— Не дождешься, я в эту игру не играю.
— Ты ничего не скажешь?
Она сжала руль.
— Ты злишься? Не такой реакции я ожидал.
Эмма взглянула на ликана. Ее контроль над своими эмоциями и внутренний страх перед Лаклейном сейчас казались ничем по сравнению с тем, что еще совсем недавно она была на волосок от гибели.
— Я злюсь, потому что от смерти в твоих когтях меня отделял ровно дюйм. Что, если в следующий раз не будет даже этого дюйма? Во сне я чрезвычайно уязвима — беззащитна. А по твоей вине оказалась в подобной ситуации.
Какое-то время он просто смотрел на нее, не отрывая глаз, а затем выдохнул и сказал то, чего она никак не ожидала услышать.
— Ты права. И раз это случилось во время сна, я больше не буду спать рядом.
В памяти Эммы сразу же всплыло его влажное и такое теплое тело, прижимавшееся к ней. Она не хотела отказываться от этого, осознание чего заставило ее гнев разгореться еще сильнее.
Пока Эмма настраивала на ай-Поде плей-лист с «Агрессивным женским роком», Лаклейн, напряженный, натянуто сидел на своем месте.
— Что это? — спросил он, словно не смог удержаться.
— То, что воспроизводит музыку.
Указав на радио, он добавил. — Разве не это воспроизводит музыку?
— Воспроизводит, но не мою музыку.
Он удивленно поднял брови.
— Ты пишешь музыку?
— Программирую, — ответила она, и с безграничным удовлетворением вставила в уши наушники — отгородившись от него.
Спустя пару часов, Лаклейн указал ей на въезд в городок под названием Шрусбери.
— Зачем мы здесь останавливаемся? — спросила она, вытащив наушники из ушей и сворачивая на дорогу.
— Я еще не ел сегодня, — ответил ликан, словно ему было неудобно в этом признаваться.
— Уж догадалась, что остановки на обед ты не делал, — ответила она, удивляясь собственному язвительному тону. — Что будешь? Что-нибудь по-быстрячку?
— Я видел те заведения. Чувствовал исходящие от них запахи. В них нет ничего, что способно придать мне силы.
— Ну, тебе виднее. Это не моя епархия.
— Я в курсе. Поэтому дам тебе знать, когда почувствую подходящее место, — ответил он, указывая ей направление по главной улице к рынку на окраине города, где находились различные магазинчики и рестораны.
— Здесь наверняка что-нибудь найдется.
Тут Эмма заметила подземную парковку — которые просто обожала, как и все подземное — и заехала внутрь.
Припарковав машину, она спросила.
— Ты ведь возьмешь еду с собой? На улице холодно.
К тому же здесь где угодно могли таиться вампиры. А раз уж она оказалась замешана во всю эту ликанскую хрень, то могла рассчитывать хотя бы на небольшую программу по защите вампира.
— Ты определенно пойдешь со мной.
Она наградила его бессмысленным взглядом. — С какой целью?
— Ты останешься рядом, — настоял он, открыв ее дверцу и становясь перед ней. Ощущая какую-то тревогу, Эмма заметила, что он, прищурившись, осматривает улицу.
Когда он взял ее за руку и потянул за собой, она воскликнула. — Но я не захожу в рестораны!
— Сегодня зайдешь.
— О, нет, нет, — пролепетала она, умоляя взглядом. — Прошу, не заставляй меня туда идти. Я могу подождать снаружи. Я подожду снаружи. Обещаю.
— Я не оставлю тебя одну. И тебе следует к этому привыкнуть.
Она старалась упираться ногами, но, учитывая его силу, это была бессмысленная попытка.
— Нет, не следует. Мне никогда не придется в них бывать. Не к чему и привыкать.
Он остановился и повернулся к ней лицом. — Почему ты боишься?
Эмма отвела взгляд, не ответив на вопрос.
— Отлично. После тебя.
— Нет, подожди! Я знаю, что не привлеку внимание людей, но я…я не могу выносить, когда все смотрят в мою сторону и видят, что я не ем.
Он поднял брови от удивления. — Не привлечешь внимание? Ну да, совсем ничье, только мужчин от семи лет и до гробовой доски.
С этими словами он потянул ее дальше.
— То, что ты сейчас делаешь — жестоко. И я этого не забуду.
Лаклейн обернулся и увидел тревогу в ее глазах.
— Тебе не о чем волноваться. Ты не можешь мне просто поверить?
Но, заметив ее свирепый взгляд, добавил. — В этом.
— Это что, цель всей твоей жизни — сделать меня несчастной?
— Тебе не помешает расширить кругозор.
Она было открыла рот, чтоб поспорить, но он резко прервал ее. — Пятнадцать минут. Если ты все еще будешь чувствовать себя некомфортно, мы уйдем.
Эмма знала, что пойдет так или иначе, знала, он дает ей лишь иллюзию выбора. — Я пойду, если сама выберу ресторан, — произнесла она, пытаясь обрести хоть крупицу контроля.
— Идет, — ответил ликан. — Но у меня будет право на одно вето.
И только они вышли на людную улицу, вливаясь в поток людей, как она вырвала руку из его хватки и, расправив плечи, вздернула подбородок.
— И это помогает держать людей на расстоянии? — спросил он. — Та надменность, что ты примеряешь на себя, словно наряд, как только выходишь на люди.
Эмма взглянула на него искоса.
— Если бы только это работало со всеми …
Вообще-то, это и работало со всеми, кроме него. Этому трюку ее научила тетка Мист. Все считали ее такой чванливой, бессердечной сукой, с повадками бродячей кошки — никому и в голову не могло прийти, что она бессмертная язычница двух тысяч лет отроду.
Эмма бросила взгляд на аллею и заметила пару подходящих местечек для ужина. Широко и злобно ухмыльнувшись про себя, она показала в сторону суши-бара.
Принюхавшись украдкой к исходящим оттуда запахам, Лаклейн сердито на нее глянул.
— Вето. Выбери другой.
— Ладно, — в этот раз она показала в сторону ресторана, к которому прилегал фешенебельный клуб. Эмма могла почти побиться об заклад, что это был бар. Она бывала в парочке таких заведений. Ведь как бы там ни было, она жила в Новом Орлеане, в городе, считающимся мировым лидером по части похмельного синдрома.
Он, несомненно, хотел отклонить и этот ее выбор, но, заметив приподнятые брови Эммы, бросил на нее злобный взгляд и, схватив снова за руку, поволок за собой.
Управляющий ресторана горячо их поприветствовал и подошел к Эмме помочь снять пиджак. Но вдруг позади нее что-то произошло, что-то, что заставило управляющего вернуться на свой подиум заметно побледневшим.
Эмма почувствовала, как напрягся Лаклейн.
— Где остальная часть твоей блузки? — вызверился он.
Спина была абсолютно голой, если не считать двух завязанных бантиком тесемок, что удерживали края блузки вместе. Она не думала, что ей придется снимать пиджак этим вечером, и даже если бы такое случилось — к тому времени ее спина должна была бы быть прижата к темно-серой коже салона.