и я похолодела.
Чарльз сидел за кухонным столом, он отодвинул стул и развернул так, чтобы видеть меня в дверях. Дядя Джулиан сидел за своим столом и перебирал бумаги. Остывающее печенье было выложено рядами, и по кухне все еще витал аромат корицы и мускатного ореха. Я задумалась – не даст ли Констанс Ионе одно печеньице к ужину. Но, конечно, она так и не дала, ведь это был последний день.
– А теперь послушай, – сказал Чарльз. Он притащил сверху пригоршню сучьев и грязи, вероятно, чтобы Констанс убедилась, что они действительно были в комнате. А может быть, он собирался все это выбросить, пригоршня за пригоршней. Сучья и грязь были неуместны на кухонном столе, и я решила: вот, наверное, одна из причин, почему Констанс такая грустная – грязь на чистом столе. – А теперь послушай, – повторил Чарльз.
– Я не могу работать, пока этот молодой человек все время кричит, – пожаловался дядя Джулиан. – Констанс, скажи ему, пусть немного помолчит.
– И ты тоже, – спокойно сказал Чарльз. – Я достаточно натерпелся от вас обоих. Одна загадила мою комнату и закапывает в землю деньги, а второй даже не может запомнить, как меня зовут.
– Чарльз, – напомнила я Ионе. Ведь это я закопала деньги и помню его имя. А бедный дядя Джулиан ничего не смог бы закопать и не мог запомнить имя Чарльза. Я должна быть добрее к дяде Джулиану. – Ты дашь дяде Джулиану печенье с корицей на ужин? – спросила я Констанс. – И одно печеньице Ионе?
– Мэри-Кэтрин, – сказал Чарльз, – я даю тебе возможность объясниться. Зачем ты устроила этот погром в моей комнате?
Незачем было ему отвечать; он же не Констанс. Что бы я ему ни сказала, это могло придать демону сил и помочь снова захватить наш дом своей призрачной рукой. Я сидела на крыльце и забавлялась с Иониными ушами. Они дергались и прядали, когда я их щекотала.
– Отвечай мне, – заладил Чарльз.
– Сколько раз мне твердить, Джон, что я ничего об этом не знаю? – Дядя Джулиан с размаху шлепнул ладонью по стопке бумаг, отчего они разлетелись. – Это ссора между женщинами и меня не касается. Я не лезу в мелочные склоки и решительно советую тебе следовать моему примеру. Не дело достойным мужчинам бросаться угрозами и попрекать друг друга лишь из-за того, что женщины повздорили. Ты мельчаешь, Джон, мельчаешь.
– Заткнись, – к моему удовольствию, Чарльз снова кричал. – Констанс, – продолжал он, слегка сбавляя тон, – это ужасно. Чем скорее ты от всего этого избавишься, тем лучше.
– …не прикажет заткнуться мой собственный брат. Мы уедем из твоего дома, Джон, если ты так этого желаешь. Однако я прошу тебя подумать. Моя жена и я…
– Это я во всем виновата, – сказала Констанс. Мне показалось, что она вот-вот заплачет. Немыслимо, чтобы Констанс снова плакала, после того, что произошло за эти годы. Но меня сжимало тисками, меня бил озноб, и я не могла подойти к ней и обнять.
– Ты зло, – бросила я Чарльзу. – Ты привидение и демон.
– Какого черта?
– Не обращай внимания, – ответила Чарльзу Констанс, – не слушай глупости, которые болтает Меррикэт.
– Ты ужасный эгоист, Джон, возможно даже, негодяй и слишком любишь материальные блага. Иногда я спрашиваю себя, Джон, да джентльмен ли ты вообще.
– Сумасшедший дом, – обличительно воскликнул Чарльз. – Констанс, это же сумасшедший дом!
– Я уберу в твоей комнате, Чарльз, уберу немедленно. Не сердись. – Констанс бросила на меня отчаянный взгляд, но я была в тисках и не смотрела на нее.
