часто этнически иностранной, рабочей силы); или
(e) крупномасштабное капиталистическое сельское хозяйство, для ведения которого землевладелец использует наемный труд.
Однако в реальности переходы между (б) и (в) были подвижны: тот, кто мог ссылаться на наследственные арендные отношения, будь то на Яве или в Рейнской области, мог быть титульным владельцем земли, не являясь в итоге ее законным собственником.
На протяжении всего столетия почти во всем мире фермерский труд оставался ручным; многие регионы Европы в этом отношении были схожи с Азией, Африкой и Латинской Америкой. Классовое положение также обусловливало общность культур: сельскохозяйственный наемный труд в помещичьем или польском имении принципиально не отличался от наемного труда в Индии, хотя в каждом случае он был встроен в особую иерархию и культурное окружение. Материальная необеспеченность, заставлявшая переезжать в поисках работы, обусловливала базовую близость условий жизни и опыта людей, а миграция, как и в прежние эпохи, распространяла сельскохозяйственные знания на большие расстояния. Однако такие параллели и связи не привели к транснациональной солидарности. В отличие от промышленности и транспорта, где с ростом раннего рабочего движения укоренилась международная ориентация, среди сельскохозяйственных рабочих не было широких связей, не было крестьянского интернационала. Рабочий или крестьянин в Бихаре ничего не знал о своих коллегах в Мекленбурге или Мексике.
Если труд менялся, то где и как на эти изменения влияли глобальные процессы? В целом рост международного спроса на аграрную продукцию, особенно из тропиков, не всегда оказывал либерализующее воздействие на условия сельского труда. Либеральная экономическая теория предполагала, что международная торговля приведет к разрушению "феодальных" систем, освободит людей от архаичных ограничений, воспитает в них дух трудолюбия и предприимчивости. Такая возможность действительно существовала, особенно в тех случаях, когда мелкие фермеры использовали новые зарубежные рынки сбыта своей продукции без вмешательства иностранных экономических интересов. Однако для достижения долгосрочного успеха требовалось, чтобы национальное правительство (как в Японии) действительно поощряло экспорт и создавало соответствующую правовую и инфраструктурную базу, или чтобы колониальный режим, часто ради политической стабильности, сознательно вставал на сторону местных фермеров против иностранных плантаторских компаний. В отсутствие таких условий иностранные интересы, как правило, брали верх.
Плантации
Отказ от узаконенного рабства в европейских колониях, США и Бразилии отнюдь не сопровождался распадом крупных плантаций. Они все больше контролировали производство таких востребованных продуктов, как кофе, чай или бананы, конкурируя с мелкими производителями в других частях света (хотя и не всегда вытесняя их). После 1860 г. стали появляться новые плантации: сахарная в Натале, каучуковая в Малайе и Кочинском Китае (Южный Вьетнам), табачная на Суматре. Плантация была инновационной, "современной" формой предпринимательства, которую европейцы начали широко внедрять в Новом Свете примерно с 1600 года. Около 1900 г. она пережила очередной расцвет, основанный не на постепенной преемственности местных условий, а на активном иностранном вмешательстве в создание и организацию новых плантаций. (Иногда, впрочем, как на Яве и Цейлоне, местные предприниматели также использовали открывающиеся возможности). Новая плантация вносила в местное общество раскол не менее глубокий, чем новая фабрика. Капитал и менеджмент в конце XIX века неизбежно приходили из Европы или Северной Америки, и плантаторы пытались создать рациональную, научно обоснованную форму выращивания с оптимальными урожаями. Для этого, кроме нескольких специалистов, им требовалась лишь необразованная рабочая сила. А поскольку большинство плантаций находилось в малонаселенных районах, рабочих часто приходилось привозить издалека. Например, на крупных табачных плантациях Восточной Суматры предпочитали нанимать китайцев и размещать их в рабочих лагерях. В лучшем случае номинально свободные, а обычно оплачиваемые по сдельным расценкам и в дальнейшем эксплуатируемые подрядчиком, они часто были подвержены такой жесткой дисциплине и регламентации, что условия труда не могли быть четко отличимы от условий на плантациях для рабов. Самовольное оставление места работы каралось как уголовное преступление. В 1900 году плантации редко были семейными. Почти все они принадлежали капиталистическим компаниям, которые вкладывали значительные средства в строительство железной дороги и портовых сооружений и внимательно следили за конъюнктурой мирового рынка. Колониальная плантация не была абсолютной новинкой, а развилась из старой рабовладельческой плантации. Это был инструмент глобального капитализма, применявшийся почти исключительно в тропических странах. В отличие от промышленности, она редко становилась частью более широкого процесса национального экономического развития.
Плантации имели промышленную составляющую, если их продукция фактически перерабатывалась на месте. Моделью такого интегрированного бизнеса была каучуковая плантация, поскольку каучуковые деревья можно собирать в течение всего года, что позволяет компании не зависеть от времени года. Это сделало плантацию еще более похожей на фабрику. Однако новая волна плантаций в Юго-Восточной Азии и Африке около 1900 г. не означала, что глобальный агробизнес поглотил все, что было до него; плантации и ориентированные на экспорт мелкие фермеры будут сосуществовать и конкурировать друг с другом на протяжении всего ХХ века. Плантационная экономика была глобальной еще и в том смысле, что и рабочая сила, и капитал привозились из разных стран. На острове Суматра, являвшемся основным регионом для этих новых разработок, только половина инвестиций в плантации в 1913 году принадлежала Нидерландам; остальные инвестиции приходились на британские, североамериканские, франко-бельгийские и швейцарские компании. Плантации возникали на землях, выкупленных у коренных князей, которые затем теряли всякое влияние на условия жизни на огромных территориях, о которых шла речь. Но и законодательство голландского колониального государства имело там ограниченную силу, а в некоторых случаях и вовсе отсутствовало. В этом случае могла вступить в силу особая система правосудия на плантациях, имевшая определенное сходство с патримониальным правлением, осуществлявшимся независимо от государства в крупных прусских владениях к востоку от Эльбы.
Очень похожие условия возникли несколькими десятилетиями ранее в таких местах, как юго-западная Индия.
Haciendas
Плантация была не единственным корпоративным ответом на экспортные возможности. В Египте XIX в. применение политической власти привело к созданию крупных поместий, поскольку правительство передавало задолжавшие деревни высокопоставленным чиновникам в обмен на гарантированную уплату налогов. Таким образом, земля оказалась сконцентрированной в руках государственного класса, связанного с пашой, а единственным способом остановить светский упадок ирригационных систем Нила стала организация ремонтных работ крупными предприятиями, обладавшими современным инженерным опытом. В поместьях выращивались товарные культуры, в частности хлопок и сахарная свекла, которые обеспечивали их владельцам высокий краткосрочный доход, необходимый для финансирования инвестиций, а государству - надежный источник фискальных поступлений. Рабочую силу часто привозили из дальних мест, чтобы она работала вместе с местными феллахами. Если после 1820-х годов Египет стал одним из основных мировых экспортеров хлопка, то это произошло не столько благодаря иностранной инициативе и насильственному включению страны в мировую экономику, сколько благодаря политике Мухаммада