Читать интересную книгу Пари под омелой (ЛП) - Марен Мур

знаю. Без сомнения, и если он делает тебя счастливой, то для меня это главное. Вы оба счастливы, и я видел, как он смотрит на тебя, Квинн. Так, как будто ты единственный человек в комнате, полной людей.

Слезы текут обильно. Я не могу остановить их, закрываю рот и прислоняюсь головой к плечу Оуэна.

— Я не могу бросить свою жизнь в Нью-Йорке ради какого-то чувства, Оуэн. Ради чего-то, что длится всего неделю и до сих пор неопределенно.

— Я не думаю, что он просит тебя об этом. Я думаю, что все, о чем он просил, это чтобы вы вместе разобрались в этом. Если ты хочешь уехать, Квинн, и забыть, что это вообще произошло, то я тебя поддержу, но думаю, что ты совершишь ошибку, если так поступишь. Подумай, каково это — уйти и никогда не оглядываться назад. Подумай о том, что ты оставишь позади. Ты действительно готова к этому?

Могу ли я оставить Паркера? Ради чего? Ради работы, которую я ненавижу и открыто призналась ему в этом? Ради начальника, который делает меня несчастной каждую секунду моего дня? Ради города, который я люблю, и друзей, которых я люблю… но где я чаще всего чувствую себя одинокой?

Я резко сажусь.

— Увидимся на вечеринке, мне нужно собираться. Я думаю… я знаю, что мне нужно делать. Спасибо за совет, О. Люблю тебя, и спасибо за то, что ты всегда был моим защитником, даже когда я думала, что не нуждаюсь в этом.

— Всегда, Квинни, всегда.

***

Когда спустя несколько часов я вхожу в дом отца, вечеринка уже идет полным ходом. Мужчина играет на пианино, в воздухе плывет мелодия «O Christmas Tree», и я вижу, какую невероятную работу проделала Мария по украшению дома. Весь дом превратился в зимнюю страну чудес, не уступающую убранству Уолдорфа.

— Ух ты! — бормочу я, разглядывая искусственные сосульки высотой с меня, искусственный снег, сверкающие белые огоньки, обвивающие перила лестницы, и снежные гирлянды, развешанные повсюду. Ледяная скульптура в виде снежинки возвышается надо мной, когда я прохожу через переполненный зал.

Я серьезно впечатлена и потрясена. Я ожидала праздника, но это просто невероятно.

— Квинн! Привет! Ты здесь.

Оглянувшись, я вижу папу, идущего ко мне с Марией под руку. На ней длинное серебристое платье, подчеркивающее ее бледно-молочную кожу, и на мгновение я завидую, что она так невероятно красива. Отец одет в серый костюм серебристого оттенка и ярко-красный галстук-бабочку.

— Привет, — улыбаюсь я, быстро обнимая их обоих, — вы двое выглядите невероятно, и, Мария, эта вечеринка… ты действительно превзошла себя. Просто дух захватывает.

Ее щеки розовеют, на них появляется румянец от моего комплимента.

— О, ничего особенного, это особый случай, когда все собрались здесь в первый раз, поэтому я хотела быть уверена, что все проведут замечательный вечер. Кажется, я только что видела твою маму у бара, если ты ее ищешь.

Уже у бара, умная женщина.

— Ты выглядишь просто прекрасно, милая, — говорит папа с улыбкой, от которой у меня замирает сердце, напоминая мне, как я рада, что мы оставили все в прошлом и восстановили наши отношения. Я скучала по нему, больше, чем я когда-либо готова признать, эта поездка все меняет.

— Спасибо.

Мое сегодняшнее платье — одно из моих любимых платьев, шикарное, которое я не так часто могу надеть. Темно-изумрудно-зеленое, из самого мягкого шелка, который вы когда-либо ощущали, оно спускается на пол у моих ног. Рукава длинные и узкие, что придает ему элегантный силуэт. На груди — вырез в форме сердца. Но что самое интересное?

Сейчас под ним на мне надеты красные converse. Как бы я ни любила и ни лелеяла свои лабутены, мы не повторим тот первый вечер, когда я была здесь, а платье прекрасно скрывает мою бунтарскую, но удобную обувь.

— Ну что ж, нам нужно пройтись и поприветствовать всех. Ты же знаешь, как это бывает, но наслаждайся вечеринкой, дорогая, и мы скоро встретимся, — говорит Мария, притягивая меня к себе и быстро обнимая. Папа следом за ней, обнимает меня долго и многозначительно.

Когда они удаляются, я стою посреди бального зала одна, и мои глаза сканируют знакомые и незнакомые лица в поисках одного очень близкого лица, которое мне нужно.

Есть только одна причина, по которой я здесь сегодня, в платье, которое позволяет мне чувствовать себя такой красивой, какой я никогда не была, и нервы заставляют мой желудок сжиматься, а сердце — учащенно биться.

Наконец, я замечаю его. Именно там, где он обещал быть — он ждет меня под омелой с полным надежды, но нервным выражением на слишком красивом лице. Его руки засунуты в карманы брюк, он оглядывается по сторонам, но меня пока не замечает. Меня, как магнитом, тянет к нему. Мне кажется, что я могу найти его независимо от размера толпы, мои глаза найдут его на любой оживленной улице, потому что между нами есть притяжение.

Я использую этот тихий момент, чтобы насладиться его видом. Черная рубашка на нем усыпана леденцами, и я не могу удержаться от хихиканья, которое срывается с моих губ.

Этот мужчина и его нелепый дух Рождества.

Его челюсть сжата, а плечи напряжены. Даже со своего места в другом конце комнаты я чувствую, как он волнуется, и мне хочется унять эту нервозность. Ненавижу, что именно я являюсь причиной ее появления. Когда его глаза наконец находят мои, время вокруг нас останавливается. Болтовня, музыка, звон бокалов… все исчезает.

Я вижу только его.

Я пробираюсь сквозь толпу, не сводя с него глаз, пока не оказываюсь перед ним. У меня дрожат руки, когда я с тревогой сжимаю их. Я не знаю, почему вдруг так занервничала.

Может быть, потому что после сегодняшнего вечера все изменится, а может быть, потому, что я боюсь, что он передумал.

— Ты пришла, — тихо говорит он, его голос — хриплый шепот.

— Это никогда не было вопросом, Паркер. Просто моя голова должна была догнать мое сердце, — я поднимаю руки к его груди, отчаянно желая прикоснуться к нему. Я не смогу продержаться и секунды без этой связи, — вот мы и здесь, под омелой. Как и планировали.

Мы оба смотрим на зеленую омелу, украшенную ярко-красными ягодами, которая висит над нашими головами. Глупая вещь, с которой все это началось, и глупая вещь, за которую я сейчас не могу быть более благодарна.

Разве могло бы все это случиться без нее?

Глупо думать, что рождественская традиция изменила цель моего возвращения домой, изменила