Давид, конечно, подхватывает меня, не даёт споткнуться, но на этот раз я максимально быстро разрываю соприкосновение. И при этом всё равно такое ощущение, что ещё некоторое время его чувствую. Хотя вроде как поодаль идём. И Давид не наглеет, только многозначительно ухмыляется, но тут же новую тему заводит.
Общаться с ним, кстати, интересно. Даже и не замечаю, как мы успеваем обсудить чуть ли не всё. Начиная с фильма, который посмотрели, переходим в киноиндустрию в целом, потом говорим и о других своих предпочтениях, увлечениях и даже детстве. Доходит до того, что я неожиданно для себя легко рассказываю о наших тренировках с папой и о том, как меня учили кататься на байке.
Давид умеет слушать. А ещё он чуткий собеседник, когда нужно, меняющий тему и подбирающий самые подходящие слова. Не то чтобы это удивляет, но такое ощущение, что делаю для себя какое-то важное открытие.
Мы продолжаем разговаривать и в машине, куда садимся, чтобы Давид отвёз меня домой. Всё-таки уже ночь, а завтра не самый простой день. И по учёбе контрольный тест, и с юристами хотелось бы связаться. Ему уж точно придётся. О себе пока не напоминаю.
К моему дому мы подъезжаем незаметно. Останавливаемся, и я ловлю себя на ещё одном дурацком сожалении — что свидание заканчивается. Да что это со мной? То из-за разрыва прикосновения жалела, то теперь об этом… С каких это пор Давид как будто нужен?
Он, к счастью, ничего не замечает: тянется к задним сидениям. Неожиданно достаёт оттуда красивый букет. Нежные розы, листки лаванды. И как я не замечала? Цветов тут немало. Как минимум пятнадцать.
И, чёрт возьми, приятно. Хотя всегда думала, что всякие эти букеты — не для меня.
Давид протягивает мне молча, без лишних слов, но от его взгляда чуть ли не жарко становится. Рука, потянувшаяся за цветами, чуть дрожит.
— Воу-воу, — говорю, чтобы разрядить обстановку, но голос какого-то чёрта звучит хрипло. — Спасибо, это очень мило, — последнее вообще как будто не мной сказано, слишком уж… смущённо?
Давид улыбается. Опять этот довольный блеск в его глазах… И тёплый в то же время.
— Это ты очень милая, — заявляют мне чуть ли не ласково.
Скептически ухмыляюсь. Я вообще-то только и делаю, что поддеваю его, огрызаюсь и вообще всячески демонстрирую пренебрежение. Пусть и не сегодня… Но именно такая линия поведения с Давидом у меня чуть ли не в привычку входит. Как будто… безопасная.
Хотя понятия не имею, от чего защищаюсь. Но всё-таки переспрашиваю насмешливо:
— Да неужели?
Тут же довольно шумно сглатываю: Давид смотрит очарованно, почти нежно, ещё и клонится ко мне слегка… Вряд ли вообще различает скептические нотки. Вдруг понимаю, что и предыдущие мои попытки язвить или даже хамить не воспринимал всерьёз. А в последнее время как будто даже забавлялся ими как-то ласково.
— Очень… — почти шепчет он, становясь ещё ближе.
Не спешит. Преодолевает расстояние между нами будто по миллиметрам, скользя взглядом мне с глаз на губы. Очень неоднозначный посыл. Желание поцеловать меня просто зашкаливает, так ярко витая между нами, что не считаться с ним невозможно. По-дурацки сбивается дыхание, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не облизнуть пересохшие губы.
Давид приближается ещё сильнее — на этот раз куда уловимее, ещё не резким рывком, но обозначая своё намерение отчётливее некуда. И я наконец разрываю зрительный контакт, моргнув и чуть отодвигаясь.
Вот только всё равно такое ощущение, что выйти из этой близости и перебить накал не получается. Спешу заговорить как можно увереннее:
— Давид, это было просто свидание, а не начало отношений, — голос почему-то чуть дрожит, но в целом звучит вполне доходчиво.
По крайней мере, ко мне больше не тянутся. Может, пора из машины выйти?
— Свидания нужны, чтобы увидеть друг друга. Узнать получше и понять, хочется ли двигаться дальше. Мне хочется, — Давид сыплет этими заявлениями так серьёзно и в то же время вкрадчиво, что я даже не знаю, как реагировать. Только и отвожу взгляд, прикусив губу. — А тебе?
