Потом погуляли с Гольдштейном. В одно пустое, уже закрытое кафе впустили две русские девицы, одна – красивая-разбитная за сорок, другая – деревня под двадцать. Взяли по соку. Преподнес ему книжку. Надписал: «Соучастнику». И «с благодарностью за дружбу». И правда, я в последнее время испытываю к нему какое-то особое расположение. И поздравления его искренни и завистью не отравлены.
Красивая-разбитная за сорок тоже располагала.
– Жалко, – говорю, – книжку лишнюю не взял, подарил бы вам, почти уверен, что вам бы понравилось.
– Какую книжку?
– А вот! – Гольдштейн охотно продемонстрировал. – Видите, его книжка!
– Детектив что ль?
– Ну, не совсем, – замялся Гольдштейн.
– Про любовь, – говорю.
– А где, где книжка? – оживилась «деревня».
– Вообще-то, – говорю, – и магазине можно, наверное, купить.
– Нуу, это надо деньги платить, – сказала «деревня».
Бараш звонил. Мурыжил на тему письма Кононову. Да какой он человек, да как себя с ним вести.
– Учти, – говорю, – он в делах жесткий.
– Так что надо поддаваться?
Я засмеялся.
– Ну я тебя серьезно спрашиваю! – обиженно и даже резко одернул меня Бараш. После паузы продолжил:
– А он текст правит?
– В смысле ошибок? Не знаю, есть ли у него корректоры…
– Нет, ну там, может сказать, что вот эта фраза ему не нравится…
– Да ты что?! Название книги – это еще туда-сюда, тут он может свое мнение высказать, но все равно тебе решать.
– А как он…
Долго выспрашивал. Потом о вечере: нет, ничего не придумал и народ пассивный. Спросил опасливо, кого я пригласил. «Никого», – говорю. Расслабился. Сказал, что Дану не пригласил, кажется, она на меня обижена. Сообщил, что Дана с Некодом издали поэтическую антологию, но меня она не включила.
Он сделал паузу, видимо, ожидая грязной ругани.
– Включила своих учеников, – продолжил. – Ну как же, у нее целый такой поэтический кружок, птахи там всякие, Регев – красная шапочка, я тоже у нее один раз читал, свои последние, так там один, Шпарк, или Шперк…
– Шваб?
– …да, вроде, его там за поэта держат, так он высказался, что это, мол, прозаическое описание путешествий. Да? Вот так, пишешь двадцать лет, где-то там как-то существуешь в литературе, и вдруг приходит какой-нибудь Шпарк-Шперк, ну Шваб, Шваб, да… я ему чего-то сказал, а я, ты не представляешь себе какой был сноб когда-то, это я сейчас добрый и старый, а в молодости… в общем, я ему что-то сказал, так он ушел…
Рассказал («только между нами, да?»), что Ира Гробман хвалит мою книгу («Ты же знаешь, они к тебе вообще-то не очень, да?, а тут прям… говорит лучшая книга о нашей тут жизни, а для них похвалить – ты знаешь это…»). Тут я вспомнил, что надо бы Гробманов пригласить, хоть они о вечере знают, конечно, и придут, но надо пригласить. Позвонил. Ира сказала, что «посмотрела» книгу и нашла, что я много поработал, что стала гораздо лучше, и вообще хорошая получилась книга. Ну, спасибо, хорошо если так.
Не скрою, приятно было.
4.4.2000. Уже тепло. Встретился с Ф, перекусили в порту. Выясняли отношения.
Надо завязывать. И чем резче, тем лучше.
Тоже (как жена) хочет, чтобы мужчина не телом ее интересовался, а душой.
… – Ты был для меня, и сейчас есть, самым близким человеком. Если я думала о ком-то, кого хотела бы видеть всегда рядом, кто был бы мне опорой…
– Ну, тут ты сильно ошиблась, я никогда никому не служил опорой. Я это занятие не люблю.
– Да, я потом поняла… Я тогда, в июле, позволила себе открыть все шлюзы.., но ты, надо отдать тебе должное, ты меня постепенно погасил…
– Значит, экзамен на пожарника выдержал?
– Вполне.
Дорогой Наум!
Привет и добрый день. Что хорошего?
У нас хорошего немного, и погоды нехороши – традиционная русская жалоба.
Я тут захотел рассказец в Плейбое тиснуть, а мне ответили, что мужикам в гараже это вряд ли будет интересно. Да какое… они… право… за мужиков решать имеют!? Но это шутки.
Есть серьезная проблема. Может, Вы и поможете.
Я тут письмишко в Гешарим накатал. Шлю его Вам приложением в Пейдж мейкере, который Вы, как я знаю, победили.
