черноте бетонных стен, а под тобой сотни насильственно погибших людей, по которым ты только что буквально полз, неуклюже извиваясь, как опарыш, а впереди только смерть и разрушения, то страх, а точнее ужас, неописуемый ужас лезет в сознание, спутывает мысли, царапает разум, скребет когтями по черепной коробке, сводя с ума. Ты теряешь ощущение времени и пространства – ты не понимаешь, сколько уже прошел и сколько еще идти. В таких условиях стирается грань реальности, и ты оказываешься в сюрреалистичном, искаженном уродливом мире. Есть только ощущение периодического встречного удара в подошву ноги от ступени, и эти перила, по которым ты перебираешь рукой… и мысли… гнетущие, черные, как все вокруг, мысли о смерти. В любой момент покинуть это место невозможно, позвать на помощь некого и нечем. Нужно просто идти дальше по этому призрачному пространству.
Ноги с каждым шагом болели все сильнее. Саше показалось, что прошло уже более получаса. Где Гречкин?
Васечкин остановился. Он повернулся к сестре и слегка потянул ее вниз, давая понять, что надо посидеть. В страхе, что воздух может закончиться внезапно, Саша поменял баллон себе и Кате. Через пару минут парень дернул сестру за руку – пошли, пора.
* * *
На сидящего на ступенях Гречкина Саша наткнулся через двадцать минут. Юра жестами предложил снова отдохнуть, а вскоре они продолжили подъем. Через час Саша уже не понимал, наяву ли все это или во сне, жив ли он или мертв. Если существует ад, то он вполне может быть в виде бесконечной лестницы во тьме, где всё, чем может занять себя разум, – это счетом ступеней. Час, два, день, месяц, год, век… бесконечно. Небытие в таком случае выглядело бы спасением.
* * *
Что, если тьма не закончится никогда? Шлепая босыми замерзшими ногами по бетону, Васечкину казалось, что он провалился в бессознательное состояние и время перестало существовать. Нет ни прошлого, ни будущего, есть лишь этот застывший момент, в котором отпечаталась черная пустота.
* * *
Жажда. Физиологическая потребность смогла если не вернуть, то приблизить Сашу (а скорее всего, все, что испытывал он, испытывали и его спутники) к ощущению реальности. Сильная жажда охватила в конце второго часа подъема. Если не найти пресную воду, то смерть настигнет их уже послезавтра. Жажда смешалась с невероятной болью в ногах и общей усталостью. Скорее бы выйти из этого адского места, напиться, наесться и уснуть в забытьи. Но Саша понимал, что мысли эти глупые, не имеющие ничего общего с гнетущей жестокой реальностью. Он и сестра живы. И это уже чудо. Чудо, что он решился поехать домой к Гречкину, чтоб напоследок познакомиться с человеком, который восхищал его с детства. С человеком, который отправился туда, куда Васечкин мог лишь смотреть в телескоп. Эта поездка и последующее знакомство спасли Сашу с Катей.
– Но ведь и я его спас, – сказал Саша сам себе, – выходит, Гречкин тоже должен размышлять, как и я, о чуде, благодаря которому он все еще жив. Размышлять обо мне. О всех тех событиях, которые привели нас сюда, в этот черный тоннель, света в конце которого не видать.
Но он сказал тебе, что умер уже много раз там, на Титане. Смертью больше, смертью меньше, какая разница?
«Я думаю, он слукавил. Желание жить – это естественное состояние организма. Если бы ему было плевать на все, он бы не шел вперед, превозмогая злой рок. Превозмогая волю высшего разума.
Саша, а может, проще исчезнуть? Упасть, уснуть и забыться навсегда? Закончить историю плохим концом?
Нет. Мы выберемся. Выберемся из этого тоннеля, из этой башни… с этой планеты!»
«С кем я только что разговаривал? – мелькнула мысль у Васечкина. – Из-за всей этой нереальности и сюрреализма у меня совсем крыша поехала».
Наконец-то сверху еле различимо стал виден луч света, робко касающийся стены. Луч этот вернул все на свои места, и дереализация и деперсонализация, при которых окружающий мир воспринимается как нереальный и далекий, покинули разум Саши.
Васечкин потряс Катю за плечо, показывая рукой вверх на свет. Конечно же, девушка не видела руки брата, но луч этот вселил радость и в нее. Они ускорились, забыв о боли. Только скорее бы выйти отсюда.
18
Третья волна – 500 метров
Когда Юра, Саша и Катя наконец-то вышли на закрытую смотровую площадку, перед ними предстала картина еще хуже, чем та, что была внизу: на полу лежали целые семьи, которым, как они думали, посчастливилось первыми занять башню. Все они задохнулись после того, как приливные силы унесли за собой атмосферу. Весь пол был устелен трупами. Глядя на всех этих мужчин, женщин и детей, оставалось лишь догадываться, какой ужас творился тут несколько часов назад. Даже Гречкину стало не по себе от увиденного, не говоря уже о Кате. Слезы девушки ручьем потекли по щекам. Саша обнял сестру и прижал ее лицом к своей груди.
Из-за сильно разреженной атмосферы небо стало черного цвета, как ночью. Косая полоса Млечного Пути четко просматривалась, проходя через весь видимый небосвод, словно разрез от удара катаны. Звезды горели в разы ярче прежнего. Куда ни глянь с этой высоты, везде из-за горизонта поднималось черное небесное полотно. Но на земле был день. Черное ночное небо и одновременно светлый солнечный день вызывали ощущение диссонанса. Вскоре насущные проблемы вернули внимание завороженных Юры, Саши и Кати обратно на землю.
Помещения для посетителей в Останкинской башне начинались с высоты 325 метров, где находился ВИП-зал ресторана «Юпитер». Этажом выше был общий зал ресторана «Юпитер», еще выше ресторан «Останкино» и еще выше третий ресторан – «Высота». Далее шли две смотровые площадки – закрытая на высоте 337 метров, где сейчас находились Юра, Саша и Катя, и открытая, на которую можно было попасть, пройдя выше по лестнице. Всего получалось шесть уровней вокруг основного столба башни. Выше смотровых площадок находились технические помещения, куда в прошлом посторонним вход был запрещен. После технических помещений начиналась сама антенна, тянущаяся до отметки 540 метров. Чтоб попасть на эту высоту, необходимо пройти еще двести метров по разным лестницам: по тесной металлической маршевой лестнице со ступенями, по лестнице с перекладинами внутри самой антенны, а потом выйти наружу и дальше уже лезть по лестнице на улице. Лезть вплоть до конца шпиля.
Тени вытянулись. Юра посмотрел в окно. Закат не окрасил небо на западе в оранжевый цвет. Оно было по-прежнему черным. Оранжевым небо и само Солнце становились из-за рассеивания в атмосфере волн длиной, соответствующей всем цветам видимого спектра, кроме оранжевого, который не рассеивался и доходил до наших глаз. Сейчас, в отсутствие атмосферы, вместо катящегося к горизонту оранжевого Солнца цвет его был