Читать интересную книгу Последние Каролинги - Александр Говоров

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 24 25 26 27 28 29 30 31 32 ... 57

— Это же борзая Эда.

— Вот как? — обрадовался канцлер. — Прелестно!

И распорядился ведьму и собаку — в клетку, да чтоб до поры ни шерстинки у них не повредить! Тьерри, вконец озлобленный, пнул Азарику сапогом, выпроваживая.

— Ваше имя, аббат, — сказал Фульк человеку в капюшоне, — сохранилось в бумагах покойного канцлера. Благодарность за мной.

Тот выразил надежду, что теперь-то, после разоблачения всех бесовских ухищрений, бастард лишится графства.

Фульк покачал головой. Это не так-то просто, не так-то просто… Достойной памяти Гугон так бы и поступил: собрал бы все компрометирующие данные — и в лоб! Но мы не такие, не такие.

Гость ушел, надвинув капюшон. Вместо него явился унылый Тьерри, забинтовавший себе укушенное горло. Осмелился напомнить об обещании дать ему бенефиций…

Фульк, не слушая, рылся в свитках, мурлыкал молитвы. Он не диктовал, как Гугон, а сам писал ответы. Роскошные облачения предшественника он раздал церквам, одевался в серую дерюжку и получил во дворце прозвище — мышиный щелкопер.

— Старшую ведьму ты упустил, — сказал он наконец Красавчику. — Ай-ай, как нам это огорчительно! Теперь ты должен загладить свой промах. Есть одно грандиозное дело… Садись-ка поближе… Но помни: на сей раз ни бог, ни дьявол не должны тебе помешать, иначе сгинь, не показывайся нам на глаза!

Азарика очутилась в подземелье, за решеткой, перед которой расхаживал часовой. Одеться ей не дозволили, а в каземате даже в разгар лета камень был ледяной. Она пыталась прикрыться соломой, но часовые над этим только хохотали. Впрочем, к ней бросили Майду, длинная шерсть ее и грела и укрывала.

Началось паломничество любопытных. Дамы ахали, а мужчины просили стражников уколоть пикой ведьму так, чтобы она вытянула ножку и показала, что копыт у нее нет. Монетки падали в карманы часовых, а Майда охрипла, кидаясь на решетку.

Забытье охватывало Азарику. Ей казалось, что она в каменном мешке, в Забывайке. Окликала: «Роберт!» — и ласковая Майда лизала ее в щеку. Все уже было в ее коротенькой жизни: ужас, страх, голод, унижение, но никогда еще не было так худо, потому что ею владело самое жестокое, что может владеть человеком: стыд!

Однажды она услышала голоса: «Достаточно, ваше преосвященство, ненаглядный наш. Посмотрели ведьмочку, и будет!» Разлепила веки и увидела в полутьме слюнявого принца Карла и его хлопотливых мамок. Пришла мысль, что если б он захотел, взял бы ключ…

Вспомнив приемы отца и Заячьей Губы, она привстала и, сквозь прутья уловив неопределенный взгляд принца, стала повторять, сосредоточась на ключе:

— Вызволи меня, вызволи меня… Мой добрый, мой благородный принц, ну что тебе стоит? Вызволи меня, Каролинг!

Потом было опять забытье — сон не сон… Будто она, убранная, как невеста, и вместе с тем голая, как сейчас, бредет по анфиладам дворца, а за ней тащатся шуты и приживалки. И вот двери Эда, слуги с поклоном их отворяют, но там у Эда другая!

Другая ножницами будет ровнять его соломенные пряди. Другая заштопает ему боевой сагум. Другая встретит его у порога, подержит ему стремя, размотает шнуры обуви, накормит, уложит в постель. И он возьмет гребень и станет ласкать ее волосы, чистые, как волна.

А ей теперь все равно, костер или плаха.

Сердобольный часовой сказал ей однажды, кидая кусок хлеба:

— Недолго тебе осталось тут преть. Слышишь, молотки торопятся, стучат? Это заканчивают клетку, которая на рассвете повезет тебя в Париж. Хе-хе-хе, вот будет подарочек графу — его верный оборотень и любимый пес!

Глава V

Робертины против Каролингов

1

Желая попасть в Париж, путник должен приготовиться к тому, что раз двадцать его остановят, вытряхнут и душу и телегу да еще непременно сдерут мзду — либо за переезд, либо на построение замка, либо просто так, за здоровье местного властителя. Попробуй-ка откажись! Закованные в броню наглецы телегу опрокинут, быков уведут, хорошо еще, если самого прутьями не исхлещут… Прошли времена, когда у франков хозяевами были лишь бог да император!

Так рассуждала старая Альда, окидывая взглядом свою изрядно опустевшую повозку. Ах, какого отменного белоперого гуся пришлось отдать при переправе через брод! А дома дети плачут из-за каждой корки.

— Матушка! — наклонился с седла Винифрид, который ехал рядом, слушая ее воркотню. — Городские ворота-то заперты!

И правда, за поворотом дороги стояли в ожидании возы с сеном, телеги, повозки. Огромное стадо, изнывая от жары, топталось. В пыли, поднятой его копытами, еле различались флюгера на крышах подслеповатых башен. Шла ожесточенная перебранка.

— Не хотите платить, — говорил крестьянам начальник караула, — поворачивайте назад!

