Скрещиваю руки на груди, хмурюсь. Терпеть не могу сводничества, и бабушка это знает. Да и раньше не была за этим замечена, хоть и советовала мне уделять побольше времени на развлечения и приятные знакомства, а не на хлопоты сплошные. Но чтобы впрягаться за кого-то конкретного — такого не было.
«Любит он тебя»…
Не в первый уже раз слышу от близкого мне человека о серьёзном ко мне отношении Давида. Да и сама это чувствую, понимаю. Но какого чёрта я должна этому сдаваться?
У меня ведь вообще отношений ещё не было. А у него всегда хватало девушек. Да и к тому же… Не уверена, что мне всё это нужно. В смысле, с ним приятно проводить время — что уж скрывать, но перестраивать жизнь под его в ней присутствие? Ложиться в постель с ним?
Щёки вспыхивают от одной такой мысли. Давид — опытный парень, привыкший получать всё, что хочет. Не думаю, что он будет ждать. Да и не влюблена же я?
Наплевать на его чувства, главное — мои. И мне всего этого не надо. Да и он перестроится. Возможно…
Какого-то чёрта волнение только усиливается, стоит мне выйти к Давиду. Он уже обут, верхнюю одежду тоже накинул и явно готов к выходу. Можно, конечно, попрощаться у двери, но ладно уж. Раз бабушка попросила, до машины доведу, составлю компанию. К тому же, парень сегодня и вправду отличился в хорошем смысле.
Подавляю в себе дурацкое чуть ли не умиление его стараниям, просто напяливаю на себя первую же попавшуюся курточку, надеваю кроссовки под взглядом молчащего Давида, а потом выхожу вместе с ним.
Вот мы уже стоим возле лифтов. И я решаюсь первой нарушить молчание:
— Ты очень понравился моей бабушке.
Вроде ничего такого не говорю, почему голос по-дурацки дрожит? И взгляд Давида выдерживать сложнее становится. Почему он вообще на меня по-прежнему смотрит; а не на двери лифтов, прикидывая, какая быстрее откроется?
Да и я на него тоже.
— Это взаимно, — непринуждённо отвечает он, вот только почему-то не сразу.
— Но стоило обсудить со мной, прежде чем её навестить, — решаю всё-таки предъявить ему, хоть и мягко как-то.
Компенсирую тон взглядом: смотрю чуть ли не сурово, давая понять, что не шучу. А Давид неожиданно улыбается. Тепло так, обезоруживающе. Аж сердце пропускает удар.
— Мне нужен был совет от близкого тебе человека, а ты не дала бы согласие, — вкрадчиво поясняет Давид.
Нервно сглатываю. Как будто даже не знаю, куда себя деть и взгляд отвожу. К счастью, вовремя приходит лифт, хотя бы ненадолго выдёргивая меня из этого состояния. Заходим, и я даже умудряюсь как ни в чём не бывало уточнить:
— Какой совет?
— Как с тобой быть.
Аж прищуриваюсь, окидывая Давида взглядом. Пытаюсь понять, с каких это пор он в советах по части девушек нуждается. И вообще нетипично так себя ведёт…
«Потому что любит», — подсказывает подсознание голосом бабушки, и я веду плечами.
— В смысле? — зачем-то спрашиваю, хотя и так понятно, что Давид не имеет в виду безобидное взаимодействие.
Он ухмыляется, а потом вздыхает. Странное сочетание… И смотрит тоже неоднозначно. Вроде бы внимательно, вдумчиво даже, но в то же время как будто в себя уходит. Впрочем, ненадолго.
— Не одна девчонка ещё так не ломала мне голову, — признаётся серьезно, как будто даже неловко. — И не зажигала настолько в то же время, — а это добавляет уже с дразнящей уверенностью.
Глаза в глаза… И снова это накрывающее волнение. И сердцебиение где-то в висках.
Не знаю, почему каждое его вроде бы не новое слово так в меня врезается, застревает во мне, дышать мешает. Да и воздух сгущается, а кабинка лифта становится словно ещё меньше.
Взгляд Давида перемещается мне на губы… И тут я слышу звук открываемой двери лифта. И выдыхаю впервые за, кажется, действительно долгое время.
— Пока, Давид, — бросаю отчуждённо, решив, что из подъезда выходить не буду.
Теперь легче говорить. И дышать тоже легче.
А Давид качает головой, беззлобно насмешливо проговаривая:
— Ну вот опять. Твоя бабушка была права.
Хмурюсь. Что она там наговорила? И что значит «опять»?
