Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ключ от дома нашел в старом потайном месте. Вошел в избу. Тихо, прохладно… Ничего вроде бы не изменилось, но все как бы уменьшилось в размерах! Потолок, стены… Дмитрий остановил взгляд на фотографии отца. Батя широко и приветливо улыбался. Он умер после войны, вернувшись домой с тяжелой контузией. «Папа, а я уже лейтенант! — мысленно произнес Дмитрий. — Ты хотел, чтобы я стал офицером, и я стал им. Флягу твою возьму с собой».
Он открыл дверцу шкафа. На полке лежали отцовские награды, а рядом — свернутый кольцом солдатский ремень и фляга, на которой кончиком ножа было нацарапано: «Алтаев П. Ф. Сталинград, 1942». Фронтовая фляга и ремень отца, казалось, даже пахли по-особому, хранили в себе какую-то малость отгремевшей войны. Дмитрий вспомнил, как, бывало, мальцом, набегавшись за день, вконец уставший, засыпал, опоясанный ремнем, крепко сжимая в руке начищенную до блеска старую алюминиевую флягу.
…Вечером в доме Алтаевых было тесно. Одни пили чай за большим, покрытым цветной скатертью столом, другие сидели вдоль стен на диване и на стульях, третьи стояли в передней, и разговор вертелся вокруг одного: счастливая Прасковья, сынок на офицера выучился, жаль, Петр Федорович не дожил до этой семейной радости. Вспоминали, как бегал по оврагам Дима в отцовском ремне, с притороченной к нему флягой, играл с мальчишками в военные игры.
— Сызмальства у него тяга к военной службе, — изрек дядя Коля, брат Петра Федоровича. — Да и то правда, косить сено еще любил. Бывало, мы с его отцом соберемся на косовицу, и он за нами увяжется. Рано научился косой махать… — И удивленно мотнул головой: — Эт, уже офицер…
Услышав его слова, Дмитрий весело спросил:
— А сейчас косить возьмете, дядя Коля?
— Да хоть завтра, Дима, только, милок, мы раненько тронем. Еще до третьих петухов, а ты только в сон входить будешь. Али как? Встанешь? Так я заскочу за тобой…
Прасковья Гавриловна протестующе замахала руками:
— Чего выдумали?! Мальцу отдохнуть надо. Вон одни кости.
— Я и говорю, — отступил виновато дядя Коля. — Только экзамены сдал, а какие в военном училище экзамены — мы, Прасковья, немного представляем.
— Вот именно. — Мать с любовью смотрела на взрослого, возмужалого сына. На меня похож, подумала она и незаметно смахнула слезинки. Надо же, командир ракетного взвода…
— Ешь, сынок, ешь, — подкладывала ему горячие блинчики.
Дмитрию было приятно от того, что он уже дома, что сестренка Оля бросает на него горделивые взгляды и шепчется о чем-то с подружками; что льется в распахнутые настежь окна и двери степная, с запахами хлеба и трав прохлада… Нет, завтра он обязательно пойдет косить, о чем и дал знак дяде Коле. Тот понимающе кивнул: зайду, мол.
Одни гости уходили, другие приходили, и каждый считал своим долгом пожать руку лейтенанту: «С приездом, Дима. Вот радость-то матери». Пришел и школьный учитель Дмитрия — Иван Николаевич, широкоплечий, высокий, с уставшим лицом, с мешками под глазами. На фронте он был младшим политруком. Где-то в районе Старой Руссы ему оторвало левую руку, и теперь пустой рукав был аккуратно заправлен за пояс хорошо отутюженных брюк. Учитель обнял Дмитрия, пробасил:
— Рад, очень рад, хоть и очень беспокойное дело ты себе выбрал.
Люди прислушивались к тому, что говорил седовласый, уважаемый на селе учитель.
— Там все по регламенту, строго по уставу, не то что в колхозе: могу поспать, могу опоздать. Там строго.
— Уже привык, Иван Николаевич. Это мое любимое дело.
Иван Николаевич внимательно посмотрел на своего ученика, лицо его стало серьезным.
— Вот именно, любимое дело никогда в тягость не бывает. Но только времена какие-то тревожные настали. И дня не проходит, чтобы где-то не воевали… Теперь тобой, Дмитрий, гордится не только мать, а вся деревня. Вот и прикинь…
— Что верно, то верно, — поддержал его кто-то из односельчан.
Расходились гости поздно. Дядя Коля шепнул на прощание:
— Косу я тебе приготовлю. Утречком потихоньку в окошко потарабаню, а ты с вечера одежонку подходящую припаси.
Утром раздался стук, но не в окно, как было условлено, а в дверь. Ну, дает дядя Коля, недовольно поднялся с постели Дмитрий. Забыл, что ли? Грохает, будто пожар. Мать разбудил…
Мать уже открывала дверь. Еще не совсем рассвело, и Дмитрий едва рассмотрел в сенях маленькую женщину в длинном пиджаке. Он узнал Митрофановну, почтальоншу.
— Телеграмма твоему молодцу Распишись. И тяжело вздохнула.
— Что там стряслось? — тревожно спросила мать.
— Отзывают… Срочно.
— Да как же это?.. А, Димочка?..
