повторил он. – Ужасных Куэнь-Юинь, китайских колдунов, самой смертоносной, самой дьявольской секты, какую только носила земля.
Мы с Пьерпонтом молча попыхивали сигаретами, а Баррис поднялся и стал расхаживать между деревьями взад-вперед, теребя седые усы.
– Куэнь-Юинь – колдуны, – произнес он, остановившись, наконец, перед гамаком Пьерпонта. – И это не фигура речи. Я видел их… видел, какие черные дела они творят, и повторяю вам со всей ответственностью: как в небесах есть ангелы, так и на земле есть бесы, и они – самые настоящие колдуны. Все эти бредни про индийскую магию и йогов… ха! – вскричал он. – Говорю вам, Рой: Куэнь-Юинь имеют абсолютную власть. Сотни миллионов человек послушны им душой и телом, телом и душой! Знаете ли вы, что происходит во внутренних землях Китая? Знает ли об этом Европа хоть что-нибудь? Способен ли хоть кто-то представить, что на самом деле творится в этой необъятной адской яме? Вы читаете газеты, слышите всю эту пустую дипломатическую болтовню о Ли Хунчжане[22] и императоре, видите отчеты о морских и сухопутных сражениях, знаете, что Япония вздымает потешные бури на рубежах Великого Неведомого. Но вы и слыхом не слыхивали о Куэнь-Юинь, о них не знает ни один европеец, не считая, быть может, одного-двух случайных миссионеров. И я говорю вам: когда пламя этой преисподней проложит себе путь через континент и дойдет до побережья, взрывная волна захлестнет полмира – и да поможет Бог второй половине!
Сигарета Пьерпонта погасла – он зажег другую и устремил на Барриса тяжелый взгляд.
– Ладно, – сказал Баррис уже потише. – На сегодня хватит. Знаете… я тут наговорил лишнего… зря я это сделал… даже если вы с Пьерпонтом все забудете… Это все кажется таким невозможным, таким далеким… все равно что представить, что солнце когда-нибудь погаснет. Сейчас важно другое. Речь о том, возможно ли – и насколько вероятно, – что здесь, в лесу, находится китаец… китаец из секты Куэнь-Юинь.
– Если он тут, – сказал Пьерпонт, – то, возможно, наши златогонщики именно ему обязаны своим открытием.
– Лично я не сомневаюсь в этом ни на секунду, – произнес Баррис со всей серьезностью.
Я снова взял золотой шарик и стал рассматривать выгравированные на нем символы.
– Баррис, – сказал Пьерпонт, – я не могу поверить в колдовство, пока ношу охотничий костюм от Сэнфорда, в кармане которого лежит неразрезанный томик «Герцогини»[23].
– И я не могу, – сказал я, – ведь я читаю «Ивнинг пост» и точно знаю, что мистер Годкин[24] не допустил бы ничего подобного. Эй! Что такое с этим золотым шаром?
– В чем дело? – мрачно осведомился Баррис.
– Он… он… он меняет цвет… фиолетовый, нет, красный… то есть нет, зеленый… Боже правый! Эти драконы шевелятся у меня под рукой!
– Быть того не может! – пробормотал Пьерпонт, подавшись ко мне из гамака. – Да это и не драконы…
– Да! – воскликнул я, вне себя от волнения. – Это такие же твари, как та, которую притащил Баррис! Гляди… видишь, как они ползают и крутятся?
– Брось его! – скомандовал Баррис, и я тотчас же бросил шар на землю.
Мы сгрудились над этой загадочной вещицей, даже встали на колени, чтобы рассмотреть получше, но она уже вернулась к прежнему виду: на траве лежал золотой шар, покрытый гротескными фигурками драконов и причудливыми символами.
Пьерпонт, слегка раскрасневшийся, подобрал его и передал Баррису. Тот положил шар на стул и сел рядом со мной на землю.
– Фух! – выдохнул я, отирая пот с лица. – Как вы провернули с нами этот фокус?
– Фокус? – презрительно выплюнул Баррис.
Я взглянул на Пьерпонта – и сердце у меня ушло в пятки. Если это не фокус, то что же это такое было? Пьерпонт посмотрел мне в глаза, покраснел еще сильнее и проворчал:
– Это чертовски странно.
– Чертовски, – подтвердил Баррис и попросил меня рассказать вчерашнюю историю еще раз, от начала и до конца, с того момента, как я встретился с Дэвидом в рощице, и до того, как рванулся в темные кусты, когда увидел там желтую маску, ухмылявшуюся, как призрачный череп.
– Попробуем отыскать источник? – помолчав, спросил я.
– Да, и… э-э-э… эту даму, – Пьерпонт сделал неопределенный жест.
Это уже начинало бесить.
– Не валяй дурака! Кроме того, тебе вовсе не обязательно идти с нами.
– Нет уж, я пойду, – возразил Пьерпонт. – Если только вы не считаете меня слишком неосторожным…
– Заткнись, Пьерпонт! – рявкнул Баррис. – Это не шутки. Я ни разу не слыхал о такой поляне с источником, но, в конце концов, никто еще не изучил эти леса вдоль и поперек. Так что, по крайней мере, попытаться стоит. Рой, вы найдете дорогу?
– Легко, – ответил я. – Когда выступаем?
– Прощай, охота на бекасов, – вздохнул Пьерпонт. – Но что такое бекасы, когда у тебя есть шанс отыскать деву из грез во плоти… – Я вскочил, уязвленный до глубины души, но Пьерпонт даже не потрудился сделать вид, что раскаивается, и расхохотался так заразительно, что я раздумал дуться. – Прекрасная дама принадлежит тебе по праву открытия, – добавил он. – Обещаю и клянусь не посягать на твои грезы… Я буду грезить о других прекрасных дамах.
– Давай-давай, – сказал я. – Сейчас позовем Хаулита, и он уложит тебя баиньки. Баррис, если вы готовы… мы еще можем успеть обратно к ужину…
Баррис стоял рядом и пристально смотрел на меня.
– В чем дело? – забеспокоился я, сообразив, что он разглядывает мой лоб, и тотчас вспомнив об Изонде и белом полумесяце.
– Это родимое пятно? – спросил Баррис.
– Да, а что?
– Ничего… просто интересное совпадение…
– Что?! Ради Бога, Баррис…
– Этот шрам… точнее, родимое пятно… Это след драконьего когтя… полумесяц, символ Юэ Лао…
– Что еще за Юэ Лао? – вскипел я.
– Юэ Лао, Лунный Старец, Создатель Лун. Дзил-Нбу секты Куэнь-Юинь… Это все китайская мифология, но, короче говоря, они верят, что Юэ Лао вернулся, чтобы править Куэнь-Юинь…
– От вашего разговора, – вмешался Пьерпонт, – так и несет павлиньими перьями и желтыми куртками[25]. У тебя, Рой, остался сувенир на память от детской ветрянки, а Баррис морочит нам голову. Пойдемте, ребята, поздороваемся с девой из грез. Кстати, Баррис, я слышу стук копыт – вот и ваши люди.
Двое всадников, заляпанных грязью, остановились у крыльца и спешились по знаку Барриса. Я заметил, что у обоих при себе были магазинные винтовки и тяжелые кольты. Оба проследовали за Баррисом в столовую, держась послушно и весьма почтительно, а вскоре из домика донесся звон тарелок и бутылок и негромкий певучий голос Барриса.
Полчаса спустя эти двое вышли,