— Да ведь не было такого, — возражал ему какой-то зажиточный, опрятно одетый крестьянин, — чтобы дополнительно платить по случаю введения в лен… Мы, конечно, рады сеньору Эду…

Ворота все же растворились, и в них впустили стадо. Его хозяин, святой Герман, имел иммунитетную грамоту и пошлин не платил. Как только в ворота вбежала последняя овца, оттуда выехали всадники и без лишних слов принялись стегать толпившихся крестьян.

— Это близнецы, — узнал их Винифрид, мрачнея, — вассалы Эда. Ну, держитесь, матушка, сейчас пойдет потасовка!

Белобрысый Райнер стал из телеги зажиточного доставать то, что тот должен был отдать добровольно. Крестьянин в сердцах бросил свой колпак оземь. Близнецы восприняли это как оскорбление и исполосовали ему лицо в кровь.

Альда уж подняла стрекало, чтоб повернуть быков назад, как близнецы узнали Винифрида.

— А, самурский лучник! Ты жив? Зачем едешь?

— К принцессе Аделаиде, это мамаша вашего сеньора.

При упоминании принцессы близнецы состроили почтительные мины и приказали пропустить без пошлин. Неторопливые быки втащили повозку Альды на узкие улочки предместья святого Гонория, а следом на гнедом Байоне въехал и Винифрид.

Прошлой осенью, возвращаясь от Заячьей Губы, он еле разыскал свою семью в дубравах Валезии. В грамоте с печатью самого Гугона, тогдашнего канцлера, ему, Винифриду из рода Эттингов, в качестве бенефиция за службу жаловалась земля в Квизском лесу. Небольшая — десять крестьянских наделов, — но жить было бы можно. И когда Винифрид отправился в Андегавы, к армии Гугона, Альда храбро забрала ребятишек и отправилась навстречу неизвестности, в Квиз.

Но дарованное поместье оказалось давно запущенной, запесоченной и поросшей кустарником пашней. Засучив рукава Альда и ее слабосильные домочадцы принялись корчевать пни, выдергивать корневища, копать канавы, чтобы под озимь распахать хоть малость.

А в первый ясный и теплый денек, когда Альда и дети подсекали ветви у яблонь и радовались, что прижились саженцы, перевезенные ими из Туронского леса, к ним подъехал всадник. Он был в шубе, отороченной собольим мехом. Попросил напоить лошадей и, расспросив, кто они и откуда, обвел указательным пальцем всю округу:

— Это лен принцессы Аделаиды, так что садовничаете вы зря.

Сказал и уехал, а загадочные слова его забылись за всеми трудами.

Наконец настал день вернуться Винифриду. Он спустился под низкую кровлю землянки, которую Альда сложила наспех, в ожидании постройки настоящего дома. Из дымной тьмы, озаренной бликами очага, к нему бросились сестренки, мать подошла, вытирая фартуком слезы. Старый раб Евгерий трясущимися руками налаживал лучину.

Когда схлынули первые радости, оказалось, что в углу на лавке сидит еще кто-то, требующий внимания.

— Сыночек… — в голосе Альды сквозили виноватые нотки. — Я без тебя тут сироту купила в монастыре. Лишние руки — а я тут одна знаешь как надрывалась? Да и ты ведь хоть старинного рода, но тебе пахать, тебе сеять, без жены никак нельзя!

«Вот тебе и Лалиевра!» — подумалось Винифриду. Взял горящую лучину, поднес к лицу монастырской сироты. Блестящие зрачки выжидающе встретили взгляд Винифрида. Легкомысленные кудряшки, смазливая мордочка, ямочка на подбородке. От сердца все-таки отлегло.

— Как зовут-то?

— Агата…

Ночью в щель над топкой проник луч луны, пробил застоявшийся плотный воздух. Винифриду казалось, что это старуха с заячьей губой подглядывает, все ли сбывается по ее вещанью.

— Как жить-то будем, сирота? — спросил он тихо, угадав, что Агата тоже не спит на своей лавке.

— Как прикажете, ваша милость… — ответила она.

Винифрид усмехнулся — его милость!

И все же смутные видения бередили душу. Вот черноволосая девушка в белой рубахе лежит навзничь на жнивье, а в небесной голубизне поет жаворонок… Вот та же девушка, постарше и построже, участливо склонилась к нему в чертоге Лалиевры… Но он упрямо сбросил тяжкий груз воспоминаний: «А, храни господь, ведьма!» Утром, несмотря на дождь, Альда подняла всех чуть свет и повела копать невыбранную свеклу. Винифрид устал с непривычки, да и раны давали о себе знать. Однако он превозмогал себя и лишь иногда отрывался от борозды, чтобы разогнуть спину. Агата рядом трудилась самозабвенно; пальцы ее проворно рылись, отыскивая свеклины, а босые ноги, покрасневшие от холода, крепко стояли в земляной жиже. Она тоже разогнулась, высморкалась и, увидев, что Винифрид на нее смотрит, смутилась. Улыбнулась во весь алый рот, показав крепкие зубы цвета топленого молока.

1 ... 24 25 26 27 28 29 30 31 32 ... 57
На этом сайте Вы можете читать книги онлайн бесплатно русская версия Последние Каролинги - Александр Говоров.
Книги, аналогичгные Последние Каролинги - Александр Говоров

Оставить комментарий