— Военный, ничего не поделаешь, — ответила Митрофановна и, хлопнув калиткой, едва не столкнулась с дядей Колей, который держал в руках две косы, а за спиной у него висела брезентовая сумка.
Будить Дмитрия ему не пришлось, он только удивленно спросил:
— Что случилось? Дмитрий протянул телеграмму.
— «Срочно явиться училище Коновалов», — вслух прочитал дядя Коля и, посмотрев на племянника, спросил: — Кто же это Коновалов? Начальник? А почему такая спешка?
— Ничего страшного, — успокаивал заплаканную мать Дмитрий. — Вызывают на соревнования, только и всего. Когда я ехал сюда, меня предупреждали: «Не сможет Катков выступить за училище, готовься ты, вызовем». Значит, он не выздоровел. Вот и поеду я. Надеюсь вскоре возвратиться, только жалко: сенокос может закончиться.
Над дальним полем ярко розовело небо, под окном, в малиннике, уже шебуршились воробьи. День обещал быть безоблачным, в самый раз для сенокоса.
— М-да, — многозначительно произнес дядя Коля.
Он сидел на бревне и курил, поглядывая на раскрытую в избе дверь, из которой то и дело выбегали в сарай или погреб Прасковья и Ольга, собирая в дорогу Дмитрия. Дядя Коля не верил объяснениям племянника. Хитрит, чтобы мать не волновать, думал он, пуская колечки дыма, на соревнование не вызовут телеграммой, тут что-то поважней…
И когда Дмитрий вышел с чемоданчиком, а следом за ним мать и сестра проводить его на поезд (до станции недалеко), он опять с сомнением спросил:
— На соревнование, значит? Неделька тренировки, неделька…
— Ну что вы не верите, честное слово! — засмеялся Дмитрий. — Я даже шинели не беру с собой, а какой вояка без нее в поход пустится, а?
— Тоже верно, — взбодрился дядя Коля.
— Когда совсем буду уезжать, все свое заберу, да еще флягу отцовскую прихвачу. Пусть она всегда будет со мной.
— Хорошо, сынок.
Дядя Коля проводил их до крайних изб, свернул на тропинку, что ныряла вниз, в ивняк, и подумал: ах, туды его в корень, забыл спросить, какие же это соревнования.
Когда он спустился к лугу, подошли другие косари, поинтересовались: что это племянничек не успел приехать, а уже в дорогу?
— На соревнования по конному спорту вызвали, в срочном порядке.
Косари не спеша сняли лишнюю одежду, приготовились косить. Друг дяди Коли, Иван, не поверил:
— Не темни, Никола. Какие там у черта конные соревнования могут быть у ракетчиков? Неужели ракеты возят на лошадях?
— Никола забыл, в какой век живет. Наверно, во сне лошадей видел, вот и приплел их, — заметил кто-то из мужчин, и все дружно рассмеялись.
Дядя Коля и сам смутился оттого, что плохо придумал. Ответил:
— Шинель оставил.
— Ну, раз шинель не взял, — сказал Иван, — тогда все в порядке. А может, ей уже кончился срок и он оставил ее за ненадобностью?
Дядя Коля не стал больше возражать, понял, что на счет конного соревнования получился перебор. Широко размахнулся, но дело не пошло: кончик косы врезался глубоко в кочку, оставленную кротом, и он, ругаясь про себя, долго не мог вытащить его оттуда.
Где-то через недельку дядя Коля встретил в сельской лавке Прасковью Гавриловну.
— Есть весточка от косаря?
— Нет. Прислал телеграмму, что доехал благополучно, и более ничего.
— Может, скоро сам объявится? На две недельки, сказывал.
Прошло обещанных две недельки, сено уже было скошено и местами заскирдовано, а от Дмитрия — ни слуху ни духу. Прасковья Гавриловна стала волноваться. Но однажды вечером, после работы, дядя Коля, просматривая в постели газеты, вдруг радостно воскликнул:
— Ба! Неужели наш Дмитрий? Ну конечно же он! Вот так косарь, туды его в корень…
Жена спала в соседней комнате, и дядя Коля не стал ее будить, поднялся с постели, быстро оделся и, прихватив газету, поспешил к Прасковье Гавриловне. У нее уже не светилось. Осторожно постучал в окно.
— Кто там? — послышалось за дверью.
— Подымайтесь, подымайтесь, дело есть. Прасковья Гавриловна, хоть и испугалась позднего гостя, но по голосу определила, что пришел он с хорошей вестью.
— Нашелся твой косарь, Паша, — сказал дядя Коля. Развернул газету и прочитал: — «Лейпциг. На международных соревнованиях по стрельбе первое место завоевал Дмитрий Алтаев (СССР)». — И от себя добавил: — Вот тебе и конный спорт, туды его в корень!
- Григорьев пруд - Кирилл Усанин - Советская классическая проза
- Батальоны просят огня (редакция №1) - Юрий Бондарев - Советская классическая проза
- Взрыв - Илья Дворкин - Советская классическая проза
- Тетушка Лейла ждала - Гусейн Аббасзаде - Советская классическая проза
- Чистая вода - Валерий Дашевский - Советская классическая проза