Читать интересную книгу Пари под омелой (ЛП) - Марен Мур

ничуть не отступая.

— Ты уверена, что хочешь это сделать, милая?

Он отмахивается от яйца, которое стекает по его лицу, и бросает его на столешницу, его глаза темнеют, когда они ловят мои, и на секунду я жалею о том, что взяла яйцо.

Но только на одну секунду.

Его взгляд становится хищным, поэтому я разворачиваюсь и убегаю. Ни за что не соглашусь добровольно, если я ему нужна, Паркеру придется сначала меня поймать.

Я успеваю сделать всего шесть шагов, прежде чем его руки обвивают мою талию, притягивая меня обратно к его твердому телу. Его руки полны глазури, и он быстро растирает ее по моему лицу, пока все не заполняется глазурью, и она не застывает повсюду.

— Ты можешь убегать, малышка Скотт, но я всегда тебя поймаю, — его слова горячие и сладкие у моего уха, и мое тело действует по собственной воле, прижимаясь к нему.

— Это ты начал.

Его пальцы скользят под ткань на моем животе, затем он сжимает ее в кулак и поворачивает меня так, что его губы нависают над моими, всего в одном дыхании.

— И я собираюсь закончить это.

Позже, когда мы оба, обнаженные и все еще перепачканные мукой, лежим на полу кухни, я думаю о том, как легко быть с Паркером. Забыть обо всем на свете, когда я нахожусь в его объятиях, это не требует усилий.

И возбуждает так же сильно, как и пугает.

Моя голова покоится на его груди, а другие части моего тела лежат частично на нем, частично на прохладном кафеле кухни. Я даже не могу вспомнить, сколько времени мы здесь находимся, только то, что мы оба полностью удовлетворены и смеемся над историями из нашего прошлого.

Это одна из тех вещей, которые делают все это таким легким. Паркер всегда был в моей жизни, порой он знает меня едва ли не лучше, чем я сама.

Он лениво проводит пальцами по моему позвоночнику, обнимая и не торопясь поднять нас с пола его кухни.

— Это было не совсем то, что я имел в виду, когда сказал, что хочу, чтобы мы испекли печенье, — он смеется, — но… я готов печь печенье на Рождество в любое время, когда ты захочешь, любимая.

— Не искушай меня. Я всегда рада видеть, как вы пачкаетесь, доктор Грант. Хоть одно печенье уцелело? — спрашиваю я, слегка приподнимаясь, чтобы заглянуть на остров, хотя на самом деле я ничего не вижу, потому что он высоко.

Паркер смеется, и все его массивное тело содрогается подо мной.

— Не думаю, но все равно было весело. К тому же, я заставил тебя слушать рождественскую музыку в течение четырех часов, и мы даже пытались вместе испечь печенье. Думаю, я выиграю это пари, малышка Скотт.

Откинувшись назад, я прищуриваю глаза.

— У тебя нет ни единого шанса, это будет идеальный подарок к моему отъезду, когда ты будешь расхаживать в ярко-зеленых колготках. Я сниму это на видео, чтобы сохранить навсегда.

Паркер рычит и переворачивает меня, накрывая своим телом, и внезапно спор и все, что связано с Рождеством, отходит на второй план.

На следующее утро я вырываюсь из объятий Паркера и его теплой, слишком удобной постели, надеваю леггинсы и свитер, а затем прохожусь расческой по своим жутко спутанным волосам. Надеюсь, мама не обратит на это внимания, когда я вернусь домой, потому что даже мои губы выглядят красными и опухшими от поцелуев Паркера.

— Готова? — спрашивает он, выглядывая из-за двери в ванную.

— Нет.

Смеясь, он наклоняется и быстро целует меня в макушку, после чего выходит обратно в спальню. Сегодня он одет в толстовку Chicago Avalanches и выцветшие голубые джинсы, и, по правде говоря, я не могу оторваться от него.

Как этот человек может выглядеть так восхитительно буквально во всем, что на нем надето — ума не приложу.

В отличие от него, я в большинстве случаев в повседневной одежде выгляжу как человек, живущий под автострадой.

Совершенно несправедливо, если хотите знать мое мнение.

— Пойдем, Квинн, — зовет Паркер откуда-то из дома. Я слышу, как звенят его ключи, и громко стону.

Быстро хватаю свою сумку для ночевки и присоединяюсь к Паркеру в гостиной.

— Давай покончим с этим.

Он смеется, обхватывает меня за шею и прижимается губами к моему лбу.

— Все будет хорошо. Мы просто будем вести себя как обычно.

— Ага.

Знаменитые последние слова.

***

— Волнуешься перед завтрашним днем? — спрашивает Оуэн, запихивая в рот очередной кусок знаменитых маминых шариков с арахисовым маслом.

— Думаю, да. С папой все еще как-то странно, но он старается, так что я чувствую, что тоже должна.

Оуэн кивает.

— Наверное, так будет еще какое-то время, сестренка.

Он прав, но папа старается. Мы обязаны хотя бы попытаться.

Мама ставит перед нами очередную тарелку с рождественскими угощениями, и мой желудок урчит. С таким количеством сахара, как сегодня, мне придется пробегать по пять миль в спортзале каждый день, когда я вернусь домой. Не может быть, чтобы я съела все это и не набрала пять килограммов.

Если бы только мое тело не работало таким образом. Вздох.

— Ешь, Квинн. Кто знает, когда ты в следующий раз будешь дома, и я смогу тебя покормить. Ты выглядишь как кожа да кости. Вся эта еда, которую ты ешь на вынос, не задерживается, милая, — говорит мама.

— Мама, пожалуйста. Меньше всего на свете про меня можно так сказать.

Я чувствую толчок в бок и оглядываюсь, чтобы увидеть Паркера, прищурившего глаза, он наклоняется, его губы едва касаются раковины моего уха.

— В следующий раз, когда я услышу, что ты говоришь о себе плохо, уложу тебя на колено и отшлепаю по заднице.

Боже мой.

Я чувствую, как мое лицо пылает, как румянец распространяется от макушки до шеи. Он не просто так сказал это, когда мой брат, его лучший друг, сидит напротив!

— Ладно, что, черт возьми, происходит? — рявкает Оуэн, его глаза мечутся между нами двумя, — вы… подождите. Вы что, ребята… трахаетесь?

— Господи, Оуэн, не говори «трахаются». Ты же не подросток, — язвит мама.

Она подходит к столу и садится рядом с Паркером, беря с подноса сахарное печенье.

— Они явно вступают в сексуальные отношения, а ты делаешь это очень неловким для своей сестры.

Это худший момент в моей жизни. Я в этом совершенно уверена. Мне хочется, чтобы пол действительно разверзся и поглотил меня целиком. Избавьте меня от страданий, пожалуйста.

— Может, вы оба прекратите, — кричу я, закрывая лицо руками, — во-первых, даже если я и