– Дядя Джулиан. – Чарльз встал и подошел к столу, за которым тот сидел.
– Не трогай мои записи, – сказал дядя Джулиан, пытаясь загородить руками свои бумаги. – Держись подальше от моих записей, ублюдок.
– Что? – опешил Чарльз.
– Прошу прощения, – обратился дядя Джулиан к Констанс. – Неподходящее для твоих ушей слово, моя дорогая. Просто скажи этому молодому ублюдку, чтобы держался подальше от моих бумаг.
– Говорю тебе, с меня довольно. Я не собираюсь брать твои дурацкие записульки, и я не твой брат Джон.
– Разумеется, ты не мой брат Джон. В тебе не хватает полдюйма росту. Ты молодой ублюдок, и я хочу, чтобы ты вернулся к своему папаше, который, как ни прискорбно, приходится мне братом Артуром. И передай ему, что именно так я и выразился. Если хочешь, даже в присутствии твоей матери; у нее сильный характер, но на семью ей плевать. Это она захотела, чтобы отношения между нашими семьями прекратились. Поэтому я не возражаю, чтобы ты воспроизвел мои изысканные выражения в ее присутствии.
– Дядя Джулиан, все давно забыто! Констанс и я…
– Кажется, что это вы забываетесь, молодой человек, если говорите со мной в таком тоне. Я рад, что вы раскаиваетесь, однако вы отняли у меня слишком много времени. А теперь попрошу соблюдать строжайшую тишину.
– Не раньше, чем я разберусь с вашей племянницей Мэри-Кэтрин.
– Моя племянница Мэри-Кэтрин давным-давно мертва, молодой человек. Она не пережила потерю своей семьи; мне казалось, вам это известно.
– Что? – Чарльз в ярости обернулся к Констанс.
– Моя племянница Мэри-Кэтрин умерла в сиротском приюте, по недосмотру, когда ее сестру привлекли к суду за убийство. Но она почти не имеет отношения к моей книге, поэтому хватит о ней.
– Она сидит прямо перед вами. – Чарльз взмахнул руками, его лицо побагровело.
– Молодой человек. – Дядя Джулиан отложил карандаш и повернулся вполоборота, чтобы видеть Чарльза. – Кажется, я объяснил вам исключительную важность моего труда. Но вы считаете возможным постоянно меня перебивать. С меня достаточно. Или вы замолчите, или убирайтесь из комнаты.
Я смеялась над Чарльзом, и даже Констанс улыбнулась. Чарльз стоял и таращился на дядю Джулиана, а дядя Джулиан, перебирая свои бумаги, сказал сам себе:
– Исключительно непочтительный щенок. Констанс?
– Да, дядя Джулиан?
– Почему мои бумаги сложили в коробку? Мне придется их вытащить и снова сложить в нужном порядке. Неужели этот молодой человек трогал мои бумаги? Правда?
– Нет, дядя Джулиан.
– Мне кажется, он берет на себя слишком много. Когда он уезжает?
– Я не собираюсь уезжать, – сказал Чарльз. – Я остаюсь.
– Это невозможно, – объяснил дядя Джулиан. – У нас нет лишней комнаты. Констанс?
– Да, дядя Джулиан?
– На обед я хочу отбивную. Совсем небольшую, в меру прожаренную отбивную. И возможно, грибы.
– Да, – с облегчением сказала Констанс. – Мне пора начинать готовить. – Она как будто была счастлива заняться делом; подошла к столу, чтобы убрать листья и грязь, которые притащил Чарльз. Она смахнула их в бумажный пакет и выбросила пакет в мусорную корзину, а затем взяла тряпку и тщательно вытерла стол. Чарльз смотрел то на нее, то на меня, то на дядю Джулиана. Он явно был в замешательстве; никак не выходило у него сгрести в свои цепкие руки все, что он у нас видел или слышал. Отрадное это было зрелище, первые содрогания пойманного демона, и я очень гордилась дядей Джулианом.
Констанс улыбнулась Чарльзу, радуясь