Наум, дорогой, мне, право посоветоваться не с кем по этому поводу. Прочтите его. Правильно ли я фамилию господина указываю? Правильный ли выбрал тон? Правильно ли делаю, что пока ничего еще не прошу? Письмо можно редактировать. Может ему уже надо смету впаять, а я миндальничаю. Если сильная правка не нужна, можете ли Вы письмецо ему справадить?
Что-то умнее напишу на днях.
Ваш НК
GESHARIM
DEVEIOPMENT OF CULTURAL CONTACTS
господину М. Гринбергу
Уважаемый Михаил!
Мне ваш факс и телефон дал Наум Вайман, чей роман вышел недавно в свет в нашем издательстве.
Вот какая история. ИНАПРЕСС, издавши уже более ста книг, собирается издать роман Мартина Бубера «ГОГ И МАГОГ». Его переводит с немецкого оригинала замечательный поэт и прозаик Елена Андреевна Шварц, помогает ей быть абсолютно точной во всех ритуальных, культурных и этнографических тонкостях Светлана Израилевна Сивак, гебраист и византолог, ученица покойной Софии Поляковой, преподаватель Еврейского Университета в СПб, участница многих ученых записок, съездов и конференций (также переводчик с английского и немецкого), последние два года она преподавала в Бостоне, но не в главном, частном ун-те, а в университете штата, но это для точности.
Конечно, такой текст потребует серьезнейшего рецензирования, чтобы не допустить ляпов, как с Буберовскими «Хасидскими преданиями» изд. «Республика».
Вопрос состоит в том, может ли ГЕШАРИМ помочь этому культурному начинанию? Я знаю, что в некоторых случаях такая помощь оказывается.
Я могу предложить смету, рассчитанную на 3000 экз. тиража.
Все упирается в дороговизну качественной работы переводчика, комментатора и редактора-специалиста.
Затраты по «физическому» изданию качественной книги с блоком этнографических иллюстраций тоже велики.
Могу ли я получить от вас бланк, заполняемый издательством?
Или по меньшей мере вопросы на которые смогу ответить.
Нам иногда помогают издавать книги французские, голландские, датские и шведские фонды и вопросы, интересующие их, различны.
Очень хорошо бы писать друг другу по эл. почте…
С наилучшими пожеланиями и надеждой на ответ
НИКОЛАЙ КОНОНОВ
гл. редактор,
член ПЕН клуба, член Букеровского комитета
Дорогой Николай!
Ей богу, не мне вас учить «хорошему тону»
Может быть и стоит «впаять ему смету» сразу (по понятным и вам соображениям, чтобы лишить его возможности «мурыжить» эту тему), но это, конечно, рискованый ход, а так как рисковать вам, а не мне, то вам и решать. Напишите о решении, и я тут же займусь переправой вашего письма.
Дал ваш электр. адрес Барашу. Держитесь, он местами зануда.
А что, «Плейбой» – для «мужиков в гараже»? Они, вроде, даже Сэлинджера когда-то печатали. То-то гаражники рады были!
Новостей пока нет. Жду вашего письма.
Наум
Для Л: Так ты влюблена?
Как часто вы видитесь? Сколько ему лет? Чем занимается?
А насчет свиданьица – я был бы рад.
От Л:
Так приезжай, гостем будешь дорогим, за одно и познакомлю. Он русский знает, в Москве был, на выставке, в Питере, в 77 году, кажется.
6.4.2000. Проснулся рано. Читал Розанова. «Сущность молитвы заключается в признании глубокого своего бессилия…» Это прям по Ницше: «Когда болит душа – тогда не до язычества».
Позвонил Марк Зайчик
– Наум, я прочитал вашу книгу…
– Как, уже?!
– Да, вчера до пяти утра читал, не мог оторваться. В общем, Наум, я ваш поклонник. Вообще в России она, по-моему, должна произвести фуррор… Принимаю любой ваш материал, без ограничений, кроме, пожалуй, одного: я при слове «трахать» вздрагиваю. Ну что делать, я старый, толстый, больной еврей…
– Да бросьте вы, Марк…
– Ну и топтать кого-то тоже, конечно… А так, все что угодно, о нашей жизни, что-нибудь мускулистое…
Позвонил в Москву Мише. Голос пободрее. Книгу читает. Напишет. Не обиделся («Да я не обижусь, хоть назови меня старым девственником»).
– Наум, ты человек общительный, найди мне жену. Чтоб была добрая, с ребенком или без ребенка, мне все равно. И не обязательно чтоб понимала в современной литературе. Достаточно, если Гоголя читала. Мне нужен человек рядом. А если я женюсь, тогда я к вам приеду.