Читать интересную книгу Семь ангелов - Николай Усков

Дорожка вывела Кена на террасу с фонтаном. Он подошел к мраморной балюстраде и закурил. Теперь море раскинулось перед ним целиком, сколько хватало глаз. В темноте оно казалось гигантским животным, которое пыхтело, вздрагивало, отряхивалось. Алехин подумал, что находится в точке земли, где сконцентрированы усилия множества людей – тех, кто добывает золото, уголь, плавит железо, гонит воду через турбины – тысячи неизвестных судеб. Они живут в своих хрущобах и бараках, лузгают семечки, пьют водку и смотрят футбол. Кен представил себе их усталых жен, которые моют бесконечную посуду, детей, ковыряющих в носу, темные дворы и грязные подъезды – тупую монотонную жизнь от получки до получки, от 9 Мая до Нового года, от рождения до смерти. И все это только для того, чтобы здесь – в месте, которое они не смогут представить себе даже во сне, – журчала вода в фонтане, мраморный Антиной прятался в кустах, а Ксантиппа Пылкая пила «Шато Марго».

Власть и собственность – не меньшее чудо, чем талант писателя или музыканта: как Климов, родившийся в такой же грязной хрущобе, сумел вырваться из монотонной тупой жизни и заставить тысячи людей посвятить себя тому, чтобы где-то на Лазурном Берегу цвели рододендроны и пели цикады? И почему я не такой, как он? Но и не такой, как они? Идея равенства – вечный тупик сознания. Люди не равны. Одних неведомая сила толкает вверх, других, наоборот, прибивает к земле, превращая в винтики чужой судьбы.

К жизни проще пристроиться с левого боку. Ты всегда будешь в большинстве со всеми бессребрениками, бездельниками и бездарностями. При этом бездельники и бездарности будут, конечно, называть себя бессребрениками. Мы такие бедные, потому что честные. Не воруем и не кланяемся. Но, может, вы не воруете, потому что место не доходное? Не кланяетесь, потому что уже ползаете на четвереньках?

Во все времена только насилие могло заставить примириться с тем, что один может быть выше другого по способностям и таланту. Тем не менее иллюзия равенства постоянно возвращалась, и не только в виде бунтов и революций, но прежде всего в ежедневной мстительной травле всех, непохожих на унылое большинство: чудаков, мечтателей, евреев, «черножопых», «интеллихентов» – тех, кого аппарат насилия не хотел или не мог защищать.

Неизвестно, до чего бы додумался Кен, стоя так над Средиземным морем, если бы вдруг не заметил какую-то черную полоску у самого пирса. Это была, очевидно, чья-то лодка. «Может быть, охранника?» – подумал он, но решил аккуратно спуститься вниз и посмотреть.

Воздух становился все более морским и свежим. Удушающий запах цветов уступил место йодистой прохладе воды, словно после пряной свинины подали устрицы. Синхронный скрежет миллиона цикад уже не мог заглушить плеск волн. Вдруг ему показалось, что где-то совсем рядом хрустнула ветка. Кен прижался спиной к дереву и стал медленно изучать окрестности. Тени стройных кипарисов лежали на освещенной луной дорожке. Одна из них зашевелилась и двинулась. Теперь он явно видел человека в черном. Самое неприятное – человек видел его. Все случилось мгновенно. Черный пружинисто прыгнул на Алехина и попытался воткнуть что-то в шею. Движение было по-медицински точным, но Кен поймал руку в сантиметре от себя. Шприц – теперь он видел, что рука сжимала одноразовый шприц, – царапнул его по шее. Алехин что есть силы двинул негодяя коленом промеж ног, но ожидаемого эффекта не последовало. В ответ он получил короткий, но мощный удар кулаком под подбородок, прикусил язык и заорал от чудовищной боли. Игла проткнула кожу, Кен мгновенно ослаб и упал во влажную от росы траву.

Марсель, лето Господне 1348, месяца января 22-й день

Королева, окрыленная успехом, сообщила мне, что собирается отправиться в столицу графства Прованс, Аквы Секстиевы[46], чтобы там собрать еще больше денег, чем в Марселе. Счастливая, удалилась она вместе с Энрико в отведенные ей покои, оставив меня в раздумьях. Пока размышлял, сообщили, что Людовик из Таранто, муж королевы, бежал во Флоренцию на рыбацкой лодке. Там надеялся он найти поддержку в своей борьбе с Венгром, но флорентийцы благоразумно отказались от столь сомнительного предложения. Брошенный всеми, решил он ехать в Прованс к своей королеве.

