Читать интересную книгу Светочи Чехии - Вера Крыжановская

Сердце его больно сжалось, и тяжелый вздох вырвался из груди.

Он вскочил со своего ложа и бросился на колени перед Распятием, подняв вверх крепко стиснутые руки.

— Иисус, милосердый Спаситель мой! — горячо взывал он. — Отреши демона, мучащего меня и принимающего образ невинного ребенка; прогони от меня нечистые мысли, чтобы мне не краснеть, служа перед алтарем Твоим, с душой, запятнанной грешными помышлениями. Поддержи, Господи, в этот час борьбы, открывший мне, насколько я еще слаб; а я-то считал себя сильным! Подай мне силы быть священнослужителем, по закону Твоему, и очисти сердце мое от всяких вожделений человеческих.

Тебя, одного Тебя, да еще долг мой имею я право любить! Единая цель моей жизни — проповедовать святое слово Твое, бороться с неправдой и заблуждениями, разрешать глаза слепцам и приводить кающихся к подножию Твоему. О, Иисус! Если молитва моя достигнет Твоего престола, подай мне знамение, которое поддержало бы меня в немощи…

Мало-помалу, им овладевал глубокий экстаз; со взглядом, прикованным к Распятию, потонув в страстном порыве к своему Божественному учителю, он утратил вовсе сознание окружающего.

И вдруг, ему показалось, что из главы Спасителя блеснула искра, за ней другая, потом посыпался целый огненный сноп, который расширялся и окутывал его самого; наконец, огненное облако подхватило его и вознесло над страшной, мрачной бездной.

Объятый пламенем, он ощущал невыразимое блаженство; что-то тяжелое, тягостное отпадало от него, и глубокий покой наполнял его душу, которую не смущало более ни одно земное желание. В нем самом и кругом него был свет; но под ним, далеко внизу, чуть озаренная белесоватою мглой, копошилась неистовствующая толпа людей в коронах, тиарах и митрах, с искаженными лицами, на которых запечатлелись все людские страсти.

Посылая ему проклятие и ругательства, они бросали в него грязью и камнями, пытаясь задеть его на светозарном костре. Но он чувствовал себя в безопасности, и в сердце его не было и тени вражды к бессильным врагам.

Витая в прозрачной и блестящей атмосфере, он тихо плыл в пространстве; пропасть исчезла в отдалении, и дикие, нестройные крики сменились невыразимо нежной гармонией. Вдруг, в ослепительном свете, появилось перед ним существо в белоснежном одеянии, с голубоватыми крыльями и зеленой пальмовой ветвью в руках. У гения были черты Ружены и ее же золотистые кудри, но в просветленном взгляде не было ничего земного.

— Привет тебе, доблестный боец, — сказало небесное видение. — Смотри, все лжецы и лукавые враги твои исчезли в бездне, и вместо того, чтобы погубить, сделали тебя бессмертным! На запятнанных кровью, пороками и преступлениями скрижалях истории народов огненными буквами записано будет имя человека, который имел мужество провозглашать правду слова Божие, осуждать прегрешение сильных мира сего и умереть за свои убеждения. Все плотские слабости сгорят в окружающем тебя пламени, как волос на огне, и в памяти народа чешского имя твое заблестит, как звезда, которая поведет его к свободе и истине…

Восходящее солнце, заглянувшее в крошечные, обведенные свинцом, оконные стекла кельи Гуса осветило его, лежавшего на полу перед Распятием. Глаза его были закрыты, но исхудавшее от работы и долгих бессонных ночей лицо было покойно. Когда первый луч скользнул по нему, он вздрогнул и выпрямился; затем, встал на ноги, сел к столу и закрыл лицо руками.

Он чувствовал себя разбитым, зато на душе было светло. Бог внял его молитве, и мучительные грезы отлетели прочь. Но, был ли, то сон, или видение? Возможно ли, чтобы Господь уготовал его для высокой миссии, которая послужит добрым примером его народу и которую он запечатлеет славною смертью? При его скромности и смирении, он даже ужаснулся, в душе, столь высокому назначению.

— Да будет воля Твоя во всем, и какова бы ни была ожидающая меня судьба, я благословляю ее, — прошептал он, крестясь. — Ты внял молитве моей, Господи, изгнал демона блудного, защити же теперь меня, по милосердию твоему, от демона гордыни!..

После полудня, громадная толпа запрудила все вокруг церкви св. Михаила, а внутри храма собиралось избранное пражское панство и придворные.

По всем улицам, где должен был следовать поезд новобрачных, теснилась масса любопытных, так как король и королева обещали осчастливить своим присутствием свадьбу молодого графа Вальдштейна.

