что мне звонят, и вышла на улицу, в сад. Я стала прохаживаться примерно в тридцати метрах от дома, достаточно далеко, чтобы он мог видеть меня из окна и чувствовать себя свободно.
Женщина снова замолчала, пара слезинок покатилась по ее щекам. Ни я, ни брат не говорили ни слова, чтобы она смогла спокойно рассказать нам все. И она продолжила:
– Да, я знаю, что поступила неправильно и сожалею об этом, но я хотела знать, правда ли то, что говорят. Я убедила себя в том, что делаю это ради общего блага. Я сказала себе, что если Фрэнк ничего не сделает с моим мальчиком, то я буду первой, кто защитит его от любых обвинений.
Я бродила по лужайке в саду, делая вид, что веду разговор по телефону, хотя никакого разговора, конечно, не было.
Я вошла обратно в комнату и не увидела ничего странного. Он сказал мне, что не было ничего страшного, просто сейчас ходит вирус сильнее, чем обычно. Фрэнк прописал сыну какие-то лекарства и что-то еще, не помню точно. Мы попрощались, и все было в порядке. Проблема возникла, когда я посмотрела запись с камеры.
___
Затем камеры переключились на Веруку, покидающую корабль вслед за Фрэнком. Они едва успели приземлиться, как она тут же достала мобильный телефон, специальную селфи-палку, припрятанную в кармане костюма, и сфотографировала себя: #первоеселфиМарс. На тот момент снимок стал самым популярным в интернете, тут же разлетевшись по социальным сетям.
Вслед за Верукой вышли остальные участники, направляясь к марсоходу. На нем они петляли еще около часа по поверхности Красной планеты, пока не достигли колонии.
– Что ж, ребята, – сказала астронавтка, когда все оказались внутри, – добро пожаловать в ваш новый дом.
– Наш вечный дом, – пошутил Садовник.
И это слово «вечный», словно тяжелый камень, оглушило всех конкурсантов. Никто не поддержал шутку, никто из них не проронил ни слова. Наступил момент, которого психологи опасались больше всего: до участников наконец дошло, что это не игра.
Они больше никогда не услышат пения птиц на природе, не выйдут на пробежку в парк, чтобы подышать свежим утренним воздухом. Они больше никогда не вернутся домой уставшими, трясясь в переполненном вагоне метро… И не будет возможности отправиться за покупками в какой-нибудь торговый центр или пропустить по последней кружечке пива с друзьями в баре. Не будет назойливого шума машин или лая соседской собаки по утрам, из-за которого сразу портилось настроение.
Начиная с этой минуты слово «вечный» заключалось в том, чтобы каждый день выключать будильник, играющий одну и ту же мелодию, есть на завтрак одну и ту же безвкусную еду, ходить в той же самой одежде, что и вчера. Слово «вечный» теперь означало каждодневную готовность сидеть взаперти.
___
– Что было на этой записи? – спросила я ее.
– Сначала ничего необычного. Фрэнк разговаривал с моим сыном, попросил его подойти и снять футболку.
Потом камера засняла, как Фрэнк наблюдал за мной в окно. Он понял, что я достаточно далеко и что можно действовать. Он вел себя ласково по отношению к сыну, велел ему также снять брюки и трусы. И, конечно, ребенок в таком возрасте послушал врача…
Женщина умолкла на мгновение, достав носовой платок.
– И вот, когда мой мальчик остался совсем голый, он начал прикасаться к нему аппаратом для прослушивания по всему телу: по груди, по спине, по животу… Пока не дошел до…
Наступила тишина.
– А потом он стал делать то же самое пальцами.
Тишина.
– Через несколько минут на камере уже было видно, как он переменился в лице, когда увидел, что я возвращаюсь домой. Он быстро натянул на моего сына трусы и брюки, и оставил его лежать с обнаженным торсом.
Когда я вошла в комнату, все выглядело совершенно нормально. Он сказал мне дать сыну лекарство, убедил меня, что в состоянии ребенка нет ничего страшного, и ушел.
– Но вы на него не заявили? – неуверенно спросила я.
– Нет. Посмотрев запись, я не знала, как реагировать. С одной стороны, я хотела отомстить, с другой – мне было стыдно, что кто-то узнает о том, что случилось с моим сыном. И потом, что, если в его действиях не было ничего осудительного? Что если Фрэнк его просто осматривал?
– При помощи пальцев? – почти крикнула я.
– Ну, знаете, наше сознание иногда пытается убедить нас в чем угодно, чтобы оправдать любые действия, чтобы реальность не казалась такой суровой. Не знаю, я какое-то время ломала голову, что делать. Он был единственным педиатром, мы все тут друг друга знаем. И так шли дни за днями.
– Пока не услышали его имя по телевизору, так? – перебила я.
– Ну да… Я тогда испугалась, потому что он был на этом шоу, а у меня была моя запись. В голове все смешалось. Мне было больно, очень больно из-за того, что он сделал с моим сыном, но я не знала, чего я могу добиться, обратившись в полицию.
– И тогда вместо заявления в полицию вы решили сообщить об этом организаторам конкурса, – продолжила я за нее.
– Я просто хотела их предупредить…
– Конечно, но, когда вы увидели, что Фрэнк стал любимцем публики, что компании стали заключать с ним миллионные контракты, в вашей голове сразу все прояснилось, – заключила я, пытаясь сдержать ярость.
– Ну, это было в тот момент, не знаю…
– Вы пришли к соглашению, верно? Деньги в обмен на молчание? – настаивала я.
Женщина ничего не ответила и этим сказала все.
– И куда же подевались стыд, ярость и боль за вашего малыша? Куда все ушло?
Женщине потребовалось несколько минут, чтобы ответить.
– Когда ваш отец приехал, он заверил меня, что будет лучше, если Фрэнк отправится туда. Так он больше не сможет причинить вред другому ребенку. Если же его осудят, то я ничего не выиграю. Мне будет очень сложно что-либо доказать.
– Мой отец убедил вас, что лучше получать деньги каждый месяц, – добавила я, вставая с дивана.
Женщина замолчала.
Мой брат взял меня за руку, указав на диван, чтобы я снова села.
– Но, пожалуйста, прошу вас… Мне жаль, что я поступила неправильно, я старалась сделать лучше для своего сына, я делала все возможное для него… Пожалуйста, не забирайте эти выплаты, это все, на что мы живем… Пожалуйста…
– Послушайте, мы приехали сюда вовсе не для того, чтобы судить о вашей морали, – остановил ее мой брат, – мы приехали, потому что нам нужно найти то, что мы пока не нашли. Возможно, если вы поможете нам, мы сможем