дохлых скампов. Видно, и вправду пинали, ну и достали его дохлость до невменяемости. Спутники мои переводили взгляд с духа на меня, норды перестали швырять пращами булыжники. А Анас тем временем перебил тварей на поверхности и с замогильным гоготом нырнул в пепел. Судя по фонтанчикам — отрывался и там.
— Да-а-а… — озадаченно протянул Вурвар.
— Шкуры надо бы снять, — деловито сообщил один из нордов. — Ваш… ну подходить безопасно? — уточнил он у меня.
— Безопасно, — без особой уверенности кивнул я.
Норды утопали свежевать дохлых скампов, а соскочившая с повозке Листа почтила меня присутствием.
— Я оценила, Рарил, — с кривой усмешкой на стервозном лице сообщила она. — Вы принципиально собираетесь пользоваться только этим духом и стрелами? — аж с некоторым уважением в стиле “ну какой злокозненный говнюк!” осведомилась она.
— По обстоятельствам, Листа, — нейтрально ответил я.
А что не “госпожил” — так первая начала. А я — данмер, и мне положено. Магичка на отсутствие титулования чуть приподняла бровь, но махнула рукой, ещё раз ухмыльнулась и утопала к своей повозке.
Тем временем, из пепла вдруг вырвался клуб огня, а мне… Ну поплохело несколько. Не критично, но навалилась слабость, и в виске запульсировала боль. Это что-то Анас совсем разошёлся, он же меня прибить так может, паразит дохлый, обеспокоился я.
Впрочем, больше копошений не было, этот огненный всплеск был последним аккордом мсти хрыча. Ну, буду его в дохлый мозг клевать, отметил я, отходя от оттока… точнее, использования меня как фильтр для энергии обливионщины. Резервов и прочего, как я понимаю, колдунство не предполагало — ширина канала и пропускная способность. Ну и воля и воображение, для придания формы магии или призыву соотвествующей обливионской живности.
А вообще, похоже, все призывы — костыли, как и заклинания. Но тоже, может и ошибаюсь, а со временем — разберёмся.
Норды ободрали скампов, караван тронулся. И, до вечерней остановки, никаких особых неприятностей и происшествий. Разве что несколько скальных наездников, но их сшибли норды. Вообще, похоже, эти тварюшки не брезговали канибализмом: каждый раз было несколько тварей, а после прибивания одного из них стая разлеталась и пикировала на место падения прибитого после того, как мы удалялись.
А в остальном — мы явно отдалялись от роковой… Красной Горы. И небо становилось более-менее нормальным, да и после выхода из ущелья природы всяческие стали появляться. Травки-муравки и прочие деревья, сначала дохлые и слабые, но по мере продвижения — вполне пристойные. И диковатые, конечно, оценил я всякие вывернутые растения, зелёными среди которых были четверть, а то и меньше. Красные, коричневые, фиолетовые — как видео о жизни кораллового рифа какого, да и не только цвет, но и форма похожа. Хотя…
И тут я задумался: вроде как сам Морровинд — это изначально море, в которое выкинули сердце какого-то Лохана. Кто был этот лохан, зачем ему ампутировали столь важный для жизни причиндал — не знаю, ну да не суть. А дело вот в чём: Морровинд (хотя это не совсем верно, скорее Вварденфелл, как название острова) появился на месте падения этого сердца на океаническое дно. Собственно, роковая дыра извергается в режиме реального времени из-за этой детали. Так вот, это сердце, помимо того, что краеугольный столп сюжетки Морры, реальный факт и причина существования острова. И, подозреваю, причина засилья всякой обливионщины: как бы всякие даэдры у себя на планах тусуются, а не в Нирне. Массово, по крайней мере.
Так вот, сердце это то ли пробой в обливионщину делает лютый, то ли само фонит магией — чёрт знает. Но даэдры всякие на Вварденфелл снуют, как к себе домой, именно из-за этого. Просто нет иных вменяемых причин.
Так вот, все эти мудрые мысли приводят к закономерному выводу: флора и, частично, фауна Вварденфелла не кажется морской и глубоководной. Она такая и есть, адаптированная-подогнанная под существование на воздухе колдунством сердца Лохана. Ещё бы вспомнить, куда там ударение ставить, озадачился я.
А караван тем временем вставал на ночёвку, на моё “пойду потренируюсь” Вурвар только кивнул. Так что отошёл я за пусть невысокие, но вполне деревья. И призвал Анаса, озадачив, для начала, некрохрыча актуальным вопросом: куда ставить ударение-то?
— БЕСТОЛОЧЬ! — замогильно завыл некрохрыч, после минуты выпучивания глазниц. — Сам ты лоха́н, придурошный потомок!
— Не ори, а по делу отвечай, — отмахнулся я от подпрыгивающей призрачной мертвечины.
— Лорхан, — буркнул мертвечина. — Куда ударение, помимо твоей безмозглой головы, ставить — догадаешься?
— Если ставить ударение по моей мудрой голове, то она, во-первых может стать бестолковой, как ты тут врал. А во-вторых — тебе тоже прилетит, как я думаю. А то пожрать-потрахаться достаётся, а пинков — нет? Так не бывает, — отрезал я.
— И не так бывает, — гадствовала мертвечина. — Но да, прилетит, — признал он.
— Ладно, а кто он есть-то? Аэдра какой? И за что ему сердце-то выковыряли и кто? — заинтересовался любознательный я.
В ответ мертвечина надулась, задрала призрачное отсутствие носа, выдержала театральную паузу… и пожала плечами.
— А я не знаю.
— Издеваешься? — кисло поинтересовался я.
— Нет. Понимаешь, Рарил, это история создания Нирна. Есть общеизвестная легенда, что он обманом заставил Аэдра создать Мир. За это ему вырвали сердце, в наказание.
— И он может быть даже даэдра, если так, — задумался я.
— Может. Легенды противоречивы, у желтожопых остались предания, что он вообще был полководцем человеков, в войне против меров.
— Спартак бессердечный. И Прометеем отдаёт, — прикинул я.
— Есть такое, — признал некрохрыч. — Я — не знаю. Подозреваю, из живых и рождённых — не знает никто. А бессмертные молчат. Но сердце есть.
— Да уж догадываюсь. Ладно, наши благодарности за ликбез, — расщедрился на спасибки я. — А теперь, Анас, скажи мне, мой дохлый дух предка, — широко оскалился я, — ты чего, паразит дохлый, со скампами устроил?
— Ну… я… — заюлила мертвечина. — Знаешь, как они достали?! — взорвался он. — Ну вот…
— Да в общем — могу представить. Теоретически, — ответил я. — И даже не особо возражаю: отпинал — и молодец. Но ты нахрена магию использовал, некрохрыч?! Ты меня чуть не прибил!
— Какую магию? Погоди, Рарил, я использую магию. Твою. Точнее — ты её используешь, представляя мне вместилище.
— А огоньком пёрнул скамп, — иронично откомментировал я.