Читать интересную книгу Лавиния - Урсула К. Ле Гуин

травой, мы обогнули болотистую низину, заросшую кустарником, и наконец вышли к реке. Но как только мы вскарабкались на невысокий лесистый холм над Вентикулой, нам сразу стало ясно, что в этих зарослях мы не одни.

Было слышно, как где-то поблизости разговаривают мужчины, как они перекликаются на берегу; затем мы услышали стук топора, увидели две головы в воинских шлемах и тут же дружно присели, спрятавшись в миртовых кустах и надеясь, что нас не заметят. На Сильвию вдруг напал какой-то безудержный смех, и она беззвучно тряслась рядом, в итоге заразив и меня. Пока мы обе корчились в приступах этого безумного смеха, те воины, проламываясь сквозь кустарник, успели спуститься с холма, и вокруг на некоторое время воцарилась тишина, если не считать далекого стука топора. Я выползла из миртовых зарослей на край обрыва, откуда был отлично виден и склон холма, и широкий открытый берег реки. «Вон они!» – шепнула я Сильвии, и она тут же подползла ко мне. Мы довольно долго лежали рядышком в траве, наблюдая за троянцами.

Своего будущего мужа я увидела почти сразу. Он стоял чуть в стороне от остальных, но не выделялся ни красотой, ни богатством одежды – все они были одеты как воины в походе, которым пришлось долгое время нести службу и плавать по морю на тесных судах. Одежда у них была простая, довольно потрепанная и грязная. Эней выделялся лишь тем, что стоял отдельно ото всех: так утренняя звезда горит на небе как бы отдельно от других звезд. На вид ему было лет сорок. Суровое, мужественное лицо. Через некоторое время он удобно устроился прямо на земле и стал, смеясь вместе со всеми, слушать, как один из воинов что-то весело рассказывает. Почти все вокруг него были мужчинами. Они, видно, решили перекусить прямо на траве. С кораблей, кормой вперед вытащенных на берег, они принесли лепешки и, набрав полную корзинку всяких съедобных трав, разложили зелень на лепешках. Похоже, никакой другой еды у них и не было – ни мяса, ни сыра, – как не было и ни тарелок, ни столов. Им прислуживали несколько женщин, в основном пожилых, ни одной молодой я не заметила; и одна такая матрона, улыбаясь, поднесла Энею круглую лепешку с целой грудой зелени, а он свернул ее трубочкой и с аппетитом принялся есть. Рядом с ним сидел юноша лет пятнадцати, очень на него похожий, и я решила, что это и есть его сын Асканий. Чуть дальше я заметила симпатичного парнишку, ровесника Аскания, и очень красивого молодого человека несколькими годами старше его, у которого на голове красовалась остроконечная шапка из красной материи, надвинутая на лоб{51}. Та матрона, что подала Энею угощение, села рядом с этим молодым человеком и поправила на нем шапку таким безошибочно материнским движением, что сразу становилось ясно, как сильно она его любит.

– А они ничего и выглядят вполне симпатичными; гораздо лучше, чем, по-моему, могли бы выглядеть иноземные воины, – шепотом сказала Сильвия. – Например, вон тот парень в красной шапке – просто красавчик.

Я заставила ее умолкнуть, ткнув в бок локтем. Я боялась, что они могут нас услышать, хотя вообще-то ветер дул в нашу сторону.

Красная Шапка что-то сказал – насчет того, что их трапеза больше годится для кроликов, а не для мужчин, – и юный Асканий заметил:

– Ну и что, зато тебе не всякий раз удается за трапезой съесть и свой стол!

При этих словах Эней вздрогнул и так посмотрел на сына, словно был страшно поражен его словами. Потом он встал, выждал несколько мгновений, пока не стало совсем тихо, и торжественно возвестил:

– Это пророчество! Помните слова Гарпии? Она сказала, что конец нашим странствиям придет, когда голод заставит нас съесть и собственные столы!

Ропот ужаса и восторга пробежал по рядам этих измученных скитаниями людей, мужчин, юношей и немногочисленных женщин, что сидели на поросшем травой берегу Тибра. Они прямо-таки глаз не сводили с Энея.

