Читать интересную книгу "Я у себя одна", или Веретено Василисы - Екатерина Михайлова

С первого взгляда ясно, что состав этого императива довольно сложен. Бе­зусловно, в нем перепутались "послания" разной природы: биологические, исторические, культурные, социальные. Начнем, пожалуй, с историко-куль­турных. Наследие веков — это серьезно: мы же понимаем, что для женщи­ны замужество так долго было единственным способом устроить свою жизнь, что установка на это единственно приемлемое решение глубока, как Марианская впадина. Реальность не в счет. Ну и что, если она может обеспечить и себя, и возможных детей, и даже родителей? Ну и что, если так называемая личная жизнь вполне устроена и устраивает? Древняя про­пись все равно сигналит: не то, опасно, рискуешь, нарушаешь.

Подумайте о бесчисленных поколениях женщин, в том числе и наших с вами прародительниц. Так ли уж трепетно и сладко им было идти к венцу?

Да не всегда, наверное. А каковы же были реальные альтернативы? В при­живалки, в незамужние стареющие тетушки при братьях или сестрах? В монастырь? Остаться при родителях упреком, укором, а то и позором? Нам слишком трудно представить во всей неприглядной наготе тот скудный выбор, который открывался перед молодой женщиной — и от которого "для бедной Тани все были жребии равны". И хотя в сегодняшней жизни возможностей значительно больше и они иные, древняя пропись свое бе­рет. И если мы в своей единственной и неразменной жизни ее нарушаем, это серьезное решение. Бывали — уже в двадцатом веке, не так давно — периоды, когда казалось, что древняя пропись мертва. Что "гнилой инсти­тут буржуазного брака" повержен — эмансипированные и отважные под­руги, казалось, стали обычным явлением. Об этом можно прочитать во мно­гих мемуарах незаурядных женщин. Мне это утверждение помнится из воспоминаний Надежды Яковлевны Мандельштам, где оно далеко не глав­ное и высказано "к слову", но о том же думали и писали многие. Ан нет, жив курилка. Декорации меняются, реальные обстоятельства могут быть самыми разными, но "устроенной" в большинстве культур считается за­мужняя женщина — какой бы иллюзорной и даже отрицающей здравый смысл ни была эта "устроенность" при ближайшем рассмотрении.

Впрочем, есть прописи и постарше, есть наследие биологическое. Челове­ческий детеныш остается беспомощным очень долго, нуждается в безопас­ности, тепле, материнском молоке, а нынче — еще и в памперсах. И что са­мое главное — в безраздельном внимании двадцать четыре часа в сутки. Спина кормящей матери, возможность полностью сосредоточиться на забо­те о дитятке должны быть кем-то прикрыты, подстрахованы. Биологиче­скому сценарию все равно, кем и чем: сообществом ли индейских скво, за­конным ли мужем традиционного европейского брака, подругами, сестра­ми, бабушками, мамками-няньками.

От тропических островов до гренландских торосов жизнь женщин обычно организовывалась так, чтобы более или менее обеспечивать выращивание здорового потомства. Как ни грустно, но не будем забывать, что в эти ме­ханизмы регуляции воспроизведения почти всегда входила и та или иная практика инфантицида (детоубийства) — от закапывания в аравийский пе­сок новорожденных девочек до ужасной и такой немудреной практики от­каза от кормления младенца в нищей русской деревне: покричит-покричит да и затихнет, отойдет, невинная душенька, как бы даже и своей смертью... Почему, за что? Да все просто: чтобы прокормить тех, чьи шансы на выжи­вание выше. И с точки зрения матушки-природы эта ужасная практика так же рациональна и оправдана, как воспетое и освященное бережное отно­шение к матери. Зачем я об этом? А затем, что не стоит покупаться на рас­суждения о том, что женщина "биологически" предназначена для жизни в браке, путать интересы рода, сообщества — и интересы самой женщины.

Родовой, биологический сценарий — явление особого порядка, очень серь­езное и полностью свободное от человеческих чувств, желаний или угры­зений совести. Возможно, все как раз наоборот: чувства и желания ему служат, если им позволить.

Ну так вот, возвращаясь к теме "хотения замуж". Традиция — раз, биологи­ческая целесообразность — два. С ними не то чтобы не поспоришь, просто определяться в таком споре тяжеловато: оппонент везде, вокруг, на сколь­ко хватает взгляда и памяти, да еще и внутри, в виде жизненных "сценари­ев" и едва ли не инстинктивных побуждений (вроде гнездостроительной активности животных в брачный период). Как "разговаривают" с нами древние прописи? О, разумеется, не напрямую: они слишком огромны. Кос­венно, языком все тех же желаний и чувств — как будто наших. Языком семейных "сценариев" и норм: не знаю, откуда я это знаю, но так должно быть. Языком преобладающих в окружающей действительности установок и мифов.

