никаких штрафов или обвинений, но нынешний сезон был настоящей катастрофой и никаких улучшений в обозримом будущем не намечалось. Я долго и усердно пахал, явно не ради такого удручающего финального результата. Особенно, не когда у тебя за плечами прошлогодний выигрыш в чемпионате.
— Возможно. Но на самом деле это не имеет никакого значения пока один конкретный принимающий не изменит свое поведение в целом, — сказал Кент, бросая на меня свой острый взгляд. — И твои поступки и отношение к жизни меняются. Так, Крис?
— Под критическим взором твоей крайне усердной и преданной племянницы, как этого могло бы не быть? В конце концов Хейзел — это еще и надсмотрщик, — я изобразил ухмылку, такую же широкую и беззащитную, как и моя обида. Я был глупым, чтобы забыть, что в конце концов все в итоге ожидали от меня провала, а может даже и хотели этого. В том числе и Хейзел, судя по всему. — Но думаю, что попытаю удачу в чем-то другом. Извините меня, — опрокинув в себя остатки своего напитка, я поднялся и, не оглядываясь, пронесся мимо Хейзел, не бросив на нее ни единого взгляда, оставив свои фишки.
Я уже практически достиг парадной лестницы, когда чья-то рука схватила меня за плечо.
— Крис, подожди. Я не рассказывала своему дяде о том, что ты опаздывал, чтобы усложнить тебе жизнь.
— Это не имеет значения, поэтому не переживай за это, — сказал я, отмахиваясь от нее.
Гнев, который я ощущал этим вечером ранее, снова настиг меня, он был подкреплен предательством, которое я только начал осознавать. Из всего, что Хейзел могла рассказать Кенту, она сосредоточилась только на негативе. Я не получил никаких похвал за то, что выполнял свои задания быстро и неукоснительно. Никакой благодарности за то, чего я добился с Оливкой. Мне не следовало бы удивляться, но я думал, что Хейзел не была похожа на стервятников, с бейджиками с надписью «пресса», которые наслаждались, наблюдая за тем, как я в чем-то налажал.
Хейзел вздохнула, как будто это я вел себя неразумно, на ее лице не было и следа от сожаления.
— Веришь ты в это или нет, но я заботилась о твоих интересах.
Я рассмеялся, но в этом смехе не было тепла. Краем глаза я заметил болтающуюся неподалеку Андрею Уильямс, которая без всяких сомнений вела охоту за пьяной знаменитостью, которая вытворяла нечто достойное ее репортажа. Черт побери, я никогда не был уступчивым парнем. Иначе я не был бы номером один по прозвищу ФИГДЖЕМ.
— Ох, так ты заботишься о моих интересах, Хейзел? В таком случае вот для тебя самая прекрасная возможность сделать это, — я схватил ее за локоть и повел к Андрее Уильямс, которая чуть не споткнулась о своего фотографа, когда заметила наше приближение. — Всегда приятно видеть тебя, Андреа, — эта женщина возможно и была акулой, которая чувствовала запах крови в воде, но также она обладала возможностью изменить общественное мнение с выгодой для меня.
— Ну, здравствуй, Крис. Я уже спрашивала о ваших разногласиях с Логаном, но возможно, мне следовало спросить о твоих других… занятиях за пределами игрового поля, — сказала она, протягивая диктофон и пристально разглядывая Хейзел, словно не веря в то, что она могла привлечь мое внимание. — Я могла бы обвинить тебя в том, что у тебя плохой вкус, но учитывая твой послужной список из пресных моделей и легкомысленных актрис, я подозреваю, что есть что-то весьма прозаичное и приземленное в том, что ты водишь дружбу с племянницей Кента Макдугалла. Итак, что же это — дружба с выгодой или желание подлизаться к боссу?
— А почему не обе причины одновременно? Кроме того, разве ты еще не слышала? В последние дни я принял решение начать жизнь с чистого листа.
Андрея хмыкнула.
— Это интересно. Я предполагала, что слухи о твоей волонтерской работе в «Неизбежном Спасении» были всего лишь слухами, но вижу, что я ошибалась. Это серьезные пиар-ход и сделает тебе хорошее имя, Лалонд. Я должна отдать тебе должное.
— Мой приют — это не пиар-ход… — перебила Хейзел, но прежде чем она успела продолжить, я прервал ее.
— Что я могу сказать? Я поддерживаю только самое лучшее. И нет человека лучше в деле реабилитации псов, чем эта женщина, — я положил руку на плечи Хейзел. Она застыла рядом со мной, и я чувствовал, как ее взгляд был прикован ко мне, достаточно пронзительный для того, чтобы прожечь дыру в моем смокинге, но мое внимание было по-прежнему обращено на Андрею.
На лице у Андреи появилась та же змеиная улыбочка, что она демонстрировала на красной дорожке.
— Реабилитация? Это то, что мы в эти дни называем проявить сострадание к самовлюблённым и потрепанным?
Моя кровь вскипела от ее оскорбления, но я заставил себя сдержаться, оставаясь расслабленным, а тон сохраняя беспристрастным.
— Э-э, Хезел похоже не возражает. На самом деле, думаю, что ей даже нравится моя самоуверенность и тот факт, что я слегка грубоват. Разве это не так? — я притянул Хейзел к себе и, приняв решение в последнюю секунду, прижался к ее рту своим.
Все тело Хейзел застыло, от неожиданности этого поцелуя или от его дерзости, я точно не был уверен. Я положил ладони на ее талию, и на мгновение она прижалась ко мне, но затем вокруг нас замелькали вспышки камер, и неожиданный яркий свет, казалось, пробудил ее. Хейзел уперлась пальцами в мою грудь и оттолкнула меня — с силой — стремительно уносясь прочь до того, как я в полной мере мог осознать, что произошло.
Андреа выключила диктофон и усмехнулась.
— Мне кажется, что племянница Кента Макдугалла немного возражает.
Я хотел сказать ей, чтобы она катилась к черту, но прикусил свой язык и пошел в том направлении, где исчезла Хейзел, полностью игнорируя злобный жест Андреи, который она продемонстрировала на прощание. Я нашел Хейзел расхаживающей взад-вперед в укромном уголке между этажей. Она сняла свою золотую повязку и беспокойно вертела ее в руках, бусины бисера ссыпались на пол.
— Что, черт возьми, это было такое, Крис? — закричала она, набрасываясь на меня.
От злобы в ее голосе — неприкрытой, мрачной и совершенно незнакомой — чувство вины пронзило меня изнутри, но этого было недостаточно, чтобы избавиться от гнева, который по-прежнему пульсировал во мне.
— Что ты имеешь в виду? — спросил я.
— Ты специально ведешь себя так, чтобы казаться мудаком? — спросила она.
«Да».
— Что? —