расслабиться или получать удовольствие. Что из этого в ней сейчас кипело, Татьяне было неведомо. Но было ведомо, что что-то кипело и вырабатывало много положительной энергии, которой ей давно не хватало. Но разум по-прежнему отказывался связывать все эти следствия с Вадимом. Хотя в памяти фоном, словно рисунок на рабочем столе компьютера, постоянно стояли его добрые улыбчивые глаза.
* * *
Татьяна волновалась сильнее, чем ожидала от себя, поправляя тени на веках перед зеркалом. Нервозности добавляла торжественность обстановки настоящего театра. Все здесь было таким великим, императорским, старинным и наполненным духом балета. Изысканная лепнина, высоченные потолки, канделябры, колонны и красный бархат — все это одновременно восхищало и угнетало, потому что такому месту нельзя было не соответствовать.
— А ты говорила, к тебе никто не придет. Я твоего отца видела, — сказала Даша, вбегая в гримерку. — Он с моими в третьем ряду.
— Что?!
От внезапной плохой новости Татьяна только больше размазала тени на правом веке. Даша стерла лишнее ватным тампоном, который взяла для себя.
— Ты не рада?
— Он только на выпускной собирался, — тихо и медленно проговорила девушка, опуская взгляд на столик с косметикой.
Сердце заколотилось с двойной силой. Она и так себе от волнения места не находила, пошла подкрашивать глаз, который и без того был хорошо накрашен, лишь бы чем-то заняться в последние минуты перед выходом на сцену. В итоге, еще больше разволновалась и только испортила себе макияж. Даше пришлось взяться за нее. Пока она красила Татьяну, говорила:
— А еще там какой-то высокий красавчик в первом ряду сидит, один, с букетом подсолнухов. Чей-то кавалер, однако. Но почему-то никто не признается. Не твой ли случайно, а, Тань?
На последнем предложении Даша, сузив глаза, присмотрелась к подруге. Девушка поняла, о ком она говорила, но тоже не призналась, помотав головой. Подруга, кажется, поверила.
— Неужели Муравьевой? — задумалась она. — Откопала же где-то такого недоумка. С букетом. Ха! Еще и подсолнухов. Где он только их достал?
Мимо пробежали близняшки Лиза с Верой. Даша поделилась с ними информацией об ухажере Муравьевой, и они все прыснули ехидным смехом. Татьяна молча их слушала, боясь, что Вадим как-нибудь ее выдаст.
«Блин, подсолнухи?! Какие подсолнухи? Зачем он их припер?» — думала она с досадой и злилась на парня за то, что он поставил ее в такое положение на грани позора. Если девчонки так смеялись над Муравьевой, то над ней и подавно будут издеваться. Они высмеивали его простецкий вид, глупую улыбку на лице и сами подсолнухи. Им все казалось смешным, но больше всего то, что парень принес букет на репетицию. Это ведь даже не был сам спектакль, еще не с чем было поздравлять, тем более цветами, тем более подсолнухами. «Да как он только до этого додумался?! — бесилась в душе Татьяна, а внешне показывала безразличие к разговору подружек. — Пригласила на свою голову. Еще и папа...».
На сцену она выходила с каменным от напряжения лицом. Все тело хотело застыть в нервозности, но нужно было двигаться, то плавно, то быстро, да еще и синхронно с остальными. Букет подсолнухов, большой, объемный, бросался в глаза. Его, наверняка, заметила сразу вся труппа. Но Вадим сидел в первом ряду, широко улыбаясь, по своему обыкновению, ни на кого не обращая внимания. Букет положил на колени, поддерживая их одной рукой, а второй подпер подбородок и пристально смотрел на Татьяну. Она чувствовала его завороженный взгляд, и это еще больше раздражало. Она также ощущала на себе взгляд отца, пока спокойный, подбадривающий и любящий.
Пришлось собрать все остатки воли, чтобы сконцентрироваться на спектакле. Спасало хотя бы то, что это была всего лишь репетиция, но Татьяна чувствовала на себе такой груз ответственности, будто от ее исполнения зависела жизнь миллионов младенцев. А по факту, она танцевала в самом конце сцены, без партнера, все в массовке были как один на лицо, поэтому на нее внимания никто, кроме Вадима и отца, не обращал.
Наконец, спустя два часа мучения закончились. Репетиция прошла хорошо. Преподаватель всех похвалил, Муравьевой восторгался. В конце вся труппа вышла на сцену поклониться под гул небольших аплодисментов родных и близких. Татьяна стояла в углу сцены, прячась от всех, в надежде на то, что Вадим ее не заметит. Но он не мог ее не заметить, ведь смотрел только на нее. Когда все захлопали, он встал со своего места и понес букет к сцене. Среди труппы раздались негромкие смешки. Она сначала не хотела выходить, хотя парень явно указывал на нее. Труппа уже расступилась, чтобы она вышла. Девушка почувствовала на себе тяжесть тысячи прикованных взглядов и онемела.
— Смотри-ка, Подсолнух-то Танькин оказался, — шепнула подружкам Даша, и девчонки засмеялись, прикрывая рты ладонями.
Лиза с Верой буквально вытолкнули Татьяну вперед. Она, шатаясь, подошла к краю сцены и с ужасом посмотрела парню в глаза. Его, казалось, ничто не смущало. Вадим стоял спокойно, уверенно, улыбался открыто и доброжелательно. Его не настораживали смешки, хотя он их слышал, потому что иногда глазами обегал труппу, но ни одной мышцей лица не выдал негодования. Он искренне ей улыбался, протягивая большой букет подсолнухов. Вскоре они полностью скрыли его лицо, тогда девушка решилась действовать. Она сделала твердый шаг к букету, взяла его в обе руки и с силой швырнула на пол. Вадим опешил. Однокурсники уже не сдерживали смеха, как и немногочисленные зрители в зале.
— Зачем ты приперся? Еще с этим дурацким веником! Я же тебе говорила уже тысячу раз: перестань за мной бегать, как придурок! У тебя нет шансов! И никогда не будет.
К артистизму прибавилась злоба и волнение, поэтому все выглядело натурально, хотя параллельно сердце Татьяны обливалось кровью. Она спустила всех собак на несчастные подсолнухи, с усердием топча их ногами. Тут свой выход объявил отец. Он быстро выбежал из третьего ряда и за доли секунды оказался возле сцены, встав напротив Вадима.
— Опять этот надоедливый бармен! — воскликнул мужчина. — Хватит преследовать мою дочь! Это уже смахивает на преступление. Я полицию вызову, если ты от нее не отстанешь.
Его худая фигура в темно-сером костюме с переливами вся дрожала от злости. Он широко расставил ноги, чтобы казаться шире и мощнее, сначала растопырил пальцы на ладонях, а потом сжал их в кулаки. Зрители наблюдали с интересом. Драма разыгрывалась не на шутку. А Татьяна хотела провалиться сквозь землю и, вообще, никогда не