Звоню Бену, который, ко всему прочему, ведет мои счета. Он поднимает трубку с первого гудка.
— Лиззи, что?
— Если я уволю своего агента и потрачу его комиссионные на туфли, будет ли этот расход освобожден от налогов?
— Хм… Туфли…
— Именно. Туфли. Ботинки, если точнее.
— А я думал, ты пишешь песню для фильма.
— Она написана, жду новостей. — Дергаю заусенец на пальце. — Поэтому сейчас я занялась покупкой обуви через Интернет. В «Селфридже» продают ботиночки.
С красными подошвами. Просто мечта!
— Э-э…
— Что еще за «э-э»?
— Ничего.
— Ты четко и внятно сказал «э-э».
— Позвони Джошу.
— Он на мои звонки не отвечает! Я уже с ума схожу!
— Тогда покупай ботинки.
— Я не могу себе их позволить, пока не выясню, что там с песней.
— Там налог.
— Вот именно.
— Давай-ка съезди в Лондон вечером, а то ты уже от скуки бесишься. Мы с Карен встречаемся в «Водопое ». Приезжай, она обрадуется.
Я колеблюсь. Странно — Бен приглашает меня посидеть в баре с ним и моей собственной подругой.
Мы с Карен знакомы со школьных времен, вместе занимались в театральном кружке. Ей тогда было двенадцать, мне — четырнадцать. Я была свидетелем ее неудачного брака и нескольких неудачных романов, поэтому сейчас я рада, что у них с Беном все складывается.
Но прежде в «Водопое» Карен встречалась со мной!.. Несмотря на радость, я все-таки немножко ревную.
— Есть дневной поезд, — продолжает он. — Мы подойдем к семи. Я заказал отдельную кабинку для «выпьем и закусим». По дороге можешь зайти в «Селфридж» — хоть посмотришь на свои ботиночки.
Для «выпьем и закусим». Так мы с Карен говорили, когда собирались в «Водопой» хорошо посидеть.
Заказывали крошечные порции всего на свете и непременно бутылку шампанского или игристого вина — в зависимости от состояния кошелька. Теперь придется замуровать в офисе не только Джоша, но и Бена. Впрочем, я старательно сдерживаю негодование.
— Ладно. А ты придумай, как внести ботиночки в список необходимых расходов.
Я кладу трубку и говорю себе:
— К черту их обоих! К черту Джоша, Бена, Жиля с его «руководящей должностью». Я хочу новые туфли.
Аза Зель у меня в голове начала зудеть: «Вот дура!
Вчера жалела мать умирающего мальчика, а сегодня рвешься покупать ботиночки?»
Плевать на ее слова.
Последнее время я все чаще стараюсь не обрывать, а убеждать. Спокойно, говорю я ей, все идет своим чередом.
Я куплю ботинки, потому что заслужила, а когда в Лос-Анджелесе оценят мою песню, я пожертвую деньги детскому отделению больницы Святого Петра.
Аза, кажется, этим удовлетворяется и умолкает наконец, дрянь такая.
Глава 20
Мы уговариваемся поиграть в гольф-клубе на Сент-Джордж-Хилл, поскольку у нас с Мэттом есть там корпоративное членство. Я зарезервировал площадку на утро и предложил Тиму Гренджеру потом вместе пообедать, но он отказался — прислал по электронной почте письмо, что сначала навестит Ноя и только потом вернется в город. Мне обидно. Почему он так со мной?
О назначенной встрече знают Тим, Кира и Гордон, а из моего окружения никто, даже Мэтт. Я сказал ему, что нам с Тимом лучше бы поговорить наедине, решить все острые моменты и уладить конфликт.
Мэтт отнесся к затее без энтузиазма; считает, что разговор втроем надежнее.
В восемь тридцать к парковке подкатывает машина Тима. Водитель по имени Коул высаживает его и идет к багажнику за клюшками. Тим ждет, уткнувшись в смартфон. Я собираю свой собственный инвентарь и иду к нему. Протягиваю руку.
— Тим, — говорю я, — рад тебя видеть.
— Я сброшу тебе сообщение, Коул, когда мы дойдем до восемнадцатой.
Тим игнорирует и мою руку, и мое приветствие.
