Читать интересную книгу Виртуоз - Александр Проханов

Тигр продолжал лежать. Шевелил ноздрями, тревожно, жадно втягивал воздух, пропитанный оленьим страхом, предсмертным потом, влажной удушливой прелью. Его сонные глаза расширились, наполнились изумрудной тьмой. Почернели, выпукло уставились на добычу, словно гипнотизировали ее. Олениха теснилась к железным прутьям, ноги ее подкашивались, из глаз текли слезы. Тигр набухал, увеличивался, мускулы его наливались огненной силой, хвост с деревянным стуком ударял о пол клетки. Шумно метнулся, сверкнув клыками, ударяя их блеском в оленье горло, громко сокрушая добычу. Розоватое пятнистое тело билось под полосатой черно-рыжей громадой, копыта скользили, глазастая голова запрокинулась. Тигриная пасть хрипела, вырывая из оленьего горла кровавый комок, и в открывшейся дыре хлестала кровью порванная артерия, дергалась трубчатая трахея, из которой вырывался свист. Был виден белый олений пах, нежные соски, курчавые ляжки, из-под которых вытекала прозрачная лужа. Тигр хлюпал, хрипел, с хрустом ломал позвонки, тянул упругие красные жилы. Олениха еще жила, открывала мягкие губы, скалила желтоватые зубы, на которых дрожал розовый пузырь. Тигр рвал клыками олений живот, зарывался в сочную мякоть, глотал выдранные вместе с шерстью и кишками ломти. Из клетки в лицо Рема бил запах парного мяса, красный дух смерти, удушающее зловонье насилия. Он испытал мучительную сладость, сладострастную дрожь, слепящую судорогу. Повернулся и вяло побрел прочь, слыша за спиной мокрое чавканье и урчанье.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Недавняя встреча с Президентом Артуром Игнатовичем Лампадниковым, когда тот невнятно, полунамеками, завел речь о «монархическом проекте», о чудесном избавлении цесаревича Алексея, о существующем где-то в Тобольске живом престолонаследнике, — эта встреча повергла Виртуоза в смятение. Причиной смятения служило несколько обстоятельств. Во-первых, ему было прямо, без обиняков, предложено сделать выбор в разгоравшейся, выходящей на поверхность борьбе между Ромулом и Ремом, — той борьбе, которую всячески умягчал и сдерживал Виртуоз, видя в ней источник небывалой опасности для государства. Создавая двухкупольный храм власти, конструируя равновесную систему властных полюсов, Виртуоз сознавал всю ненадежность такой архитектуры, ее произвольный, декадентский характер. Замечал деформацию храма, едва заметные, расползавшиеся трещины. Всячески их замазывал, пристраивал к храму контрфорсы, укреплял кровлю тягами, охватывал стены обручами. Однако тектонические толчки и трясения смещали в храме оси симметрии, купола кренились, все больше удаляясь один от другого. Становилось очевидным, что рано или поздно храм рухнет, одна из глав провалится, и возникнет новый, одноглавый собор, отвечающий классическим нормам, способный выдержать тяжесть кровли и стен, противостоять тектоническим сдвигам. Не было сомнений, что рухнет Ромул, а уцелеет Рем, которому предстоит управлять Россией и который столь остро нуждается в его, Виртуоза, талантах.

Однако выбор давался непросто. Предполагал предательство человека, с которым Виртуоза связывали годы великих опасностей, ослепительных побед, невероятных открытий. Карьерным, творческим взлетом, вознесшим его на вершину влияния, Виртуоз был обязан Виктору Викторовичу Долголетову в пору его президентства. Изменить ему, переметнуться на сторону конкурента значило для Виртуоза потерять духовную стройность, ту незыблемую координату, вокруг которой клокотали вихри неустойчивого мира, взрывы вселенского хаоса, бесконечность случайных, не охваченных закономерностями форм.

Вместе с Ромулом они проживали кромешные годы, когда бушевала на Кавказе война и страну сотрясали теракты, города бурлили протестами и Америка через свою агентуру в парламенте, правительстве, бизнесе угнетала Россию, управляя ее политикой, экономикой и культурой. В эти смутные, казавшиеся безнадежными годы, среди техногенных катастроф и природных бедствий, вселенского мора и народного стона, они с Ромулом, как два провидца, разрабатывали идеологию Государства Российского. Сформулировали понятие «суверенная держава», которым отторгали назойливый протекторат Америки, ее претензии на внешнее управление Россией. Ввели в политический лексикон формулу «русская цивилизация», утверждая неповторимый характер русского исторического пути. Недвусмысленно заявили о «русской альтернативе», которую выберет Россия, не желающая встраиваться в погибающий мировой порядок. С помощью церкви, устами ее иерархов, возгласили о Русском Чуде, как о загадочном факторе русской истории, который всякий раз, в период распада и смерти, подъемлет Россию из бездны. Заявили о модернизации страны, о Русском Развитии как о грандиозном проекте, призванном вновь, вслед за Петром и Сталиным, сделать Россию великой.

