заду.
– Забирай ее! – сказала она. – Он останется доволен!
Только теперь Лана заметила, что, пока старуха колдовала над ней – а в том, что она именно колдовала, Лана не сомневалась, – Ора тоже натерлась мазью из бочки и стала еще красивей.
Значит, я тоже стала красивей, подумала Лана. И не только она. Рядом с ней множество девушек и женщин натирали друг друга этим голубоватым, блестящим в свете факелов снадобьем и становились моложе и прекрасней.
Лане показалось, что все это однажды уже было и она знает даже, что произойдет дальше, все, что будет и что уже было, было… Исчезло отвращение к старухе-ведьме, стало весело, и захотелось, чтобы все, все, все, не здесь в темноте, а при ярком солнечном свете, увидели, как она хороша, чтобы скорей, скорей, сию минуту явился тот, о ком она грезила ночами, и снова, как тогда в лесу, сказал своим тихим, ласковым голосом: “Ты прекрасна, Лана!”
– Где он? – задохнувшись, шепнула она.
– Потерпи, Лана, – засмеялась Ора. – Он придет. Ночью. Там, наверху.
Ора развязала узелок, который привезла с собой. В руках у нее оказалось черное платье. У Ланы перехватило дыхание.
– Что это? – прошептала она.
– Свадебное платье. Твое свадебное платье. Потому что ты – невеста!
– Невеста? Чья… невеста? – еле слышно произнесла Лана.
– Его… – объявила Ора торжественно.
И тогда Лана поняла, почему ей все кажется знакомым. Это бабушка давным-давно, когда она была такой маленькой, что ничего еще толком не понимала, рассказывала ей о таинственном обряде в горах, где собираются ведьмы и ведуны, и к ним является сам Вэлл, чтобы отпраздновать день осеннего равноденствия и выбрать себе невесту.
Справка
ВОЛОВА НЕВЕСТА. В день осеннего равноденствия все село собирается за околицей, где и происходят выборы Воловой невесты. Леснель Шмитц высказал мнение, что в основе обряда лежит жертвоприношение некоему древнему божеству, изображавшемуся в образе быка. Замена быка волом, по мнению Шмитца, произошла в позднейшие времена, под влиянием смягчения нравов. Шмитц полагает, что вол, лишенный полового начала, меньше компрометирует “невесту”. Соображение это не выдерживает элементарной критики. В народе бесплодие всегда было поводом для насмешек и издевательств. Стать невестой существа, не способного исполнять супружеские обязанности, не только не почетно, но и позорно. Однако хорошо известно, что Волова невеста как в процессе совершения обряда, так и в течение последующего года окружена почетом и уважением.
Более того, взять ее в жены считается большой удачей для жениха. Она приносит в дом своего супруга счастье и богатство. Все это навело Стивенса и Кроуеля на мысль, что слово “вол” заменило не быка, а древнее лакунское божество, именовавшееся Вэллом. Предположение тем более основательное, что именно в день осеннего равноденствия поклонники Вэлла еще в период раннего христианства совершали человеческие жертвоприношения.
Убежденность в могуществе Вэлла не исчезла в народе и в более поздние времена. Она сохранялась до конца прошлого столетия, а в отдельных местах и значительно дольше (в частности, празднества в честь Вэлла зафиксированы авторитетными свидетелями в районе Гарзана еще в тридцатых годах нынешнего столетия).
Догадка Кроуеля и Стивенса объясняет целый ряд обстоятельств, сопутствующих обряду, и прежде всего – предпочтение, оказываемое женихами невесте, посвященной Вэллу: предполагается, что она принесет в дом часть могущества своего первого, чисто символического супруга.
Подтверждает подобную догадку и начальный момент обряда, а именно сжигание на костре чучела в длинном балахоне, отдаленно напоминающем священническую ризу. Трудно сказать, кого изображало чучело в древние времена, но несомненно, что с введением христианства оно стало символом главного врага Вэлла – христианского священника, проклинавшего с церковного амвона языческое божество и его поклонников.
Сжигание чучела завершалось прыжками через костер и плясками под чатару. Затем появлялись девушки, впервые принимающие участие в обряде, одна из которых должна была стать “невестой”. Одетые в белые праздничные одежды, они держали в правой руке по голубю и по сигналу распорядителя празднества выпускали их. Одновременно юноши выпускали такое же количество коршунов. Та, чей голубь окажется жертвой коршуна, становится невестой. Ее переодевали в черное “свадебное” платье, надевали венок из крапивы и с песнями провожали в поле, где она должна была провести ночь совершенно одна. Предполагалось, что к ней ночью является Вэлл. Впечатлительность некоторых девушек была столь велика, что они не сомневались, что Вэлл действительно их посещал во время сна.
Рано утром “невеста” возвращалась домой. Двери всех домов стояли распахнутыми, а у дверей ее ожидали девушки, которые по возрасту не допускались к участию в обряде. Они должны были прикоснуться к ней. Считалось, что это приносит счастье.
Макс Вассерман. Осенние обряды в странах Европы.
Мюнхен, “Кронинферлаг”, 1956. С. 276–278
Глава двадцатая
С той минуты, как Гельбиш пришел к выводу, что Учитель стал жертвой своей безрассудной любви к дочери, он не находил для него иных слов, кроме как “сентиментальный идиот” и “старый безмозглый дурак”. Впрочем, к этим столь непочтительным характеристикам присовокуплялся целый набор отборнейших, чисто лакунских ругательств, трудно переводимых даже на наш богатый русский язык.
Однако возмущение Гельбиша безрассудством “сентиментального идиота” не мешало ему принимать все меры для розыска и, как он был уверен, спасения этого “старого дурака”.
Телефонограмма о появлении Куна Кандара в районе Гарзана пришла в тот момент, когда Министр Порядка размышлял над тем, как заставить старую Гуну развязать язык. Она-то, безусловно, знает, что произошло с Диктатором. Следовало подвергнуть ее специальному допросу по методу, им лично разработанному. Но старая ведьма не станет, конечно, утаивать от Диктатора особые приемы допроса, что никак не устраивало Министра.
Учитель твердо верил, что порядок в стране зиждется на силе его учения. А сила его учения – в его правильности. Нисколько не сомневаясь ни в силе, ни в правильности идей Учителя, Гельбиш как человек практический принимал, однако, свои меры, чтобы как сила их, так и правильность ни в ком не вызывали сомнения. И разумеется, эти меры ни в коем случае не должны были стать известны самому Учителю.
Не исключал Гельбиш и того, что старая ведьма во время допроса может вообще, что называется, “откинуть копыта”.
С самого утра все шло кувырком. Саквалары Раиса тщательно обследовали территорию резиденции, обшарив каждый уголок. Но поскольку Раис не имел никакого представления, что именно следует искать, то, во избежание упрека в нерадивости, все найденное было сложено в брезентовый мешок и доставлено в кабинет Гельбиша.
Содержимое мешка оказалось весьма разнообразным. Перед ошеломленным взором Министра Порядка предстали самые неожиданные предметы: рваный башмак невероятной величины, полусгоревшие штаны, велосипедная цепь, разбитый градусник, смятая пачка от контрабандных сигарет