Сердце пропускает удар, и я снова смотрю на Давида. С чего вообще вопрос? Я вроде бы вполне ясно давала понять, что ему не стоит даже думать в таком направлении.
В противовес этим мыслям вдруг вспоминаются соприкосновение наших рук над попкорном, недавний поцелуй в этой же машине, то, как я тщательно выбирала платье на вечер и накалённая атмосфера на «занятии»… Жар приливает к коже.
— Я уже говорила, что нет, — на этот раз говорю максимально твёрдо, отчасти назло себе.
Потому что не должна я вот так чуть ли не плыть от Давида.
— Почему?
Ухмыляюсь. Это искреннее непонимание в его голосе…
— Так не привык к отказам? — снова смотрю ему в глаза.
И на этот раз без дурацкого волнения. Скорее, с интересом непонятно откуда взявшимся.
— Не привык, — честно признаёт Давид, тоже усмехнувшись. Хотя серьёзнеет быстро: — Но дело не в этом. Ты мне нужна, — это звучит как какое-то важное, особенное признание, притом что он мне уже что только ни говорил.
На секунду прикрываю глаза и вздыхаю. Само собой так получается: держаться невозмутимо контролирующей обстановку всё сложнее.
Кажется, действительно пора уйти. И хотя всё внутри меня бунтует против идеи вот так без ответа оставлять Давида после признания, которое для него явно было весомым. Но что я ещё ему скажу? Извини, без вариантов?
Я только недавно начала воспринимать его как человека, а он уже в парни мне метит.
— Спокойной ночи, Давид, — говорю отстранённо, но почему-то мягко. — Спасибо за цветы и за приятный вечер. Увидимся в универе и на встрече с твоим юристом.
Последнее добавляю намеренно: напомнить и себе, и ему, почему вообще у нас сегодня было свидание. Давид, конечно, улавливает. Качает головой, глядя на меня так, как обычно смотрит, когда врединой называет.
— Ладно, пока, — вздохнув, всё-таки соглашается.
Глава 17
Давид
Ну вот мы и подходим к самой неприятной части нашего с Викой соглашения. Встреча с юристом. Он же будет выступать обвинителем в суде, а потому сразу воодушевляется тем, что я всё-таки передумал обойтись без некоторых свидетелей. Я сказал, что выступит и мой брат, но юристу захотелось увидеться в первую очередь с Крючковой.
Ей хочется того же. И она даёт мне это понять сразу, ещё в универе. Не избегает меня, а сама подходит и напоминает об этом. Ещё и прослеживает, как я напишу юристу об этом, вредина такая.
И хотя это чертовски мило — то, насколько Вике не всё равно на моё благополучие, теперь, когда мы подъезжаем на ту самую встречу, на передний план становятся другие чувства. Волнение, тревога даже. Никогда не испытывал ничего подобного. Но серьёзно — скоро ублюдки узнают, кто их отделал…
Они ведь уже в курсе, что на них дело открыли. Уже под домашним арестом сидят, офигевают. И наверняка злятся. Пока всю энергию направляют на свою защиту, всё-таки впервые у них такая ситуация. Но стоит только ублюдкам почувствовать, что та хоть немного в их пользу становится — наверняка захотят мстить направо и налево. А уж открытие, что их победила и испугала девчонка, не простят на сто процентов.
Даже думать о том, что мудаки могут добраться до Вики, невыносимо просто. Не выдерживаю, торможу в ближайшем дворе, хотя доехать до места встречи совсем недолго остаётся. Но это потом.
Разворачиваюсь к настороженно смотрящей на меня Крючковой. И в голове неожиданно созревает решение, как и показания её воздействовать, и не рисковать ею. Конечно, можно было сразу выпалить это юристу, но раз мы втроём встречаемся, лучше сначала девчонку подготовить, чтобы не спорила там со мной. Она может.
Эта мысль слегка подбешивает, потому начинаю резко и несдержанно:
— Вика, пожалуйста, не упрямься сейчас и действуй, как я скажу.
Она недоумённо приподнимает брови, и я, блин, могу понять такую реакцию. Надо было сначала подвести к этому, а не вот так выпаливать.