовника, — ему понравился тихий звук раздражения, который она издала. Особенно потому, что он сказал ему то, что Лаклейн хотел узнать. Никакого любовника или вампирского отпрыска в настоящем. Только он и она. И когда он заявит на нее свои права, то будет овладевать ею так долго и неистово, что она забудет всех мужчин, которые были до него.
— Разве я только что не отказалась обсуждать это с тобой? У тебя, что, какой-то особый талант игнорировать мои желания? — и уже себе под нос пробормотала, — ей богу, порой мне кажется, будто надо мной попросту издеваются.
— Но ведь ты хочешь мужчину, верно? Твое маленькое тело жаждет его.
От потрясения Эмма открыла рот.
— Т-т-т-ы специально говоришь так откровенно, чтобы спровоцировать меня! Тебе нравится меня смущать, — она бросила на него оценивающий взгляд, и у Лаклейна возникло чувство, будто она ведет мысленный подсчет каждого из таких случаев.