Оба так и не выходим из лифта. Я собираюсь на нём же подняться — а Давид останавливается в дверях, своим телом мешая им закрыться. При этом смотрит на меня внимательно, будто изучает.
— Насчёт чего? — резко спрашиваю.
— Насчёт твоего поведения, — загадочно отвечает Давид, скользя каким-то волнующим взглядом мне по лицу.
— И что она сказала? — недовольно требую ответа.
Давид снова ухмыляется и наконец отводит взгляд.
— Что мне понадобится много терпения. Но это того стоит, — заявляет твёрдо, заставляя моё сердце по-дурацки пропустить удар. — Пока, Вика, — добавляет, снова посмотрев мне в глаза: правда, недолго, тут же разворачиваясь и отпуская дверь.
Она начинает закрываться, но я вдруг в какой-то непонятной панике вспоминаю, зажав нужную кнопку:
— Подожди!
Давид замирает, напрягаясь так, что даже на расстоянии чувствую. И дыхание разом сбивается. Он разворачивается, ища мой взгляд, а я прячу.
Понимаю вдруг, что мой порыв остановить его после таких разговорчиков может быть как минимум недвусмысленно воспринят. От этого мгновенно неловкостью окутывает. Не стоило, наверное.
Лучше бы потом узнала. У Давида или у самой бабушки каким-нибудь косвенным образом. А то он смотрит чуть ли не взволнованно. Точно не так меня понимает.
А я ещё какого-то чёрта тяну с тем, чтобы хоть что-то сказать. Смущаюсь по-дурацки.
— Что? — первым нарушает молчание Давид. Хрипловато спрашивает.
Хмурюсь — сколько можно подвисать, ещё и внимая его реакции? Решила же, что для меня в приоритете мои чувства. А они подсказывают, что мне от него нужны только ответы и гарантии, не более того.
— Ты ведь не говорил бабушке про байк? — почти невозмутимо задаю нужные вопросы. — Или про то, что было в переулке? Про суд?
Давид заметно мрачнеет. Почти даже ожесточается. Но я на этот раз уверенно смотрю на него, призывая себя не реагировать на это. В первый раз разве отшиваю его? Уже было не раз.
Просто жду ответа. Хотя какого-то чёрта в мыслях вовсе не эти важные вопросы. И волнение не из-за них.
— Нет, — хмуро бросает он.
— Хорошо, — вздыхаю с облегчением, поймав себя на мысли, что и не сомневалась. — И не надо, — прошу чуть тише.
— Секреты?
Палец, удерживающий нужную кнопку, чуть слабеет. Усиливаю давление, не понимая себя. Давид ведь спрашивает с пренебрежительной усмешкой, будто не относится к моим заскокам с тайнами всерьёз, но смотрит так внимательно, что будто эта вроде бы закрытая тема наших каким-то образом изменившихся взаимоотношений ещё здесь, между нами.
— Для её же спокойствия, — говорю твёрдо.
И пусть он посчитает, что это глупо, но я от своего не отступлю. Мы с бабушкой достаточно близки, но разница в воспитании и времени, в которое родились, даёт о себе знать.
Давид кивает, наконец, отпустив мой взгляд. Ненадолго отводит свой.
— Тебе решать, что, когда и кому говорить, — многозначительно и вкрадчиво заявляет. — До завтра, — снова разворачивается, чтобы уйти.
Отпускаю кнопку удерживания в лифте. И саму вроде бы тоже отпускает. Расслабляюсь, даже почти тепло бросив Давиду вслед:
— До завтра.
Не буду вообще осмысливать весь сегодняшний день… Лучше жить каждым новым мгновением. И ни о чём жалеть я не буду.
Глава 19
Давид
Я люблю Вику Крючкову.
Сказал бы мне кто-нибудь в начале года, что так будет — в лучшем случае посмотрел бы, как на идиота. Но за последнее время столько всего перевернуться в душе, даже разорваться успело, что сам буду идиотом, если стану отрицать очевидное.
Да и не стану. Мне нравится, что именно Вика настолько цепляет. Такая смелая, дерзкая и умная девчонка, которая в то же время безумно милая, трогательная и добрая. В ней офигительно сочетается, казалось бы, несочетаемое.
И она не просто зажигает меня, заставляя в то же время ломать голову. Нет, я всё чаще переполняюсь такой нежностью, которую и не подозревал в себе. И вообще становлюсь неузнаваемым с ней. Осторожничаю, любуюсь, прислушиваюсь к её чувствам, понять пытаюсь. И всё больше увязаю в ней при этом. С любой другой уже в постели бы был, а Вику даже поцеловать лишний раз — событие офигеть какого масштаба. И по ощущениям, и по подвижкам.