Теперь же от всего этого приходилось отказаться. Ромул, повинуясь своим капризам, охваченный суеверьем, поверил пророчеству старца и покинул власть, добровольно уступив ее Рему, мнимому другу. Ромул был обречен, и был ли смысл Виртуозу обрекать себя вместе с Ромулом? Служение Государству Российскому было выше служения отдельному человеку. Все побуждало Виртуоза порвать с Ромулом, переметнуться на сторону Рема. Но оставались сомнения, оставались угрызения совести, что являлось роскошью для политика большого масштаба.

Другое, смущавшее его обстоятельство, было еще мучительней. Проект «Лжецаревич», что поручил ему Рем, предполагал создание мифа, написание апокрифа, который вбирал в себя множество людей и страстей, становился частью живой истории. Выхватывался из далекого прошлого и встраивался в настоящее. Отрезок минувшего вживлялся в сегодняшние дни, ломая весь ход исторического процесса. Так в длинную молекулу ДНК встраивается малый ген, меняющий всю формулу жизни. Так в древесный ствол вживляется малая почка, из которой вырастает новый, с измененными признаками побег. Предполагалась операция на историю с непредсказуемым историческим результатом. Прививка на дерево, от которого произрастет либо дивный, исполненный сладости плод, либо отвратительный ядовитый гибрид.

Виртуоз мучился, его одолевали сомнения. Ему предназначалась роль селекционера, который выращивал новый исторический вид. Он становился генетиком, менявшим генетический код времен. Клонировал потомка царской династии и встраивал его в реальность, где не было места династическим притязаниям, царствовал Интернет, торжествовал глобализм, правил новый мировой порядок, змеились интриги спецслужб, возвышался жестокий интернационал, перемалывающий государства и нации. Дело, которое ему предлагалось, могло привести к ужасающим последствиям, как искусственно выведенный вирус мог породить чудовищную эпидемию. Он, Виртуоз, одержимый творческой страстью, лишенный этических ограничений, мог стать источником мировой катастрофы непредсказуемого масштаба.

События последнего царствования свидетельствовали о болезненном завершении огромной исторической эры. Были трупными пятнами, проступавшими изнутри русской жизни. Эти следы гангрены ему предстояло привнести в неокрепшую, ранимую плоть нового Государства Российского. Многолюдные и красочные рок-фестивали на Васильевском спуске соединялись с кромешной давкой Ходынки. В отношения с дружественной Германией Шредера и Меркель вонзался Брусиловский прорыв с разгромом немецких и австрийских полков. На рудниках Потанина и нефтяных полях Алекперова повторялся Ленский расстрел. «Марши несогласных», экзотические и эфемерные, превращались в «кровавое воскресенье». Инспекционные поездки по Мойне предприимчивого мэра Лужкова перетекали в баррикады Красной Пресни, в бои рабочих дружин. Переговоры с Японией о судьбе Курильских островов озарялись кошмарным пожаром Цусимы, выстрелами крейсера «Варяг». Чествование Духовного Лидера России Долголетова становились похожими на празднование трехсотлетия Дома Романовых. Подписание договора между Украиной и Газпромом напоминало отречение царя на станции Дно. Каждое деяние, привнесенное из прошлого в современность, взрывало эту современность, порождало события-монстры, обрушивало историю, в которой начинал дымить, клокотать русский хаос. Вихрями вылетал на просторы России. Начинал бушевать на громадных просторах Европы и Азии. Похожие на бред предчувствия ужасали Виртуоза, мешали взяться за исполнение замысла.

Изнуренный, не принимая решения, избегая встреч, он нуждался в совете и помощи. Отправился на окраину Москвы, на Старо-Марковское кладбище, где была погребена его мать. Кладбище было небольшое, безлюдное, с прозрачной пустотой редкого елового бора, в котором голосисто и печально пела одинокая птица. Асфальтовые дорожки, могильные ограды и памятники, бумажные венки. Отовсюду безмолвно взывали надписи, смотрели оттиснутые на камне лица. Виртуоз читал даты рождения и смерти, остро ощущал окаменевшее время, ограниченную этими датами человеческую жизнь, которая билась в отпущенных ей пределах, не в силах вырваться в бесконечность. Он шагал по дорожке, чувствуя с каждым шагом свое приближение к матери. Ее присутствие чудилось в чистоте и прозрачности студеного душистого ноздуха, в высоких переливах птичьего свиста, в нежности, умилении и слезной печали, которыми наполнялась его душа.