не совсем к ней. Она сейчас ненавидела их за это. Подруги специально вели себя так, чтобы смутить и ее, и его. Это было так по-детски вредно, но ругаться прилюдно по этому поводу казалось более смешным и бессмысленным.
Бармен принес по очереди каждой их бокалы с напитками и ушел в другой конец болтать с коллегами. Татьяна проводила его грустными глазами. Но он выглядел бодро, ни капельки не смущенно, так же свободно, как чувствовал себя всегда до этого. Весело смеялся с коллегами, протирая бокалы под вино. Через какое-то время один из барменов присмотрелся к Татьяне и что-то спросил у Вадима. Тот кивнул. Тогда коллега похлопал его по плечу по-дружески, как будто в знак утешения. Вадим снова остановил свой взгляд на девушке. Взгляд этот не был больше ни веселым, ни холодным. И ни грустным. Скорее, задумчивым. Потом, поймав внимание Татьяниных подруг, Вадим развернулся к ним спиной и начал что-то делать руками.
Поняв, что бармен для издевок пока недоступен, Даша переключилась на Муравьеву и неискренне и с подковырками похвалила ее сегодняшний дебют. Муравьева, в отличие от Татьяны, вела себя достойно, не краснела и не пыталась увиливать от взглядов. Она по-прежнему держала спину прямо, подбородок чуть выше обычного и просто скромно улыбалась на все их нападки. Даша из-за этого бесилась, но заметить это можно было только по едва дрожащим уголкам глаз и губ.
Потом стали обсуждать будущее. Татьяна снова не участвовала в разговоре. Муравьеву пригласили в театр, в котором они сегодня выступали. Близняшки мечтали перебраться в столицу. Спрашивая у всех обо всем, про свои планы Даша ничего не рассказывала.
Вечер нельзя было назвать веселым. Они пили уже по третьему коктейлю. Татьяна потратила большую часть стипендии. Сначала Даша пыталась обсудить со всеми очередную новомодную выставку-перфоманс, проведенную на днях на главной площади города, но мало кто заинтересовался этой темой, потому что все были заняты только подготовкой к спектаклю и о событиях внешнего мира не знали ничего. Потом они с близняшками стали обсуждать парней. Эта тема явно являлась животрепещущей для сестер, зато Даша при этом заметно поскучнела. Татьяна с Муравьевой по большей части сидели молча. Первая чувствовала легкое опьянение. Вторая выглядела трезвой как стеклышко.
— У тебя интересный отец, — сказала она совершенно неожиданно.
— Если ты про его ориентацию, то в этом мало чего интересного, — ответила Татьяна.
— Нет, конечно. Я о его артистичности и чувстве стиля. Он тоже танцовщик?
— Да. Сейчас преподает, точнее, руководит студией.
— Руководит студией, а даже на репетицию пришел, — усмехнулась она, как будто говорила себе, а потом снова повернулась к Татьяне. — А мама твоя?
Татьяна ожидала такого вопроса. Незнакомые люди даже не подозревали, что это для кого-то может быть больной темой. Не то, чтобы она страдала из-за отсутствия матери, но говорить о ней не любила, хотя бы потому, что совсем ее не помнила.
— Она тоже была балериной. Они с папой вместе учились. Но она умерла, когда мне было три.
— Прости, — сникнув, сказала Муравьева.
— А твои родители?
Татьяне попросту хотелось о чем-то поговорить, пусть даже о родителях, хотя она всегда избегала подобных разговоров.
— Они в другом городе живут. Бедно. Не смогли даже приехать на выпускной спектакль, хотя копили специально деньги, но отец пропил благополучно.
По гладкой белой щеке Муравьевой потекла скупая слеза. Кажется, девушка достигла предела эмоций.
— Очень жаль.
Татьяна почувствовала острую неловкость. В каждой семье были свои потемки, в которые она не любила погружаться, и, тем более, необычно было говорить об этом с Муравьевой. Та казалась идеальной, успешной, сильной. Татьяна никогда даже не думала об ее семье, что у нее могли быть там проблемы, да и не должна была думать. И сейчас тоже не хотела вдаваться в подробности ее тяжелого детства. Она сделала последний глоток третьего «Секса на пляже». Муравьева выпила красного вина. Тоже до дна. По профессиональной чуйке перед ними возник Вадим.
— Повторить? — спросил он, глядя то на одну, то на другую девушку.
— Да, пожалуйста, — ответила Муравьева.
— Таня? — спросил бармен, видя, как девушка выворачивает шею, лишь бы не смотреть на него.
Произнесенное имя заставило ее обернуться. Вадим обратился к ней как будто без обиды, почти ласково. В конце туннеля сверкнул луч надежды.
— Еще будешь?
— Текилы, пожалуйста.
Парень едва заметно улыбнулся. Надежда снова замелькала перед глазами. Через минуту у Муравьевой бокал наполнился вином, а перед Татьяной стоял шот с прозрачной жидкостью и блюдце с лаймом и солью. Вадим приготовил шот и для себя. Он поднял его в сторону девушек и, сказав: «За мое растоптанное сердце», выпил залпом. Муравьева, элегантно сделав небольшой глоток, улыбнулась и посмотрела на Татьяну, которая буквально вбросила в себя неприятно жгучую смесь, закусив после долькой лайма. От горячей текилы на душе потеплело. Татьяна хотела так думать, хотя догадывалась, что первопричиной являлась его улыбка, широкая, добродушная и искренняя. Вадим подмигнул девушкам и удалился работать. Надежда озарила весь Татьянин горизонт.
— Я думаю, на самом деле, каждая в нашей труппе тебе вчера немного завидовала, — заметила Муравьева, сделав еще глоток. — Себя я тоже не исключаю.
— Ты о чем?
— О нем. Редко такие встречаются... которые приходят на твои репетиции с букетом подсолнухов и дарят их, несмотря на то, что все остальные смеются.
Татьяна опять нахмурилась, потому что снова затронули больную тему. На этот раз продолжать ей не хотелось. Она предпочла бы неловко молчать, что и делала. Муравьева долго с интересом смотрела на нее в ожидании ответа либо в желании что-то еще добавить, но Татьяна уткнулась в пустое дно маленького стаканчика, снова переживая вчерашний позор. Муравьева поняла, что Татьяну не разговорить.
— Мой вот даже на выпускной не пришел, — через несколько минут сказала она.
Хоть с виду девушка и казалась трезвой, по разговорам чувствовалось, что алкоголь уже вовсю завладел ее мозгом. Татьяна не нашла, что ответить. Она даже с подружками не говорила о парнях, потому что ей нечего было сказать. Подруги просто иногда жаловались на своих кавалеров. Она их выслушивала молча. Обычно этого хватало. Все нуждались во внимательных ушах. Подруги знали, что совета от Татьяны ждать не следует и, тем более, следовать ему не стоит. Муравьева, наверно, этого не знала. Татьяна опьяненной головой пыталась соображать.
— Наверное, он занят был.
—