Например, в российской практике довольно серьезную роль играет мотив отделения молодой женщины от родителей с их согласия и, если повезет, благословения. Дочь, рвущаяся к самостоятельной жизни — поселиться от­дельно, самой устанавливать правила своего дома, — это вроде бы и нор­мально... Но не совсем: "Тебе что, с нами плохо?" — "Да нет, не плохо, но пора, хочется своего, я уже взрослая".— "Вот выйдешь замуж, тогда и бу­дет тебе свое. Еще вспомнишь, как не ценила родителей". Или что-нибудь в этом роде. Как у Киплинга в одном стихотворении — что-то насчет по­слушной дочери своей матери в родительском доме, но госпожи — в своем. То есть, тьфу, не в своем, а в мужнином: викторианские же времена, какой там "свой дом"! О, сколько поспешных и нелепых браков было заключено не потому, что уж очень хотелось "к" — или "с", — а потому, что отчаянно тянуло "от"! И даже возможность решить квартирный вопрос тут не так много изменила: "взрослые девочки", вполне способные написать диссер­тацию или возглавить отдел продаж, живут в своих симпатичных, снятых по случаю квартирках часто с непонятным чувством вины перед родителя­ми, особенно перед мамой: отделение состоялось, что называется, без ува­жительной причины.

Еще одна составляющая пресловутого "хотения замуж" — самооценка. Ког­да потихоньку начинают выходить замуж подруги, когда на работе и вооб­ще где угодно поглядывают искоса: мол, что с ней не так? — велико иску­шение при случае всем доказать: со мной все в порядке! Многих взрослых и не состоящих в браке женщин так и спрашивают: "Почему не замужем?". Между прочим, я не встречала ни одной, кого бы спросили с той же специ­фической интонацией: "Почему замужем?". Хотя, в сущности, причины мо­гут быть очень разные. Например, очень надоело выслушивать этот воп­рос. Достали, что называется.

Вот сколько веских и серьезных оснований для того, чтобы стремиться к узам Гименея в соответствии с распространенным убеждением, что женщи­ны "заманивают" мужчин в брачные сети. Охо-хо, ведь и правда порой лег­че этой легенде подыграть, чем заявлять о своих принципиальных расхож­дениях с ней. Недешево обходилось в любые времена нарушение неглас­ных правил. Вот и сказки сплошь и рядом заканчиваются свадьбой. И наша Василиса вышла замуж, да еще как удачно-то, аж за царя — и с тех пор никто больше ничего не слышал о ее премудрости...

Брак как общественно-полезное устройство — это понятно; откровенный цинизм института приданого или калыма просто фиксируют отнюдь не ро­мантическую правду традиционного замужества: у вас товар, у нас купец. И все было бы тихо, прилично и совсем уж беспросветно, и никакие Трис­таны с Изольдами и Ромео с Джульеттами не беспокоили бы воображение подрастающего поколения, если бы...

Если бы в этом общественно-полезном раскладе не было еще одной фигу­ры, о которой пока речь не заходила. Еще одной могучей силы, которая вмешивается от века и по сей день в дела и помышления как мужчин, так и женщин, позволяя им все-таки пережить несовершенство человеческих от­ношений — как в браке, так и вне его. Ну да, речь о ней. О любви. О див­ной способности на какое-то время забывать обо всем на свете, включая собственную персону, и считать существование другого человека более важным, чем существование озоновой дыры, идиота-начальника и неопла­ченного телефонного счета.

В сущности, эволюционное излишество, но какое! Не это ли имеют в виду, называя ее "чудом" — то есть тем, чего быть не может? Подумайте сами: ни с того ни с сего думать о совершенно постороннем человеке день и ночь, более всего на свете желать его увидеть, услышать, а если очень по­везет, то и потрогать — такое возможно? Теоретически — не должно бы... Однако почти каждая из нас по личному и близких подруг опыту знает, что не только возможно, но и почти обязательно. Душа, не пережившая этой счастливой тоски, этого нормального умопомешательства — обыкновенно­го чуда, чего-то очень существенного о себе и о мире не знает.

Позвольте, так мы все-таки о любви или о браке?

Вот тут-то и парадокс, тут-то и источник множества недоразумений. Если, к примеру, считать брак исключительно "организацией", чья задача — эко­номический союз с целью выживания, выращивания детей, заботы о стари­ках, то все выглядит довольно уныло, но по меньшей мере понятно. В этом случае функция чувств — сугубо служебная, как в поговорке "стерпит­ся — слюбится".