я становлюсь другим человеком. Она внимательна. Она часто улыбается. Она отклоняется от графика, перестраивает свой день, чтобы побыть со мной.
Никто не замечает, когда точки опоры начинают рушиться. Ты очень занят. Ты в городе, заводишь новые знакомства, зарабатываешь деньги. Ты взрослеешь. Работа идет на лад и всё остальное тоже. Кажется, наконец что-то замаячило на горизонте. Война подходит к концу, экономика стабильна, вокруг так много воодушевления и позитивной энергии. Люди полны этой энергией, и когда ты идешь по улице, ты можешь всё это почувствовать, это всё реально. Они так быстротечны, эти годы взросления. Сегодня ты уже не чувствуешь этой энергии. Надежды рассыпаются в прах. Ты не можешь заработать ни цента, а всё твоё время занято выживанием… работа, работа, работа, ты тупеешь от усталости.
Больше ни на что не остается времени. Всегда есть что-то важнее. Так всегда происходит, когда любовь длилась много лет и стала старой. Она может подождать, всё остальное важнее. Ей достаются небольшие крохи, остатки времени. Теперь он зевает и чуть не падает со стула от скуки и усталости, если я пытаюсь сказать ему что-то важное. Он выглядит таким измученным и нервным. Мне больше не нужна его старая любовь. Я хочу встречаться глазами со своим любимым. Переглядываться через всю комнату так, что никто и не заметит. Смотреть друг на друга так, как больше не смотрим ни на кого. Он молод. Он наклоняется ко мне, когда я говорю, – наклоняется больше, чем нужно, чтобы прильнуть ко мне. Мы всегда ближе, чем того требует ситуация. Наши бедра соприкасаются. Никто не смотрит на нас, никто больше не существует для нас. Соприкосновения наших ладоней под столом, секретные улыбки, объятия при любом случае. Потрогай меня. Нет. Не так. Вот здесь, потрогай меня вот здесь. Я люблю медленно, чтобы можно было расслабиться, стать влажной. Мягче, вот так, сделай это рукой и ртом. Прикоснись языком, там всё уже влажное, и внутри и снаружи, и двигай языком. Мне так нравится чувствовать твой язык, вот здесь, на небольшом и затвердевшем бугорке. Еще. Не останавливайся, прикасайся ко мне. Я хочу, чтобы ты обнял меня, я хочу, чтобы ты вошел в меня. Двигайся медленнее. Я хочу делать это сама, чтобы это продлилось долго. Я покажу тебе, как делать это долго. Все мальчики это могут. Вот почему ты такой милый. Ты мне нравишься, больше всех. Я хочу держать тебя во рту, пока моя киска не захочет тебя снова. Ты узнаешь, когда это произойдет, – я прильну к тебе всем телом. Не кончай, еще не время. Кончи, когда я скажу, что ты можешь кончить.
Они никогда не заставят себя ждать. Даже в поздний час мальчики всегда бодры и полны нетерпения. Они отходят от графика, чтобы попасть на свидание с тобой. Давай встретимся в ресторане, на вечеринке. Приходи ко мне домой. Иди сюда, а теперь уходи. Ты можешь сказать мальчикам «бай-бай, время вышло». Это безопасно. Там, откуда они приходят, остается еще больше.
Новая любовь бросит всё, чтобы прийти и послушать и быть со мной. Она нежная и ласковая. Она говорит слова, в которые сама не верит, потому что хочет тебе понравиться. Если она будет похожа на тебя, она понравится тебе. Она соглашается с тобой. Если ты будешь интересна ей, она станет интересна тебе. Ты трахаешься, ты ешь, ты закрываешь за ней дверь. Она счастлива.
Она уходит прочь.
Мальчики уходят прочь.
Со старой любовью всё не так просто. Она удерживает тебя. Всё сложно. А потом, внезапно, уже не сложно. Кто-то кричит. Хлопает дверь. Никаких важных деталей. Всегда одна и та же старая история: всё кончено. Всегда поздняя ночь, и кто-то идет домой один.
Ты идешь по улице, это самая уродливая улица, которую ты когда-либо видел. Уличные огни проливают свой уродский свет на уродливых людей. Все куда-то идут, их карманы набиты деньгами. Они идут в рестораны, источающие божественный аромат в ночном воздухе. В витринах громоздятся торты больше метра высотой. Глазурь мерцает вслед прохожим. В конце концов ты уходишь с улицы и взбираешься по уродским ступеням уродливого дома и открываешь уродливую дверь с облезающей краской. Ты заходишь внутрь.
Какая-то квартира. Восемь лет жизни, чтобы оказаться в этой вонючей дыре! Я знаю только дыры. Я в них поднаторел, я мог бы написать книгу о дырах. Дыры в ботинках, дыры в карманах, да и живу я в дыре. Теперь во мне зияет большая дыра прямо здесь, в груди. С меня хватит. Заполню ее коньяком и немного посплю. А Шарлотта пусть катится ко всем чертям. Мне не нужно, чтобы ко всему прочему меня донимали жалобами мои друзья. Я уже достаточно наслушался. На меня вываливалось слишком много дерьма. Я устал от дерьма, которое перекатывается из города в город, как шар скарабея, размазывается по социальной лестнице, вываливается на улицы, взбирается по ступенькам, стучит в дверь, заходит в мой дом, говорит: здравствуйте. Я политик. Нет у нас никакой депрессии, и она обязательно скоро закончится. Удачи. Здравствуйте. Я из звукозаписывающей компании. Мы аннулируем ваш контракт на запись альбома. Увидимся в следующем году. Привет. Уже пять лет я твой лучший друг. Иди к черту. Она уходит, хлопнув дверью, вот и всё. Шарлотта…
Ведра слез, ведра дождей.Ведрами льет у меня из ушей.Ведра с лунным светом в руках моих.Всю любовь, что мог, я отдал за двоих.Я люблю твои пальцы и улыбку твою.Как ты поводишь бедрами, я люблю.Я люблю твой невозмутимый взор.Ты сеешь внутри меня раздор.
…Кто-то стучится в дверь.
Сильные, настойчивые удары пытаются пробиться сквозь пелену пьяных грез Родриго. Он неподвижен.
Снова стучат. Сильнее.
Стук раздается в его голове. Дождь стучит по крыше. Всё здание начинает трястись и вздрагивать. Родриго лежит на огромном барабане, и каждый уличный звук проходит сквозь него. Бум, бум, бум. Он не встает с постели.
– Родриго. Это я. Шарлотта.
Бум, бум – поет дыра в его груди. «Я не вынесу этого. Я не готов. Я не знаю, что произойдет, если я увижу ее».
– Уходи, уходи, – бормочет он, переворачиваясь на бок.
Под дверью Родриго может разглядеть два темных пятна. Долгое время они неподвижны. Потом в комнату, проскользнув под дверью, влетает белый конверт, и два темных пятна пропадают.
Он ползет к двери, открывает конверт.
«Милый Родди,
всё это какая-то нелепая шутка. Нам нужно поговорить. Я тебе сейчас звонила, но мне никто не ответил. Поэтому я пишу. Позвони мне, как только получишь письмо. Шарлотта».
Письмо падает на пол, а Родриго ползет назад, за коньяком.
Отныне он хочет ползать всегда, оставаться в темном безопасном убежище. Забаррикадировать