Среди приглашенных гостей стоял и Иероним, оправившийся наконец от ран. Вмешавшись в толпу молодежи, он с любопытством взглядывал на дверь, откуда должна была появиться невеста. Он помнил очаровательную девочку, которую видел в тот день, когда пользовался вместе с Гусом гостеприимством в замке Рабштейн, и теперь ему интересно было посмотреть, как она расцвела.

Доносившиеся с улицы приветственные крики возвестили прибытие королевской четы, а немного спустя, вошли и жених с невестой.

Прекрасная, как грёза, но бледная, как белый, серебристый вуаль, окутывавший ее воздушными складками, Ружена шла с опущенными глазами и, лишь подойдя к алтарю, подняла голову и взглянула на Гуса, стоявшего перед ней на ступеньках.

Он тоже был бледен, так как со вчерашнего еще дня не принимал никакой пищи; строгий пост должен был умертвить и поработить мятежную плоть, осмелившуюся противиться его железной воле.

Глубоко прочувствованно и важно правил он службу и, действительно, от всего сердца призывал на брачующихся благословение небесное.

Торжество победы над собственною слабостью звучало в его слове, которое он сказал новобрачным, убеждая их верно любить друг друга, жить по заповедям Божьим и проникнуться тою истиной, что лишь исполнение долга дает настоящее счастье и спокойствие совести.

Даже на Вока, как ни был он легкомыслен, исполненная удивительной силой убеждения речь проповедника возымела свое действие, хотя и пробудила в его душе неприятное чувство.

Разумеется, у него были лучшие намерения и он обожал молодую жену, но пребывать исключительно верным Ружене, сколь она ни прекрасна, представлялось юноше неразрешимой задачей, и потому, по его мнению, Гусу бесполезно было внушать новобрачной подобные требования.

В продолжение всей церемонии Иероним не сводил глаз с Ружены; ему казалось, что он никогда еще не видал женщины более восхитительной, более полного воплощения идеала девической невинности и чистоты. Он стремился возобновить знакомство, но толпа, теснившаяся вокруг молодых, мешала ему подойти, и только уже во дворце Вальдштейнов, перед тем, как сесть за стол, ему удалось, наконец, попросить Вока представить его жене..

Ружена все время почти была при королеве, но в эту минуту, графиня Яна заменила ее при государыне, и она беседовала с Анной и Маргой, когда муж подвел Иеронима.

— Позволь, Ружена, представить тебе Иеронима, самого обольстительного и язвительного человека во всей Чехии, — весело сказал Вок.

— Своей напыщенной похвалой ты, кажется, намерен повредить мне, пан граф, но я предпочитаю представиться графине, как старый знакомый, — ответил Иероним, отвешивая глубокий поклон. — Я имел счастье видеть вас ребенком, пани, в вашем замке Рабштейн, где вы нас тогда приютили с Яном. Без сомнения, вы забыли меня, но я сохранил светлое воспоминание о маленькой фее…

При взгляде на Иеронима, лицо Ружены покрылось смертельной бледностью, и она растерянно глядела на стройную фигуру знаменитого оратора, с врожденным изяществом склонившегося перед ней, прижимая к губам ее похолодевшую ручку. Но она овладела собой и глухо ответила:

— Я тоже вспоминаю, что видела вас раньше. Это было, когда я получила известие о смерти отца, и все подробности этого злополучного дня неизгладимо врезались мне в память.

Вок тотчас же отошел к другим гостям и не заметил волнение жены, а Иероним не придал ему никакого значения. Поговорив еще несколько минут, со свойственным ему блеском и остроумием, он откланялся, так как уже готовились идти к столу.

Ружена была ошеломлена; свидание с Иеронимом вызвало в ее душе полный сумбур. Идеал ее детских грез вдруг явился перед ней во плоти и ни мало не проиграл вблизи.

Иероним на самом деле был одним из первых красавцев своего времени и самым изящным кавалером Праги — роскошнейшего города эпохи. Смелый, обаятельный, высоко даровитый и ученый, он был знаменит не только у себя на родине, но и во всей Европе, где его всегда сопровождал неизменный успех; он словно создан был для того, чтобы завладеть сердцем женщины. Даже заклятых врагов своих он принуждал восхищаться собой.

И этот-то идеал мужчины, которого она обожала, даже не зная его, перед которым Вок совершенно стушевывался, довелось ей встретить именно в день ее свадьбы.

Ружена сознавала, что бродившие в ее голове бурные мысли — греховны, что это — измена клятве верности, ею данной, и что ее долг — уничтожить в сердце своем идола и видеть в нем лишь друга мужа. Но, несмотря на столь мудрое решение, взгляд ее не мог оторваться от дивного лица Иеронима, оживленно провозглашавшего один тост за другим и своею веселостью и находчивостью до слез смешившего короля.