- Как-то представлял тебя совсем иной.
- Какой?
- Огненной, - пояснил я. - Ты же вся из пламени?
- Все из пламени, - ответила она серьезно. - Весь мир.
- Ах, ну да, в этом если смысле… Но ты еще и просто из пламени, более простого, что как бы огонь, понимаешь?.. Вся такая, испепеляющая. Недаром же Адам восхотел чего-нибудь попроще, какую-нибудь покорную дуру… Хотя, честно говоря, с женщинами Адаму не повезло. И с него и пошло.
Она легонько улыбнулась:
- Он был первый, кто вот так… с первой не сумел, со второй вляпался. Но он был благороден и брал на себя все глупости, которые Ева творила начиная с того момента, как сорвала плод с запретного дерева.
- И детей своих, - сказал я сварливо, - воспитала хреново. Ладно, я без намеков. Что еще сделать?
Она покачала головой.
- Ты умеешь делать такие вещи, что я даже пикнуть не смею.
- Уже слышала?
- Многие слышали, - ответила она. - И стараются понять, откуда у тебя эти странные умения. Только у тебя единственного на всем свете!
Я сосредоточился и, хотя уже напрактиковался, накачал эту магическую мышцу, но для Лилит расстарался, как никогда, создавая как тончайшую и нежнейшую посуду, которую видел только в Эрмитаже, так и самые изысканнейшие блюда, от которых приходили в восторг саудовские принцы.
Она даже не пыталась сдерживаться, ахала, делала огромные глаза, и я понимал со щемом, что тысячи и тысячи лет видела одно и то же, одно и то же, все повторялось и повторялось, и вот только сейчас такой резкий скачок.
Врожденный аристократизм, мелькнула у меня, когда она ела, ни тени жеманства или притворства, все просто и естественно, однако насколько же она сама изысканна в любом жесте, движении, наклоне головы, взмахе ресниц, необыкновенной улыбке!
Широкие тарелки заполнились новыми деликатесами, восточными и западными сладостями, горками мороженого, всевозможными конфетами и крохотными пирожными, которые я часто покупал в то старое доброе время.
Я сел с другой стороны стола, она спросила серьезно:
- О чем думаешь? Ты такой серьезный.
- Что мне особенно странно, - медленно проговорил я, - это отсутствие Сатаны…
Она бросила на меня быстрый взгляд:
- Почему?
- Мы с ним общались часто, - ответил я со всей скромностью, столь привычной для меня, - весьма часто. А сейчас как будто вовсе исчез… Непривычно даже. Казалось бы, только сейчас и ловить рыбку.
Она подумала, пожала плечиками:
- Ничуть не странно. Он не боец. Не в том смысле, что трус, он просто презирает эти методы, полагая их слишком грубыми. Он, говоря словами людей, стратег и мыслитель. Он полагает, что решает не сила.
- Верно!
- …а умелое жонглирование доводами, - закончила она. - Потому он если и будет участвовать, то не проявится явно.
- В смысле, не утерпит?
- Примерно так…
Я представил себе ад и твердыню в самом дальнем углу, гору из камня и стали, передернул плечами и поспешно ухватил фужер с шампанским.
- Не понимаю, - сказал я, - но Люцифер там, в той крепости, где засели мятежники?
- Думаю, да.
- Как же тогда пойдем на штурм? - поинтересовался я. - Сатана в сторонке в личине наблюдателя, Авриэль готовится защищать эту крепость, а с нами идет Самаэль…
Она горько улыбнулась одной половинкой рта.
- А еще обещал подняться из четвертой антис-фиры сам могучий Озриель, еще одно из проявлений Самаэля. Мне самой это не так непонятно, как тебе, а невесело… Хотя Самаэль первым из нас, разрываясь отчасти от желания успеть сделать если не все, то хотя бы как можно больше, сумел воплотиться в разные ипостаси, и теперь они настолько стали разными…
- Вижу, - сказал я озадаченно, - но все равно не пойму. Даже умом, хотя у меня не ум, а умшце, что угодно могу понять и объяснить, но такое… гм… даже у меня глаза рогом лезут. Допуская, что ангелы - всего лишь овеществленные мысли Творца, все-таки трудно представить, что мысли могут быть настолько противоречивыми… даже одна мысля способна раз-делиться на подмысли и противоречить самой себе… Нет, надо это умничанье оставить на будущее, а сейчас морду ящиком и - на штурм. За честь рода!
Она спросила озадаченно:
- Какого рода?
Я огрызнулся:
- Откуда мне знать?.. Зато как звучит! Это же как самая лучшая в мире музыка… Я имею в виду, конечно, марши. Ты обожаешь марши?..
- Марши? Почему марши?
