Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Много ли проку от маленькой девочки, когда нужно таскать корзины? Так ли уж необходимо вести ребенка ночью в лес? Но в том-то и дело, что для этого папы дочь — не игрушка, а младший партнер, ситуация вполне рабочая, лишь чуть-чуть игровая, но при этом надежная: "папа всегда находит дорогу". В обоих отрывках есть еще одно важное "сообщение", которое выходит за рамки семейных отношений: с трудностями и опасностями мира можно справиться — терпением, умением, знанием. Более того, в суровой прозе жизни можно находить — или создавать — красоту.
Немногим из нас столь важные уроки были даны самыми главными людьми нашего детства. К счастью, кроме родителей — как бы они ни были хороши или плохи — на пути своего взросления мы встречаем множество других людей. Некоторые из них способны научить нас тому, чему самые близкие не могли — чаще всего потому, что сами не умели. Многим из нас повезло вовремя найти "среду обитания", в которой ум и самостоятельность не считались чем-то вредным и неестественным для женщины. И разговаривая с теми, кто состоялся — по-человечески, по-женски, по самому строгому профессиональному счету, — не устаешь удивляться, сколько из них в свой час были буквально спасены каким-нибудь кружком юных натуралистов, школьным литературным семинаром, не уставшей от жизни учительницей, "умными разговорами" компании старшего брата, уроками верховой езды... Никогда не известно заранее, какими путями приходят к нам люди, встречи с которыми по-настоящему освобождают нас, дают "разрешение на взлет". Но очень важно помнить их с благодарностью и знать, что и на более поздних поворотах дороги они существуют, настоящие учителя. Те, которые уважают способности учениц и при этом сами не стремятся самоутверждаться за их счет — потому что в этом виде самоутверждения не нуждаются.
Один мой старинный знакомый, как раз принадлежащий к редкой породе таких учителей, обронил однажды в разговоре: "По-настоящему умная женщина не бывает обычно ни безумно счастлива, ни отчаянно несчастна, разве что моментами. Как и всякий умный человек, она стремится осознавать, понимать то, что происходит — с нею самой, с другими. В печали это утешает, а в радости убавляет радужных красок. Ей, возможно, тяжелее в молодости, но в зрелые годы все складывается, и складывается прекрасно, да... Часто совершенно неожиданным для всех образом". И на мой осторожный вопрос: "А много ли Вы знаете таких женщин?" — удивленное: "Голубчик мой, да их куда больше, чем принято считать, на них же мир держится!"
И я почти не могу припомнить женской группы, где не прозвучало бы слов любви и признательности по адресу вот этих, как сказал бы психоаналитик, "отцовских фигур". Дед, научивший не очень-то интересную собственному папе девочку обращаться со словарями, играть в шахматы, плавать. Учитель биологии, предложивший вроде бы не блиставшей способностями девочке провести небольшой эксперимент и самостоятельно проанализировать его результаты. Отец, рано ушедший из семьи, но приходивший к дочери — под неодобрительное ворчание матери и отчима насчет "забивания ребенку головы всякой чушью" — с теми книгами, которые были интересны ему самому. Инструктор по вождению, терпеливо превращающий ученицу из нервной "дамочки за рулем" в уверенного и умелого водителя. Руководитель спецкурса, услышавший в бесхитростных вопросах студентки способность к оригинальному видению предмета и — вместо иронии с позиции превосходства — подробно и уважительно отвечающий на эти вопросы. Научный руководитель. Духовник. Коллега. Издатель. И снова — дедушка, давно умерший дядя, отец... Их основное "сообщение" иногда совсем просто — и необходимо, как хлеб и вода: "Ты можешь". В подтексте: пробуй, рискуй, увеличивай нагрузки, я готов порадоваться твоим успехам, мне интересно твое мнение, у тебя есть будущее, ищи свое и учись тому, чему могу научить я... Ты можешь.
Когда получается и когда не получается, когда спутники следующих периодов жизни говорят и делают противоположное, когда от необходимости слишком многое делать хорошо впадаешь в отчаяние, когда разонравится то, что казалось достижением вчера или еще сегодня утром, когда пропадает в тартарары труд и надежда нескольких лет жизни, когда велико искушение больше ничему не учиться и смирно жить на "проценты", — эти голоса все равно звучат в нас. Даже если — и особенно в этом случае — нам не было дано таких встреч в реальности. Тогда мы выращиваем, "расколдовываем" свое "ты можешь" из себя самих, из книг, из опыта других участниц группы. И продолжаем путь со штормовым фонарем. Потому что даже если у нас не было отца, который "всегда находит дорогу", жизненно важно знать, что у кого-то он был.
