— Это было неразумно позволять Марлоу…
— Я счел это наилучшим решением! А теперь послушайте, что я вам ска…
— Наилучшим? Чёрт возьми меня совсем, я только что узнал, что вы сочли наилучшим глупо вмешаться в дела политики и торговли, попытавшись выторговать неосуществимое соглашение у претендента на трон Струанов и тем самым превратили в нашего непримиримого противника подлинную главу компании! — в бешенстве выпалил он. — Не так ли?
— А вы, сэр-р, вы вмешиваетесь в дела, которые являются исключительной прерогативой парламента — объявляете войну — и подлинной причиной того, что вы так неразумно выбираете выражения, сэр-р, и так расстроены, является то, что я не стану начинать войну, которую мы не в состоянии выиграть, не в состоянии поддерживать с нашими наличными силами, если вообще вести, а, по моему мнению, любое нападение на столицу будет справедливо расценено туземцами как акт войны, никак не случайность. Честь имею кланяться!
— Вы согласились помо…
— Я согласился побряцать оружием, дать несколько учебных залпов, чтобы поразить воображение туземцев, но я не соглашался подвергать обстрелу Эдо и, говорю это в последний раз, не собираюсь этого делать, пока вы не представите мне письменные полномочия на это, одобренные Адмиралтейством. Желаю здрав…
— Военный флот и армия подчиняются и получают указания от гражданских властей, клянусь Богом, а власть здесь — я!
— Да, вы и есть, клянусь Богом, если я соглашусь, — проревел адмирал, побагровев лицом и шеей, — но моими кораблями вы не командуете, и пока я не получу иных приказов, одобренных Адмиралтейством, я буду управлять своим флотом так, как считаю нужным. Желаю здравствовать!
Сэр Уильям сел к столу. Он ещё раз вздохнул, взял в руки перо и написал на официальном бланке миссии:
Дорогой адмирал Кеттерер! Многое из того, что вы говорили вчера вечером, справедливо. Пожалуйста, извините мой неразумный выбор некоторых слов в пылу беседы. Не будете ли вы так добры, чтобы заглянуть ко мне сегодня днём. Вы уже, без сомнения, слышали о печальной смерти юного Струана, которая, по словам доктора Бебкотта, «напрямую связана с ранами, полученными во время неспровоцированного нападения на Токайдо». Я буду вынужден подать новую, более серьезную жалобу бакуфу по поводу смерти этого прекрасного английского джентльмена и был бы крайне рад выслушать ваш совет относительно того, как следует распорядиться этой ситуацией. Засим, мой дорогой сэр, примите мои самые искренние уверения в совершеннейшем к вам почтении.
— Чего только я не сделаю для Англии, — пробормотал он, потом крикнул: — Филип! — подписал послание и посыпал его сверху, чтобы высохли чернила.
— Да, сэр.
— Снимите копию и отошлите с посыльным к адмиралу Кеттереру.
— Только что прибыл Джейми, сэр, и пришла депутация с просьбой к вам объявить сегодняшний день Днём ангела, днём траура.
— В просьбе отказано! Джейми пусть войдет.
Джейми появился весь в кровоподтеках, плечо ему уже перевязали.
— Джейми, вы чувствуете себя лучше? Хорошо. Джордж Бебкотт был у меня с отчетом. — Он рассказал ему все, что говорилось о теле Малкольма. — Каково ваше мнение?
— Мы должны отослать его домой в Гонконг, сэр.
— Хорошо, я подумал о том же. Вы сопроводите его?
— Нет, сэр. Миссис Струан… боюсь, она больше не одобряет моей особы, и если бы я вернулся, это только усугубило бы и без того поистине ужасное положение, в котором она оказалась, бедная женщина. Строго между нами, меня увольняют в конце месяца.
— Боже милостивый, за что? — Сэр Уильям был потрясен.
— Это не имеет значения, теперь уже нет. Анжелика, наша миссис Струан, разумеется, поедет, и доктор Хоуг — вам известно, что она передумала и решила остановиться в своих старых комнатах у нас, а не во французской миссии?
— Нет, о, ну что же, полагаю, так будет лучше всего. Как она?
— Хоуг говорит, настолько хорошо, насколько этого можно ожидать, какого бы дьявола это ни означало. Мы пошлем «Гарцующее Облако» сразу же, как только вы и он известите меня. Когда это может произойти?
— Джордж сказал, что он сегодня проведет вскрытие и подпишет свидетельство о смерти. Клипер мог бы отплыть завтра же, единственной проблемой остается Анжелика, когда она сможет отправиться. — Сэр Уильям пристально посмотрел на него. — Что с ней?
— Не знаю, по-настоящему не знаю. Я не видел её с тех пор… с тех пор, как поднялся на борт. Она не заговаривала со мной, ни разу не произнесла ничего внятного. Хоуг все ещё с ней. — Джейми постарался сдержать своё горе. — Мы можем только надеяться.
— Какая беда. Да, сомневаться не приходиться. Теперь, Норберт. Нам, разумеется, придется провести расследование.
— Хорошо. — Джейми коснулся лица, смахнув назойливую муху, пытавшуюся сесть на запекшуюся кровь. — Горнт спас мне жизнь.
— Да. Его действия будут отмечены. Джейми, когда вы уйдете от Струанов, что вы собираетесь делать? Поедете домой?
— Это и есть дом, здесь или в Китае, — просто ответил Джейми. — Я… как-нибудь я открою собственное дело.
— Хорошо, мне бы не хотелось терять вас. Господи, благослови мою душу, я не могу представить себе «Благородный Дом» здесь без вас.
— Я тоже.
По мере того как день тянулся, мрачные настроения в Иокогаме сгущались. Потрясение, отказ верить в произошедшее, гнев, страх перед войной, страхи вообще — все сразу вспомнили Токайдо — мешались с многочисленными солеными ехидными замечаниями; правда, произносившие их вели себя осторожно, потому что у Эйнджел были ревностные защитники и любая соленая шутка или смех воспринимались как неуважение. Малкольму повезло меньше. У него были враги, многие радовались возможности поязвить и упивались ещё одним несчастьем, обрушившимся на потомство Дирка Струана. А оба священника, каждый на свой лад, испытывали чувство твердого удовлетворения, видя во всем этом воздаяние Господне.
— Андре, — обратился Сератар к своему помощнику. Они обедали в миссии вместе с Вервеном. — Он оставил завещание?
— Не знаю.
— Попробуй это выяснить. Спроси у неё или у Джейми — ему, вероятно, больше известно.
Андре чуть заметно кивнул, измученный тревогой. Смерть Струана нарушила его план быстро раздобыть у неё ещё денег, чтобы заплатить Райко.
— Да, я попытаюсь.
— Крайне важно постоянно подчеркивать то, что она французская подданная, чтобы защитить её, когда её свекровь попытается разрушить этот брак.
— Почему вы так уверены, что это случится, что она будет так настроена против? — спросил Вервен.