- Ты же любишь мужчин? А мужчина, который не обожает марши, это какой-то странный самец. Если к такому присмотреться, обязательно заметишь что-то позорящее наш род, типа интеллигентность, чистая рубашка, манеры…
Она деловито поскребла серебряной ложечкой по дну широкой чаши, собирая остатки шоколадного мороженого, подняла на меня серьезный детский взгляд.
- Ты сам поведешь людей в бой?
- О них речи не было.
- А небесный легион?
- Его ведет Михаил.
Она сказала настойчиво:
- А если Михаилу потребуется помощь? Темных ангелов поведешь?
- Если народ доверит, - ответил я дипломатично. - Сам я возглавить воинство ангелов вот не рвусь, и все. Но ради победы готов стать и генералиссимусом, не только, подумаешь, архистратигом. Видали мы архистратигов. Десять тысяч архистратигов!
Она смотрела на меня очень серьезно.
- Даже не знаю, - произнесла совсем тихо, - кто прав, кто виноват. Все настолько усложнилось… с того времени.
- А и не надо разбираться, - посоветовал я. - Просто доверься мужчине. В данном случае мне.
- Ну, конечно, - ответила она мягко.
- Я серьезно, - сказал я.
- Я тоже…
- Кому еще знать, - пояснил я, - кто прав, а кто нет? Все правы, кто я, и не правы те, кто не я. Вот за эту истину и держись.
Она молча смотрела, как я облачаюсь, а я не стал скрывать и, сосредоточившись, только поворачивался, а на мне появлялись не только штаны, но и доспехи, пояс, ножны на прошитой золотом перевязи, сапоги на двойной подошве, в них я еще выше, а это нравится всем мужчинам.
- Знаешь, - произнесла она серьезно и прямо посмотрела мне в глаза, - у женщин есть чутье, и пошло оно от меня, не от Евы.
Она замолчала, я спросил осторожно:
- И что оно тебе шепчет?
- Говорит очень громко, - ответила она так же серьезно, - что я наконец-то нашла того, для кого и была создана на самом деле! Потому я и ушла от Адама… я предчувствовала и даже предвидела эту встречу!
- Я ждал тебя меньше, - признался я, - но теперь зрю, был рожден для этой встречи. Не верю в Колесо Судьбы, но галактики вращались так, чтобы сдвинуть эти звездные системы и дать нам возможность… и все свозможнилось! Прости, у меня дух захватывает от таких масштабов. Мне всегда казалось, что я о-го-го, но оказалось, что куда там этому о-го-го до меня настоящего!
В воздухе зловеще блеснула сверкающая сталь, это меч с рубином Вельзевула послушно нырнул острием вперед в ножны, а растопыренная ладонь ощутила холодный металл шлема.
- А что, - спросил я, - видишь дальше?
Она мягко улыбнулась:
- Вижу только, что всегда иду за тобой, куда бы ты ни шел, разделяю твою судьбу, какую бы ты ни выбрал. Я женщина, это у нас в крови - идти за мужчиной. Но только за тем, кого сама нашла сердцем!
- Блин, - сказал я счастливо, - как в опере!.. Вот-вот запою арию. Или затанцую с маленькими лебедями. Но все-таки в самом деле счастье! Не ожидал, не верил…
- А я верила, - ответила она. - Верила, что обязательно тебя встречу.
Я крепко поцеловал ее, страстно прижав к груди, затем, отрывая от сердца, отстранил и быстро вышел, почти выбежал, чувствуя, что еще чуть - и гори оно все пропадом, когда у меня такая женщина, когда наконец-то счастлив!
Глава 2
Торжественно и чисто заблистало золотистым светом, едва слышно пропели фанфары, а из потока радостного огня вышел Михаил, каждым жестом подчеркивающий, что он не просто архангел, а архистратиг и глава небесного легиона.
Я сказал с преувеличенным почтением:
- До погон еще рано, но аксельбанты, думаю, вводить уже можно. И первые носить тебе, Михаил, ибо ты велик и знатен.
Он хоть и не понял, что такое аксельбанты, но самодовольно улыбнулся, на лесть можно ловить, как оказывается, даже архангелов, словно чебаков на блесну.
- Что-то узнал, смертный?
- Понимаю, - ответил я, - как это прозвучит в свете, так сказать, нынешней политической ситуации, и без того нестабильной, но, Михаил, чтобы отыскать и наказать тех заговорщиков, повторяю, нужно в какой-то мере объединить усилия.
Он поморщился:
- Ты о Вельзевуле?
- Со старомятежниками, - пояснил я и добавил торопливо. - На самом деле, как хорошо понимаешь, ты же умный, они уже не совсем мятежники. Многие поняли, что сглупили, но гордость не позволяет признаться.
- Это твои домыслы! - сказал он еще резче.
Я вздохнул:
- Что-то мне подсказывает, что даже если бы они признали свою вину, ты все равно бы остался врагом.