— В общем, надеюсь, ты подружишься с ним. Конечно, он немного зануда….
Значит, это он из первого разговора.
— Но что касается работы, он очень четкий, и еще…
Он не успевает закончить.
— Стэп, это ты, что ли?
Я поднимаю глаза. Нет, только не это. Передо мной — Джепи со своей тупой физиономией: на лице улыбка, а руки высоко подняты и распахнуты для объятий. Он похож на пророка, правда, слегка тронутого, с волосами, торчащими из непонятного размера худи и короткой стрижкой.
— Глазам своим не верю, неужели — ты? — он яростно хлопает в ладоши. — И впрямь — ты. Куда ты, блин, пропал?
— Привет, Джепи, как дела?
— Да нормально. Чертовски рад тебя видеть. А что это ты так вырядился? Во блин! Стэп вернулся в наши ряды!
Он крутит башкой, ищет, кому бы еще прокричать новость, но кроме меня оценить это шоу некому. Разве что господину Романи… Впрочем, вряд ли он на него рассчитывал.
— Джепи, извини, но мы разговариваем.
Я смотрю на господина Романи, сам не зная почему, ожидаю от него поддержки. Он мне улыбается, как бы говоря: не волнуйся, такие вещи иногда случаются, ты и представить себе не можешь, сколько таких же идиотов крутится вокруг меня. Так, во всяком случае, мне кажется.
— Э, слушай, Стэп, я четко помню, как ты отделал тогда Манчино. Мы были тогда в мороженице, у Джованни, помнишь? Он сидел там как основной, а потом ты приехал. Ты и с мотоцикла слезть не успел, он тут же свалил. Ты как огурчик был, мама дорогая! А он-то думал, ты сдох… — Джепи хохочет во все горло. — Хрясь! Ты его пнул в живот, он и опомниться не успел. Потом по роже его — хрясь, хрясь, хрясь! — Джепи вскакивает и начинает пинать ногой воздух. — Хрясь, хрясь, хрясь. Я помню все как вчера — вот это бойня была, ты его классно отделал тогда, а потом еще на заправке, на корсо Франча, у Беппе. Те два борова приехали на «Рено 4», и еще сказали, что они дружки Манчино и встали перед тобой…
— Джепи, извини, я разговариваю с человеком.
— Ничего-ничего, не волнуйтесь.
Романи отхлебывает аперитив; кажется, рассказ очень его занимает.
— Пусть рассказывает.
Джепи вопросительно смотрит на меня, и тут же, не получив даже и намека на разрешение, преспокойно продолжает:
— Но у нас зато была цепь. Неплохо, правда? Кажется, они после того перестали дружить с Манчино! Ха-ха-ха! — он снова хохочет как полоумный, еще громче прежнего. — Вот было классно! Прошли те времена, все теперь не так. Теперь все тихие, сбились как овцы в стадо, ни имен, ни правил, ни понятий… Вот, к примеру, если начнешь гулять с чьей-нибудь подругой, так тот и ухом не поведет. Никаких понятий.
Это последнее умозаключение, граничащее с ностальгической горечью о прошлом, окончательно вывело меня из себя.
— Слушай, может, увидимся как-нибудь вечером?
— Конечно. Вот мой номер.
Он вытаскивает из заднего кармана джинсов карточку. Я смотрю на нее с отвращением. На карточке — номер телефона, а на обратной стороне — фото Джепи: прекрасно выполненная черно-белая фотография, представляющая его с обнаженным торсом в позе культуриста или что-то в этом роде.
— Клево, скажи? Это я в двухтысячном сделал, — и добавляет серьезно. — Мне это для работы надо.
И отступает, сделав напоследок характерный жест: подносит ко рту оттопыренный большой палец и мизинец.
— Позвони мне, Стэп, съедим по пицце. Я буду ждать!
Я киваю, натягивая улыбку. И Джепи удаляется подпрыгивающей походкой.
— По-моему он симпатичный.
Романи смотрит на меня нерешительно. Похоже, не очень-то он уверен в своем утверждении.
— Ну, по-своему… Я давно его не видел. Когда-то он был забавный.
— Когда-то? Такое впечатление, что с тех пор сто лет прошло. А на самом деле — несколько лет?
Его вопрос повисает в воздухе. На самом деле, прошло действительно сто лет. Романи допивает свой аперитив.
— Вот он идет. Это Марк-Антонио.
Странная смесь Джека Николсона и Джона Малковича. Он идет к нам, улыбается, во рту — сигарета. Короткие волосы, залысины и длинные бакенбарды на щеках. Очаровательная улыбка, хитрый взгляд. Одним щелчком он отбрасывает сигарету, и, сделав пируэт вокруг самого себя, ловко садится на свободный стул за нашим столиком.
— Ну, как дела? Я немного занудничал по телефону, да? — Он не дает Романи ответить. — Да, это мое главное дарование. Доводить человека, медленно, но верно. Это как китайская пытка: капля за каплей — и самый крепкий металл разъедает. Тут вопрос времени, главное — не спешить, а я и не спешу.
Он вынимает голубую пачку «Честерфилд лайт» и кладет ее под черную зажигалку «Bic». Марк-Антонио Мацдокка, обедневший аристократ, живущий на чистую зарплату.
Я ему вторю:
— Стефано Манчини, надеюсь, твой ассистент.
— Ассистент. Какое неблагородное слово выдумали.
Романи перебивает его:
— Может быть, для тебя и неблагородное, но он будет твоим ассистентом. Ладно, я вас оставляю. Объясни ему все хорошенько. Потому что с понедельника он приступает к работе. Мы выходим в эфир через три недели. И все должно быть как надо.
— Все будет как надо, шеф! Я принес логотип, и если вы хотите посмотреть… — Он протягивает ему маленькую папку, которая каким-то чудом появилась из внутреннего кармана его легкого пиджака.
Романи раскрывает ее. Марк-Антонио смотрит на него, уверенный в качестве своей работы. Романи доволен, но все же делает замечание:
— М-м-м, логотип светловат, и еще… Убери все эти загогулины и все эти стрелки. Не надо наворотов.
Романи уходит с папкой под мышкой.
— Он хочет, чтобы последнее слово всегда было за ним. А мы ему подыгрываем.
Он закуривает вторую сигарету. И расслабляется, усаживаясь поудобнее на стуле; достает из кармана другую папку. Открывает ее.
— Вот, смотри.
Там тот же самый рисунок логотипа, но более темный и без стрелок: именно такой, как хотел Романи.
— Видал? Уже готов. — Потом потягивается, поглядывая по сторонам. — Правда тут чудно, ты не находишь, ассистент? Смотри, какие цвета, какие женщины… вон, смотри!
Он показывает на блондинку с короткими волосами и мускулистым телом. Крепкие ноги, едва прикрытые узкой юбкой, нос великоват по сравнению с губами, глядя на которые рождаются предположения, насколько они приятны в деле.
— Я с ней близко знаком. Она тоже из нашего круга, знаешь…
— В смысле?
— Ну, из нашего круга… по работе — женщины с картинок, — он, смеясь, выпускает колечко дыма. — Ты видел ее губы? Она выпила меня до дна!
Этим он подтверждает предположение, насколько они приятны в деле.
— То есть? Ты хочешь сказать, что они все такие?