– О чем вы думаете, Лукреция? – как-то вечером спросил ее маркиз.
Они задержались на палубе. Спустилась ночь, Лукреция, запрокинув голову, любовалась звездами.
Она и не подозревала, как трогательно выглядит ее профиль, ее изящная шея в лунном свете. Маркиз, глядя на нее, вспомнил мерлинкурских лебедей.
Он невольно сравнивал Лукрецию с герцогиней Девонширской и с леди Эстер. Теперь ему казалось, что Лукреция с ее прекрасными темными волосами напоминает одного из тех черных лебедей, которых он недавно поселил на озере в своем поместье. Лебеди были изысканно-грациозны и превосходили красотой даже своих белых собратьев.
– Я думаю о нас, – искренне ответила Лукреция на вопрос маркиза.
– И что же вы думали?
– Я думала, как мало мы значим, – сказала она. – Мы – лишь двое из миллионов людей, живущих под этим небом. И все эти люди любят, страдают, радуются жизни или печалятся. Может быть, все наши усилия, все наши попытки каких-то действий – ничтожны, а сами мы – песчинки в океане жизни?
– Если бы мы действительно в это верили, разве бы мы продолжали бороться, разве пытались бы что-то изменить?! – с горячностью возразил ей маркиз.
Лукреция внимательно посмотрела на него.
– Это верный ответ, – сказала она несколько удивленно.
– Едва появившись на свет, младенец уже начинает борьбу за жизнь. Так же поступает новорожденный волчонок. Мне кажется, мы должны бороться хотя бы ради собственного совершенствования. И хотя, возможно, мы не всегда точно знаем, в чем наша цель, мы знаем, что она есть, – продолжал маркиз. Помолчав, он добавил: – Может быть, она там, за горизонтом.
Лукреция, никогда не слышавшая от него подобных речей, вдруг, подавшись порыву, воскликнула:
– Конечно, вы правы! Я больше не чувствую страха и не чувствую себя одинокой.
– А чего же вы боялись?
– Наверное, будущего, которое неизвестно. Иногда мне кажется, что жизнь ломает людей, корежит все на их пути.
– Нет, – возразил маркиз. – Тому, у кого есть вера в себя, не страшно жить.
– А вы из тех, у кого есть эта вера?
– Надеюсь, что да.
– Именно она делает вас таким уверенным в себе, таким пугающе неприступным?
– Вы что, боитесь меня, Лукреция?
Она сразу почувствовала, что маркиз задал очень важный вопрос. После секундного колебания она ответила:
– Физического страха у меня нет, если вы это имели в виду. Но, признаюсь, я боюсь вас как-то безотчетно. Может быть, вы настолько уверены в себе, что вызываете у меня смущение и робость… Я как будто не чувствую себя в безопасности.
– Это мне придется изменить, – нежно сказал он.
Она подняла на него глаза. В лунном свете перед ней стоял красивый, могучий, сильный мужчина.
Однако она чувствовала: как только она прижмется к нему, как только он заключит ее в свои объятия, все ее страхи останутся позади.
Едва эта мысль пришла ей в голову, Лукреция одернула себя: «Не спеши! Время еще не пришло!»
Они все еще бились друг с другом на дуэли, пикируясь при помощи слов и, может быть, эмоций, которые ни один из них не решался открыть.
«Я должна быть терпелива, – продолжала она уговаривать себя. – Но, Господи, я и не думала, что это будет так трудно».
На третий день Лукреция заметила, что яхта поменяла курс. Накануне они ночевали в Пуле, а теперь и без компаса было ясно, что они идут на юг.
Маркиз ничего не говорил ей про поход во Францию, но она видела, что число матросов было удвоено. Они входили в опасные воды, но поведение маркиза оставалось точно таким же, как и во время следования яхты вдоль южного побережья Англии.
Ни своим поведением, ни в общении с Лукрецией маркиз не выказывал волнения или озабоченности. Видно было, что он наслаждается солнечным светом и морским ветром.
– Как тепло, даже для июня, – заметила Лукреция. – Интересно, вода еще слишком холодна для купания?
Он посмотрел на нее с удивлением.
– Вы когда-нибудь купались в море?
– Да, и очень часто, – ответила она. – Когда мы с папа́ путешествовали по Греции – это было еще до того, как там разразилась война, – мы арендовали яхту. Мы шли мимо греческих островов, часто причаливали к берегу и устраивали пикники в прибрежных заливах, и там мы купались. Вода там такая чистая… Я научилась плавать, кстати сказать, я плаваю, как рыба.
– Я думаю, что вода в Ла-Манше покажется вам чересчур холодной, – предупредил ее маркиз. – Но мы как-нибудь должны найти золотой пляж, и вы сможете продемонстрировать свои русалочьи достижения.
– Я была бы очень рада! А я опасалась, что вы будете шокированы моим появлением в купальном костюме, – шутливо заметила Лукреция.
– Я редко бываю шокирован, – возразил маркиз.
Заметив, что Лукреция лукаво улыбнулась, он добавил:
– Я вовсе не бросаю вам вызов, хотя прекрасно понимаю, что вы используете этот шанс, чтобы меня подразнить.
– Милорд, пока я на борту, я буду вести себя очень осмотрительно. А то вдруг вы бросите меня в море и забудете про меня? – рассмеялась Лукреция.
– Что ж, такое возможно, – ответил он с напускной серьезностью.
Она рассмеялась, а потом язвительно произнесла:
– Но мне удалось бы вас переиграть: я доплыла бы до берега и открыла бы все ваши тайны императору французов.
– А разве у меня есть какие-то тайны?
– Уверена, что мне удалось бы отыскать про вас сведения, которые заинтересовали бы Бонапарта.
Выражение его лица не изменилось, но интуиция подсказала Лукреции: он, казалось, готов был поделиться с ней своими планами, но в последний момент передумал. Она была разочарована, поняв, что маркиз решил не откровенничать.
Они вышли из Пула рано утром. Когда стали сгущаться сумерки, на горизонте показались неясные очертания берега, французского, как поняла Лукреция.
Сэр Джошуа в свое время настаивал, чтобы Лукреция как можно лучше изучала географию. Поэтому она без труда припомнила, что кратчайшее расстояние отделяет британский берег от Франции в районе Шербурского полуострова.
«Мы подберем на борт англичан, бежавших из неволи», – догадалась она. Подобный выбор места для спасательной операции был более неожиданным для французов, чем такие привычные пункты, как заливчики и бухточки близ Па-де-Кале.
Маркиз явно не хотел, чтобы Лукреция составила представление о том месте, где они находились. Он нашел предлог проводить ее вниз, в каюту, пока береговая линия не стала отчетливо видна.
За обедом он небрежно заметил:
– Ветер довольно прохладный, мне кажется, вечером нам лучше не выходить на палубу.