и загадочном взгляде на жизнь. Я могла бы сказать ему. Я могла бы сказать: «Я умираю», но я не должна ему ничего объяснять, а он не должен мне ни унции сочувствия. Все между нами — ложь. Мы — ничто, и так должно быть.
Каждый поцелуй.
Каждое прикосновение.
Каждый момент прикосновения кожи к коже в действительно украденных вдохах.
Все это лишь мимолетное мгновение — сейчас, в котором нет ничего из прошлого и ничего из будущего. Что, если бы жизнь могла быть такой для всех? Что если бы каждый момент был свободен от ожиданий и сожалений? Что если бы мы начали считать время не в секундах, а в вдохах? Что, если бы я могла задержать дыхание и остановить время?
Я улыбаюсь. Это мой «Вот оно!» момент. Когда мы перестаем дышать… время действительно останавливается. Именно тогда мы понимаем, что наше время вышло. Думаю, я продолжу считать вдохи.
— Прости, что отвлекла тебя. — Я поворачиваюсь и направляюсь вниз по лестнице.
— Может, я смогу закончить немного раньше.
Я поворачиваюсь.
Тео пожимает плечами.
— Может, я смогу приготовить нам ужин. Знаешь… Еда. Светская беседа. Может, я скажу что-то, что заставит тебя усмехнуться. Может быть, ты скажешь что-то, что заставит меня смеяться. Может быть, еда будет дрянной, и мы выпьем слишком много вина. Может быть, полная луна поманит нас на пляж, где мы прогуляемся в тени ночи. Может быть, ты расскажешь мне что-то о себе. Может быть, это ложь, и, может быть, это нормально, потому что через несколько месяцев мы оба пойдем разными путями. Но может быть… может быть, хоть на одну ночь мы почувствуем себя людьми.
Я не буду любить тебя, Теодор Рид. Не смогу.
Я киваю.
— Мне бы этого очень хотелось.
Глава 16
Меня зовут Скарлет Стоун, и я бы засунула руку в бочку с печеньем и ядовитыми змеями, если бы там осталось хоть одно печенье.
Теодор.
Прошла неделя с тех пор, как я просматривал газетные вырезки и фотографии. Прошла неделя с тех пор, как я начистил свои ножи и сомкнул руку вокруг своего 45-го калибра Винчестер Магнум или собрал свою винтовку 22-го калибра. Прошла неделя с тех пор, как я думал о том, чтобы кого-нибудь убить.
— Что это? — Скарлет прикрывает рот салфеткой и несколько раз кашляет.
— Тофу. Ты говорила, что не ешь мясо. — Я разрезаю свой стейк средней прожарки.
— Что ты с ним сделал? — она делает глоток воды, затем запивает Мерло.
— Поджарил его на сковороде с твоей морской солью.
— И?
— И, что?
— Вот оно. Ты кормишь меня соленым, жареным тофу?
Я стучу вилкой по миске с приготовленной на пару брокколи.
Она качает головой.
— Возможно, тебе стоит обратить внимание на пароварку. Это брокколи хрустящее.
— Оно идеально. Если бы я готовил его дольше, оно бы превратилась в кашу.
— Я люблю кашеобразные овощи. — Она пожимает плечами. — Может быть, это британская особенность.
Я беру бутылку вина в одну руку, а наши бокалы в другую. Затем я встаю.
— Но вино подходит Ее Королевскому Высочеству?
Она закатывает глаза и отталкивается от стола.
— Вино идеально, как и компания.
Не говори так, Скарлет. Никогда так не говори.
Я не могу удержаться от небольшой ухмылки.
— Пляж зовет.
Когда она сходит с дощатого настила на песок, она немного спотыкается и смеется.
— Мистер Рид, мне кажется, вы меня немного подпоили.
Она сделала два глотка вина. Не может быть, чтобы она была навеселе. Я ставлю наши бокалы на перила и наполняю свой. Затем наполняю ее.
— Вот.
Она сужает глаза, беря бокал.
— Твоя реакция на то, что я навеселе — это еще один бокал вина?
Постучав своим бокалом о ее бокал, я усмехаюсь.
— Просто проверяю, не вызывает ли алкоголь у тебя зуд.
Ее дикие локоны развеваются на ветру, когда она поворачивается. Затем она снимает сандалии и идет к воде, игнорируя мой комментарий.
— Расскажи мне ложь, Тео.
Ветер прижимает ее платье к телу, открывая небольшие изгибы, которых не было несколько недель назад. Она, безусловно, самая красивая женщина, которую я когда-либо видел. Моя жизнь — не более чем неудачное время, разделенное невообразимыми моментами трагедии. Я примирился со своей болью и обещанием отомстить… до нее.
Она оглядывается через плечо и улыбается.
— Ты меня слышал?
Я медленно киваю, вдыхая воздух, чтобы восполнить тот, который она крадет каждый раз, когда я смотрю на нее.
— Я вырос в Лексингтоне, штат Кентукки. Мой отец тренировал лошадей. Моя мать работала в университете.
— Мне уже нравится эта история. Так ты умеешь ездить верхом?
— Я был жокеем.
Смех наполняет ночной воздух, когда она откидывает голову назад, и часть вина выплескивается из бокала.
— О… бедная лошадь.
— Да. Бедная лошадь. Они невероятные существа. С одними обращаются как с королевскими особами, с другими… скорее, как с рабами.
Она опускает стакан в песок, позволяя земле выпить остаток.
— Я никогда не ездила на лошади. — Ее нога рассекает воду, забрызгивая ею мои ноги. — Ну… — поджав нижнюю губу, она напрягает ее, встречаясь с моим взглядом —…кроме тебя.
Мой член твердеет.
— Но мне нравятся гонки, и я быстрая. Очень быстрая.
— Опять ложь.
Она качает головой.
— Это правда. Хочешь посмотреть? Давай наперегонки.
Я бросаю пустую бутылку из-под вина и свой бокал рядом с ее бокалом на песок.
— Надеюсь, ты права, потому что, если я тебя поймаю, будет очень плохо. — Я не говорю это с долей юмора.
Ее улыбка исчезает, глаза расширены и прикованы к моим. Она кивает, как будто понимает, но это невозможно.
— Ты никогда не поймаешь меня, — шепчет она. — Тебе будет казаться, что ты гонишься за призраком.
Она не двигается. Но в следующее мгновение она уже бежит по пляжу. Я бегу за ней. Через некоторое время мне действительно кажется, что я гонюсь за призраком. Смирившись с тем, что мне никогда ее не догнать, я замедляю шаг, но тут она спотыкается, царапая ногтями песок, чтобы встать на ноги. Слишком поздно. Я поймал ее.
Схватив ее за талию, я поднимаю ее на ноги. Она задыхается и вся в мокром песке.
— Тео… — Как только она шепчет мое имя, ветер уносит его прочь. Я бы хотел, чтобы он унес ее до того, как мы уничтожим друг друга.
Я качаю головой, хватаю ее платье и стягиваю его через голову. Ее тело дрожит, руки обхватывают обнаженную грудь, а я просто смотрю на нее. Почему она споткнулась?