аудиенции у Великого Царя, Фань Чи удалось найти средства на конвой грузовых кораблей, чтобы доплыть до Индии, где он собирался нанять караван, пересечь ее и пройти длинным и рискованным путем через горы в Китай, на что, не подумав, решаются лишь молодые люди.
После недолгого траура по Пармис, Дарий выдержал паузу и наконец устроил утренний прием. Я воспользовался возможностью представить двору Фань Чи. Сначала это вызвало достаточно возражений со стороны Второй палаты канцелярии. Действительно ли желтый человек посол? Если да, то от какого царя? Если он просто купец, то не может быть принят. Ни в коем случае. В конце концов вмешался Ксеркс, и послу Фань Чи было велено явиться на аудиенцию и от имени правителя Лу признать главенство Великого Царя.
В полдень мы прибыли в колонный зал нового дворца. Ксеркс только что отстроил это великолепное здание на северо-западе от старого дворца. Меня почтительно встретил распорядитель двора. Персидские вельможи, не знавшие, как следует воспринимать меня, держались напыщенно. Вообще-то, они не любили жрецов. Но я был не более жрецом, чем вельможей. Однако, так или иначе, к царской семье я был близок, и знатные персы встречали меня вежливыми улыбками, подставляли щеки для поцелуя, шептали комплименты — все, кроме Гобрия. Он даже не кивнул мне. Как сторонник партии Атоссы, я был врагом. Я заметил, что бакенбарды старика подверглись новой метаморфозе: из ярко-красных они, как осенние листья, стали тускло-золотыми.
Мардоний не показывался, но присутствовало более ста сыновей и племянников Великого Царя. Впервые я увидел Артафрена, сына лидийского сатрапа. Он был очень похож на отца, только лицо его окаменело от заносчивости. Рядом стоял мидиец Датис, известный полководец, которого я видел много лет назад в охотничьем домике на дороге в Пасаргады.
Слева от трона собрались сочувствующие греческой партии. Гиппий совсем постарел, но выглядел решительно. Он жался к Милону, который стал теперь статным мужчиной. Я поклонился Гиппию и обнял Милона.
— Ты совсем почернел! — удивленно заметил он.
— Слишком много глотаю огня, — ответил я, отступая: мне не хотелось говорить со спартанским царем.
Рядом со мной стоял Фань Чи. Вельможи смотрели на него, как на какое-то диковинное животное. Он смотрел на них так же. Персидская архитектура ему не понравилась, но роскошью нарядов Фань Чи восхищался.
— А где же Эгиби? — вдруг спросил он.
— Мы при дворе, — ответил я, считая, что сказал достаточно.
— Знаю. Но я также знаю, что они ссужают деньгами наследника трона. Почему же их нет здесь?
— Мы при дворе, — повторил я. — А Эгиби — ростовщики, торговцы. Великий Царь не может принять их.
— Но царская семья ведет с ними дела.
— Да. Однако неофициально. При дворе лишь знать может видеть Великого Царя. Разве в Китае не так?
— Говорят, так было в прежние дни. Возможно, это правда.
Фань Чи умел давать ни о чем не говорящие справки, обычно приписывая их своему Учителю Куну.
В каждой столице придворный церемониал следует протоколу, возникшему еще до становления Персидской империи. В Мемфисе Великий Царь — фараон и бог. В священных Пасаргадах он — предводитель кланов. В Вавилоне — халдейский царь, чья власть опирается на жречество, которое делает вид, что, хотя город может управляться смертным персидским царем, придворный церемониал должен по-прежнему служить лишь земным отражением величия Бел-Мардука. Потому музыканты играли нечто более подходящее для вечеринки со шлюхами, чем для приема у Великого Царя, и храмовые танцовщицы выделывали явно непристойные фигуры, воздавая честь Иштар (она же Кибела, она же Анахита, она же Диана, и она — везде!).
Хозяином всей церемонии в Вавилоне выступает верховный жрец Бел-Мардука. В тот день он был в голосе и, стоя у входа в колонный зал, завывал на старохалдейском языке.
— Великий Царь Дарий, владыка всей земли, царь Вавилонский, царь царей! — проревел начальник стражи.
В дверях появился Дарий, за спиной у него сияло солнце. Когда он ступил на длинный лидийский ковер, ведущий к трону, мы простерлись ниц.
На Великом Царе был пурпурный мидийский халат, какой имел право носить лишь монарх. На голове красовался высокий войлочный цидарис, обвитый бело-голубым шнуром Кира. В правой руке Дарий держал золотой скипетр, в левой — золотой лотос. Распорядитель двора нес церемониальное опахало и сложенную пополам салфетку. Начальник стражи — подставку для ног. Член вавилонской царской фамилии держал над головой Великого Царя традиционный золотой зонтик. Этот зонтик принадлежал древним царям Ассирии. Отстав от Дария на несколько шагов, шел наследник престола.
Пока Дарий медленно и величаво перемещайся к середине зала, жрецы Бел-Мардука затянули торжественную песнь. Хотя считалось, что все мы смотрим на красный пол, все смотрели на Великого Царя.
Дарий теперь был белым, как скиф. Я выискивал у царя признаки старости и нашел — это всегда легко, только не тогда, когда смотришь в зеркало. Дарий чуть приволакивал левую ногу: несколькими месяцами раньше его постигло нечто вроде паралича, и левая рука, в которой он держал лотос, так и не обрела свободы движения. Потом мне сказали, что Великий Царь совсем не владел левой половиной тела, и лотос был просто привязан к пальцам.
Тем не менее лицо Дария оставалось красивым и мужественным и, казалось, раскрашено не больше обычного. Голубые глаза смотрели ясно. Но контраст между ним и Ксерксом был разителен. Сын был на полголовы выше отца, и он был молод. В левой руке Ксеркс держал золотой лотос, правая рука оставалась пустой.
Подозреваю, Дарий вполне сознавал, что в зале нет человека, который бы не прикидывал, сколько еще осталось ждать нового владельца львиного трона, — правда, в Вавилоне таким троном не пользовались. По настоянию жрецов, Великий Царь обязался сидеть на довольно невыразительном золоченом кресле, которым на протяжении тысячелетий пользовались аккадские цари, то есть так утверждал верховный жрец. Когда Вавилон восстал в последний раз, Ксеркс изрубил это кресло на куски и сжег.
— Видите, я был прав: дерево не старое, — произнес он, глядя на дым. — У них тут кругом надувательство.
Вавилоняне всегда были помешаны на старине. Заслуга тут принадлежит Набониду, последнему вавилонскому царю. Когда в Вавилонию вторгся Кир, Набонид был очень занят раскопками одного храма, которому к тому времени уже было тридцать три века, и даже не заметил, что уже перестал быть царем. Но, вернувшись как-то вечером в город, он обнаружил в своей резиденции, Новом дворце, Кира. Во всяком случае, черноволосые любят эту историю. Набонид в самом деле был схвачен, заключен в темницу, однако потом освобожден и снова вернулся к своим раскопкам.
Между владениями