– Эвриал, принеси мне миртовую ветвь, – сказал он, и Красная Шапка тут же сорвался с места и принес ему ветку. Эней согнул ее кольцом и этот венок надел себе на голову, потом воздел руки к небесам и обратился к богам: – О возлюбленные и верные боги нашей родной Трои! Вот и она наконец, обещанная вами земля! Мы дома, мы пришли домой! – И он со слезами на глазах оглядел своих спутников. Потом снова обратился к небесам: – Услышьте нас, духи здешних мест, а также духи тех мест и рек, которых мы пока не знаем! Услышьте нас, ты, ночь, и вы, восходящие звезды! И вы, отец мой в нижнем мире и мать моя в небесах, услышьте наши мольбы! – Затем он вновь повернулся к своим людям, перевел дыхание и крикнул громовым голосом: – Ахат! Скажи, чтоб принесли вина с корабля!

Тут Сильвия толкнула меня в бок, и я заметила, как семь или восемь человек, вооруженных луками и стрелами, рысцой пробежали через поляну слева от нас. Нам явно пора было убираться оттуда.

Мы ползком миновали открытую часть склона и нырнули под сень пробковых дубов, а затем, скрывшись в лесной чаще, сразу свернули направо и вскоре оказались по ту сторону холма на той же тропе, по которой и пришли сюда. Домой мы вернулись задолго до наступления вечера. Перед тем как свернуть к своей усадьбе, Сильвия повернулась и крепко меня обняла. Мы обе взмокли после продолжительного бега, так что на мгновение просто прилипли друг к другу. Это нас рассмешило, и Сильвия сказала:

– А хорошо, что мы туда сходили, правда?

Так мы расстались с нею в последний раз.

Едва войдя в регию, я сразу узнала, что мой отец категорически запретил кому бы то ни было приближаться к лагерю чужеземцев, пока он сам не разберется, кто они такие и зачем вошли на больших военных кораблях с вооруженными людьми на борту в самое сердце Лация. Я, конечно, никому ничего не сказала о нашей с Сильвией беспечной вылазке и, потихоньку проскользнув в дом, тщательно вымылась, надела чистую тунику и сразу же села прясть, словно никогда в жизни и носа за порог дома не высовывала.

Женщины в доме говорили еще о том, что завтра Латин собирается послать Дранка с вооруженным отрядом, чтобы тот попытался вступить с чужеземцами в переговоры. Но ранним утром, еще до того, как Дранк собрался в путь, в регию прибежали люди, кричавшие: «Они идут!» – и к воротам города подъехала небольшая группа всадников.

Кони их выглядели просто ужасно; впрочем, так, наверное, и должны выглядеть несчастные животные после столь долгих странствий по морю; однако на них были серебряные уздечки и красивая сбруя. Что же касается самих всадников, то они были великолепны в своих вышитых плащах, бронзовых доспехах и высоких шлемах, украшенных султанами из конского волоса или перьев. Я, правда, видела их лишь мельком, выглянув из дверей регии, когда они поднимались по улице, а потом всем женщинам велели укрыться в задней части дома. Но я успела заметить, что Энея среди переговорщиков нет.

Пока Дранк и другие отцовские помощники приглашали прибывших войти в дом и провожали их в зал приемов, я, пройдя через царские покои, проникла в зал через особую дверку, находившуюся за царским троном. Отец никогда раньше особо не просил меня присутствовать на подобных встречах, но мы с матерью, а иногда я и одна, довольно часто делали это, тем самым как бы проявляя особое расположение к гостям, а порой развлекая и занимая беседой их жен и дочерей, прибывших вместе с ними. В общем, если бы отец не пожелал меня там видеть, он бы тут же попросту отослал меня прочь.

Впрочем, вряд ли он сразу меня заметил. Когда я вошла, он уже беседовал с троянскими посланцами. Он приветствовал их с царственным достоинством и сразу же спросил, хотя и предельно вежливо, откуда они прибыли в Лаций и с какой целью: уж не заблудились ли они часом, не сбились ли с курса в открытом море?

Высокий худой троянец представился, назвавшись Илионеем{52}, и весьма кратко, но изящно и с явным почтением к хозяину дома изложил причины своего прибытия в царство великого Латина. Он сказал, что они уроженцы благородной Трои, выдержавшей десятилетнюю осаду греков, но павшей в результате предательства; что они бежали, спасаясь из горящего города, и, следуя велению судьбы, приплыли к италийскому берегу.

И пока посланец говорил, в ушах моих все время звучал голос моего поэта, легко перекрывавший голос троянца – так морская волна, взбегающая на берег, настигает и перекрывает