Остается лишь сделать вид, что ничего не происходит, и пойти в сторону клуба, надеясь, что он направится следом. Я не понимаю, как себя вести, пусть тон задает Гренджер. Я бы хотел поговорить о том, как они выбросили меня из своего дела, нечестно выбросили.
Его, без сомнения, куда больше интересует Ной и факт моего отцовства. Так или иначе, разговор получится непростой.
Мы молча играем первую лунку и идем в сторону второй. Я хочу во что бы то ни стало дождаться, чтобы он заговорил первым. Первый словесный удар.
— И как долго ты, женатый человек, спал с моей сестрой?
Я не поддаюсь на наживку.
— Мы с Кирой были друзьями. И провели вместе только одну ночь. — В этом случае лучшая политика — честность.
— Одного раза хватило, не так ли?
— Для чего?
— Сломать несколько жизней.
Не отвечай!
— При всем уважении, Тим, что я мог сделать?
Кира сообщила мне, что беременна и намерена рожать.
И что я ей совсем не нужен. Я уважаю ее решение, тем более очень скоро она вышла замуж. Ной был еще совсем малышом. Так чью жизнь я сломал?
Он молчит.
— Не моя вина, что Ной заболел, Тим.
— Возможно, твоя. Мог быть генетический сбой.
Возможно, твоя ДНК такая же дерьмовая, как ты сам.
Я уже не уверен, стоит ли нам оставаться на площадке.
Тим злится. На Киру, на меня, на весь мир.
Я четко ощущаю его иррациональную ненависть.
Раньше я надеялся, что смогу его убедить, теперь — нет. А он находится за моей спиной и орудует стальной клюшкой.
— По твоей вине она была одна во время тяжелой беременности. Просто потому, что тебе захотелось перепихнуться за спиной у жены.
— Я не знал, что беременность…
— Ты не дал ей ни пенса.
— Она не хотела. Я открыл счет на Ноя. Она…
— Засунь свои грязные деньги сам знаешь куда, Адам! Они ему уже не понадобятся.
Меня словно ударили в челюсть.
Тим перехватывает клюшку. Этот человек способен направлять гнев в нужное русло. Мне стоило бы у него поучиться. Какая великолепная подача! И конечно, я пробиваю чуть ли не самый отвратительный удар: мяч летит куда-то в сторону. Тим смеется.
— Почему ты выкинул меня из бизнеса?
Вот, спросил. Он пристально смотрит на меня, потом резко мотает головой:
— Ты козел. К тому же козел, просравший кучу наших денег.
— Дело в состоянии рынка. Вот кто просрал ваши деньги. Ты прекрасно понимаешь: ваши деньги пропали бы независимо от моих советов.
— Значит, тогда сойдемся просто на козле.
Я останавливаюсь.
— Знаешь что, Тим? Я козел по отношению к собственным жене и дочери; черт, пусть даже к женщине, которую бросил. Виноват так виноват. Но я никогда в жизни не подводил клиентов и с Кирой был всегда честен. Мы провели вместе одну ночь — двое взрослых, по взаимному согласию. Единственный человек, который от этого пострадал, — Бет, так что нечего тут меня пробирать. Шел бы ты со своими моралями куда подальше.
Тим кривится от отвращения.
— Вот так? Просто бросил?
— Да .
При воспоминании о том приглашении меня до сих пор пробирает дрожь.
— А Бет про нее знает?
— Да. Она меня засекла. И выкинула из дома.
Я расстался с Эммой, потому что до сих пор люблю Бет. Доволен?
Он смеется:
— He-а. А ты?
Подразумевается: я делаю хуже только себе. И если продолжу в том же духе, суждено ли мне когда-нибудь снова быть счастливым?
— Раньше мы были друзьями.
— Были. По крайней мере, мне так казалось.
— И кто что выиграл, Тим? Кира приняла решение.
Она растила ребенка, а я помалкивал. Все были счастливы, и никто ничего не узнал бы, не заболей Ной.— Он отличный парень. Умница… способный.
Глаза Тима за узкой металлической оправой расширяются.
Мое сердце ухает вниз. Горло перехватывает.— Ты сдал пробу? — спрашивает он.
— Да, жду результатов…
Он меня перебивает:
— Когда сдал?
— Несколько дней назад.
Он качает головой.
— Уже было бы известно. Хорошие новости распространяются быстро. А плохие…
Сердце давит все сильней. Мег. Я знаю, что должен это сделать.