Чтобы сделать сильных мира сего слабыми, надо помешать их объединению. Властвуешь, когда разделяешь, говорили древние. Если б знал, куда направить Людовику письмо, то сделал бы это тогда же, ибо хотел рассказать о прелюбодеянии королевы. И совершил бы ошибку. Человек он бурного нрава. Такой в ссоре с женой может упомянуть о моем свидетельстве или, чего доброго, предъявить собственноручное наше письмо. Потому надлежало нам найти человека, который вызвал бы доверие к своим словам, но не указывал бы на мою роль в этом деле. Озарение пришло внезапно, пока по привычке ходил из угла в угол, грызя ногти. Нужный нам человек – это сам Энрико, слуга и любовник королевы. Но как убедить мальчишку признаться в преступлении, за которое ждет его пытка и смерть? Когда нашел решение, даже подпрыгнул от радости. Сел за стол и мигом написал два письма. Затем вызвал к себе Томазо из Генуи и приказал немедленно доставить эти письма в столицу графства, Аквы Секстиевы. Одно, официальное, было адресовано магистратам графства и извещало их о великой чести, которую оказала Провансу королева, решив навестить своих счастливых подданных. Другое, тайное, – брату Ансельму из ордена святого Бенедикта. Ансельм учился со мной в Париже, а теперь был канцлером герцога Оранского, самого влиятельного в Аквах сеньора. Писал я Ансельму, что следует ему немедленно сообщить герцогу, будто в Аквах Секстиевых надеется скрыться от праведного возмездия один из убийц короля Андрея, а именно камерарий королевы Иоанны по имени Энрико. Предателя надлежит арестовать и держать в тюрьме, пока господин папа не вызовет его на допрос. Иоанну же следует окружить охраной и доставить в королевский замок, где содержать со всем почтением к ее сану вплоть до дальнейших указаний от господина папы. Ведь видел, как легко завоевала она сердца марсельцев. И теперь боялся, что сумеет без нашей помощи собрать деньги, необходимые для борьбы за трон Неаполя. Посмотрим, сможет ли Иоанна добиться своего, когда все начнут говорить: помогая королеве, помогаешь убийцам избежать заслуженной кары.

Едва Энрико окажется в тюрьме, уверен, сознается он брату Ансельму в своем прелюбодеянии. А если не сознается, то Ансельм передаст его в руки толкового палача. Думаю, хватит с Энрико и десяти ударов плетью, чтобы поведал обо всех тайнах своей ничтожной жизни. Сначала не хотел причинять юноше вреда, чтобы не множить скорбь нашего времени, но, видит Господь, иначе не могу поступить в этом трудном деле ради пользы Его же сада. Тем более что, посылая Энрико на малую пытку, спасаю от другой, более страшной. Ведь от гнева Людовика мальчишку защитит тюрьма, ибо попадет туда по обвинению в другом преступлении. И не будет выдан обманутому мужу на расправу. Когда размышлял об этом, невольно рассмеялся. Энрико содеял преступление против чести Людовика. Убийство же, совершенное самим Людовиком, теперь защитит Энрико от законного возмездия.

Там, за стеной, лежит он в объятиях королевы или, того хуже, предается блуду, не подозревая, что судьба его уже решена. Думал несчастный, что взошел на ложе блаженства, но уготовано ему другое ложе – гнилая солома в тюрьме. Еще ласкает его королева, но завтра будет ласкать плеть палача. Призрачно все в этом мире и преходяще.

Аквы Секстиевы, лето Господне 1348, месяца февраля 3-й день

Случилось, как и предполагал. Когда приблизились к Аквам, были окружены солдатами герцога Оранского. Сам герцог почтительно подъехал к королеве, спешился и преклонил колена. Затем сообщил, что в ее свите находится человек, причастный к смерти короля Андрея, и он, повинуясь долгу перед покойным государем, должен негодяя схватить и предать суду. Королеву потрясли эти слова. Кошмар Неаполя, о котором она стала уже забывать, настиг ее снова. Когда же услышала, что речь идет о камерарии Энрико, разрыдалась. И успокоилась лишь после того, как герцог поклялся, что передаст Энрико на суд папы. Камерария, бледного и перепуганного, связали и, перекинув через хребет лошади, увезли в тюрьму. Позднее брат Ансельм сообщил нам, что юноша покаялся в своем прелюбодеянии, едва его вздернули на дыбу. Хвала Господу, не пришлось Энрико терпеть долгих мучений, хоть и заслужил их по справедливости. Под надзором брата Ансельма записал он историю своего греха во всех подробностях и отдал себя на милость Людовика из Таранто, перед которым совершил гнусное преступление. Как только муж королевы вступит на землю графства Прованс, получит он от брата Ансельма эту исповедь. Мы же позаботимся о том, чтобы не получил он самого мальчишку.

Герцог Оранский верхом сопровождал Иоанну до самых Акв. У ворот он спешился и повел лошадь королевы за повод. Народ встречал госпожу радушно и весело. Сама же Иоанна пребывала в расстроенном расположении духа. Бледная и потерянная, равнодушно взирала она на ликование народа. Разместившись во дворце – то ли как королева, то ли как узница, – Иоанна велела сеньорам и магистратам графства прибыть к ней для принесения присяги.