ТЕНЕВАЯ СОСТОЯТЕЛЬНОСТЬ, ИЛИ "ЖЕНЩИНЫ НОЧИ"
Господи, дай списать,
якоже я давала
всем, даже нахалу
Камоше!.. "Десятова, пять!" —
скажет Марьпетра, журнал
захлопывая со злобой,
прекрасно зная (еще бы!),
кто у кого списал.
Вера Павлова
А вот и еще один распространенный выбор: одолжить свой интеллект, стать "серой кардинальшей" брата, мужа, друга. Мне известно несколько подлинных историй сестер, годами делавших уроки за братьев, потому что так было удобнее всем. И немало вокруг умнейших жен-советчиц, "боевых подруг", остающихся в тени и годами "делающих уроки" за дорогих им людей. В чем-то лестно. Дает немалые возможности знать, понимать, разбираться — и не надо ни с кем бороться, ничего никому доказывать. "Вторичная выгода" такого "нелегального положения" совершенно очевидна: можно не получать оценок во внешнем мире — то есть не быть отвергнутой. Можно наслаждаться тайной зависимостью от тебя того, за кого "делаешь уроки" — и при этом оставаться хорошей, помощницей, в чем-то немного чеховской "душечкой". Можно время от времени ненавязчиво намекать понимающим наблюдателям, что, мол, и от тебя кое-что зависит. А уж что точно можно — это под настроение чувствовать и считать себя несправедливо обиженной, недооцененной, тихонечко "вести счет". Но заслужить одобрение и благодарность все равно не удается. И более того, неприятные проблемы в отношениях гарантированы.
Как-то раз в пестрой куче любовных романчиков попалась мне на лотке книжка, явно изданная в серии "Купидон" по ошибке. Называлась она "Женщина ночи" — вероятно, на названии "Купидон" и прокололся. Как попалась, так и канула: ни имени автора, ни года издания, ничего. По правде сказать, и в "Купидоне"-то я не уверена — может, это была "Страсть". А то и вовсе "Соблазн". Один черт, к этой книжке они все отношения не имели. Рассказываю сюжет — как могу, по памяти. Некая дама, мать довольно больших уже детей и жена совершенно сумасшедшего мужа — не в романтическом, а в клиническом смысле слова — пишет под его именем романы. Для заработка и просто потому, что у нее это хорошо получается. Пишет, разумеется, ночью — днем надо заниматься детьми, навещать мужа в очередной психушке и все такое прочее. Романы начинают пользоваться успехом, а сумасшествие мужа тем временем прогрессирует, он уже, как пишут в историях болезни, "неопрятен мочой и калом", полностью дезориентирован и практически не покидает клинику. А вскоре и совсем умирает.
У героини сложные чувства: это был когда-то близкий человек со своими надеждами и амбициями, все ли она сделала, что могла, чтобы помочь? С другой стороны — больше не надо скрывать его болезнь, жить в постоянном страхе обострения, видеть все убыстряющийся распад. Облегчение, что уж там...
А потом возникают трудности: одна-две вещи еще как-то могли заваляться в столе писателя и быть поэтому изданы женой, но что дальше? Героиня в полной растерянности: писать-то она может, но все остальное — все, что между письменным столом и практическим результатом этого труда, — для нее полнейшая загадка. Ее начинает дергать издатель, чующий здесь кое-какие возможности и готовый придумать ей новую "легенду", за ней хвостом ходят литературоведы, пишущие о ее "гениальном муже" и желающие поживиться воспоминаниями его скромной подруги жизни — за одного из них она даже ненадолго выходит сдуру замуж. Вранья становится не меньше, а больше. Если раньше она работала в полной изоляции, ни на что не надеясь для себя, то теперь испытывает колоссальное искушение признаться. Да что признаться — заорать: я, все это писала я, все ваши комплименты и критика — это мне!
Она "зависает" между острым желанием так и поступить и сильнейшим страхом. Вокруг нее полно людей, для которых эта правда губительна. В общем, за миллиметр от серьезных неприятностей она все-таки делает на какой-то литературной конференции соответствующее сообщение. Кажется, и на конференции-то она оказывается просто как жена своего мужа-исследователя, своего рода его "вещдок". Ну вот, признание становится литературной сенсацией, героиня уже совершенно не понимает, кто она такая, и от нервного срыва ее спасает только то, что ее взрослые дети говорят ей: "Да ладно, мам, мы давно все знали: ты — это ты". Она уезжает в длительное путешествие. Все. Хэппи-энд ли это? Соберет ли она себя по кусочкам? А самое главное — сможет ли дальше писать и как?