Мой последний опыт работы на Риддерских рудниках в Казахстане был немного лучше; по крайней мере, некоторые специалисты там, казалось, хотели хоть что-то улучшить.
Но возвращение к золотодобыче было настоящей радостью, особенно потому, что в то время происходила реорганизация, которая стала результатом важного решения, принятого коммунистическими властями в Москве. Прежних старателей, объявленных вне закона в 1929 году как «несоциализированные», требовалось возвратить, создав для них привлекательные условия, и ради этого вводилась целая система концессий и аренды с целью открытия новых месторождений золота и быстрого увеличения его добычи.
Я уже рассказывал о своих сомнениях, когда в 1929 году старатели были объявлены вне закона наряду с кулаками и кочевниками. Власти ликвидировали все эти социальные группы, поскольку считалось, что они мешают планам реформирования сельского хозяйства и индустриализации страны. Я дал некоторое представление о том, как потрясения, вызванные этими преобразованиями, едва не поставили страну на грань катастрофы.
В золотодобывающей промышленности потеря старателей давала о себе знать постепенно. Власти исходили из того, что они могли бы заменить этих старожилов «коллективами» студентов-геологов. Однако, как я и подозревал, эта схема на практике не сработала. Советской золотодобывающей промышленности в то время фактически было всего пять лет: до 1929 года не было сделано практически ничего для ее развития. За эти пять лет в отрасль было вложено огромное количество средств и энергии, при этом капиталовложения использовались более рационально, чем в большинстве других советских отраслей промышленности того периода.
Золотодобывающая промышленность развивалась достаточно благополучно. Мы открыли десятки новых шахт и восстановили сотни старых. Наш флот машин для выемки грунта, состоявший в 1928 году из нескольких устаревших земснарядов, вырос до восьмидесяти пяти или девяноста современных паровых и электрических механизмов. Большинство крупных шахт было оборудовано электростанциями, механическими буровыми установками и подъемниками, дробилками, шаровыми мельницами и установками для цианирования.
В 1928 году у нас было так мало подготовленных инженеров или управленцев, что на некоторых шахтах приходилось обходиться без единого человека с опытом или какой-либо подготовкой. Теперь, спустя пять лет, тысячи студентов прошли на промышленных предприятиях инженерные курсы и получили практическую подготовку в таких центрах, как Кочкар. Было обучено достаточно специалистов, чтобы обеспечить организованное, разумное управление на всех золотых приисках. В то же время тысячи бывших крестьян были обучены основам горного дела, и сотни из них развились до такой степени, что из них могли бы получиться хорошие бригадиры и их можно было бы распределить по шахтам в качестве инструкторов.
Но тогда как наши рудники развивались высокими темпами, разведка месторождений неуклонно отставала от поставленных задач. Молодые студенты-геологи не смогли открыть новые месторождения, в которых мы нуждались. Мы освоили схемы разработки на доступных месторождениях, и нам нужны были новые участки, если мы хотели расширяться желаемыми темпами. Вот в чем была проблема. О ней сообщили в главный штаб в Москве, где решались все вопросы государственной важности.
Однако вряд ли можно было считать старателей «социализированными» в 1933 году в большей степени, чем это было в 1929 году. Но за эти пять лет было продемонстрировано, что старатели желательны, если не абсолютно необходимы, для дальнейшего расширения советской золотодобывающей промышленности. Поэтому правительство столкнулось с дилеммой: стоит ли вновь привлечь к делу старателей и, таким образом, увеличить золотодобычу за более короткое время, или же придерживаться предыдущего плана и продолжать объявлять этих людей вне закона?
В то время ходили слухи, что решение о восстановлении старателей было принято только после бурных обсуждений, продлившихся несколько месяцев. Согласно этим слухам, лично Сталин и нарком тяжелой промышленности Орджоникидзе изменили решение в пользу старателей.
Из книги Серебровского мы знаем, что Сталина привлекали возможности советской золотой лихорадки, подобной калифорнийской золотой лихорадке 1849 года, причем не только из-за самого золота, но и из-за колонизации просторов советской страны. Нет никаких оснований полагать, что взгляды Сталина как-то изменились в 1933 году; он просто на время отклонился от своей первоначальной цели, но теперь был готов претворить в жизнь план советской золотой лихорадки. И когда этот вопрос был улажен и планы согласованы, трест «Главзолото» снова получил независимый статус под руководством Серебровского.
Началось с того, что мне поручили обследовать некоторые шахты, которые работали не так хорошо, как следовало бы. Лето 1933 года я провел в Западной Сибири, в Саянах, где было оборудовано несколько современных шахт и фабрик по цианированию. Производство в этом районе не считалось полностью удовлетворительным, но проблемы были далеко не такими серьезными, как на уральских медных рудниках. Упростив используемые системы добычи руды и настояв на лучшей эксплуатации оборудования, мы смогли за очень короткое время добиться отличных результатов.
Более того, общаясь со здешними людьми, я испытывал уверенность в том, что они продолжат работу столь же эффективно после того, как я предоставлю их самим себе. Серебровский, сам опытный инженер, подбирал управленческий персонал с большим вниманием к его технической подготовке, чем некоторые другие большевистские руководители. Очевидно, он также лучше разбирался в людях, потому что количество вредителей в золотодобывающей промышленности всегда было чрезвычайно мало по сравнению с другими советскими отраслями промышленности. Существовала огромная разница между отношением к делу как управленцев, так и рабочих, на золотых приисках и на медных, свинцовых и цинковых рудниках, где я работал с 1930 года. Мне было приятно вернуться к этим поистине золотым людям.
Мой собственный опыт работы в России в то время охватывал примерно тот же период, что и существование «Главзолота», – пять лет. Мое знание русского языка теперь было достаточно для всех практических целей, и, поскольку мне давали различные задания, я досконально разбирался в организации и функционировании советской промышленности. Серебровский решил назначить меня на должность главного инспектора треста. В этом качестве я должен был заниматься рудниками, которые, судя по всему, нуждались в осмотре, постановке диагноза и назначении лечения. Чуть позже название моей должности изменилось, и я стал заместителем главного инженера треста по производству. В этом качестве я отвечал за работу всех рудников СССР.
В конце лета 1933 года я во второй раз приехал на Байкал, взяв с собой жену, и мы провели там всю зиму. В здешних местах зимы суровые, постоянно рискуешь отморозить нос и щеки, выходя в холода на улицу, а проблемы с добычей зимой весьма значительны. Но мы привыкли к холоду на Аляске и умели принимать меры предосторожности, так что у нас все было в порядке.
Впервые я посетил Иркутск осенью 1930 года и теперь был впечатлен переменами к лучшему, достигнутыми за три года. Золотые